— А как же ваши указания? — напомнила Ивонна.
— Сию минуту, доктор Кантер, — почтительно ответил управляющий.
Дальше все пошло как по маслу. Центральный купол был окружен целой сетью вспомогательных, с которыми он был связан туннелями. Там поддерживалось повышенное давление, что позволяло подводникам входить и выходить, не тратя много времени на декомпрессию и компрессию. Но при переходе по туннелям из главного купола, естественно, требовалось провести некоторое время в компрессионной камере. Состав атмосферы и давление в камере постепенно менялись, чтобы организм человека мог функционировать на глубине. В насыщенной гелием атмосфере голоса стали резкими до неразборчивости, так что Скип с Ивонной вдоволь наслушались собачьего лая, который Хайтауэр извергал на их бедные головы. Спасибо, выданные гостям шлемофоны несколько понижали частоту звуков. А местные к этому давно привыкли и даже разработали специальный высокочастотный диалект.
«Через две-три сотни лет, — подумал Скип, — тут может развиться целая подводная цивилизация».
В иллюминаторах компрессионной камеры зеленела вода, там и сям были видны подводные светильники и проблесковые маячки; на источенных водой камнях колыхались буро-зеленые водоросли; рыбы, крабы, омары, моллюски, головоногие; словно рыбы, проплывали люди, оставляя за собой шлейф пузырьков из макферсоновских «жабр», которые выделяли кислород из морской воды; верещащая касатка и ее погонщик…
«Новый мир! — восхищался про себя Скип. — Искусство, которое и не снилось жителям суши! Почему бы мне не осесть когда-нибудь в подводной колонии? Кое у кого тут уже есть свои семейные домики. Наверняка найдется место и для художника… Даже у Чарли Рассела не было такой натуры для его холстов!»
Пока Ивонна болтала с работниками лаборатории, Скип с интересом разглядывал причудливую научную аппаратуру. А когда Хайтауэр прокатил их на подводной лодке с прозрачным корпусом, Скип и вовсе выпал в осадок. И наконец, когда они вернулись на борт «Сержанта» и тот снялся с якоря. Скип в продолжение всего ужина буквально заговорил Ивонну. Впрочем, та находила его болтовню поистине великолепной. Ей передалось вдохновение Скипа. После ужина они отправились в дансинг Беллмана, где не обошлось без шампанского.
— Спасибо за чудесный день! — поблагодарила Скипа Ивонна, стоя у дверей своей каюты. — Это все ты.
— Тебе спасибо, — сказал Скип. — За компанию и за выпивку. — Тот факт, что за все платила она, он принимал с таким видом, как если бы богачом был он, а нищей она. — Помимо всего прочего мне было хорошо с тобой. Как славно было! Жаль, что все кончается.
— Мы можем и продолжить, — прошептала Ивонна. Ее глаза, губы, ее легкое движение вперед не могли быть истолкованы иначе. Поцелуй длился вечность. Причем Скипу Ивонна показалась куда лучше, чем он ожидал.
Наконец они разжали объятия. Ивонна открыла дверь, и Скип, естественно, попытался войти следом.
— Доброй ночи, Скип, — ласково сказала она, и Скип остановился. Она помедлила мгновение, но Скип не мог определить, хочет ли она, чтобы он настоял на своем. Она была первой высокоинтеллектуальной женщиной из ортодоксов, с которой ему пришлось сойтись настолько близко, да и восемь лет разницы в возрасте… — Доброй ночи, — повторила Ивонна и захлопнула дверь.
«Ладно, — подумал Скип. — Может, позже… Чего это я, собственно… любопытство, что ли?»
Не имея привычки рефлектировать по поводу собственных чувств, он побрел в свою каюту.
— Ну как? — спросил Эндрю Алмейда.
— Ничего, — ответили ему по видеотелефону. — Все наши комбинации человеко-сигманских фраз, посылаемые в широкой полосе частот, в том числе и на той, на которой он ответил впервые, когда подлетал к Земле три года назад… Все впустую. Ни ответа, ни привета.
— Черт! Может, радиосигналы не могут пройти сквозь его защитный экран?
— Уж если он может передать сигналы, как он делает все эти три года, то может и получить. Нет, я думаю, либо он не расценивает наш сигнал как предложение продолжить развитие контакта, либо мы по-прежнему мало интересуем его, а может, и еще что-нибудь такое, чего мы не понимаем.
— Проклятие! — Алмейда принялся кусать усы, что навело его на мысль, что их длина давно уже превысила уставную. — Ладно, по крайней мере, у русских с китайцами ничуть не лучше.
— Думаете, они тоже пытаются?
— Не думаю, а знаю. Разведка не дремлет. Мы ведь пытаемся!
— Зачем великие державы дублируют усилия? — спросил ученый. — Почему, полковник, мне было приказано докладывать только вам лично?
— В первом вопросе ответ на второй, — проворчал Алмейда. — Если мне придется повторить все то, что было сказано вам на инструктаже по секретности, вам придется подумать об увольнении.
Ван Ли поднял глаза. Его жена с митинга солидарности вернулась домой рано. Она стояла в дверном проеме, залитая лунным светом, который мерцал на перламутровых инкрустациях его старинного кресла с резными драконами. Свежо пахло жасмином, цвиркали цикады. Яо захлопнула дверь и включила лампу дневного света. Ван Ли сощурился.
— Что это ты в темноте сидишь? — спросила Яо.
— Просто хороший, тихий вечер, дорогая, — сказал Ван. — Как прошел митинг?
— Будь в тебе больше патриотизма, пришел бы и послушал. Ван отвел глаза от ее худенькой фигурки в грязно-коричневой форме.
— Я еще не пришел в себя после этого заседания с языком. Мы работали день и ночь, не жалея себя.
— Знаю я тебя, ты всегда отлыниваешь от митингов.
— Это же не мое дело. От каждого по способностям. Кроме того, нынче вечером мне есть о чем подумать.
Полминуты Яо помолчала, затем мягко, словно ища примирения, сказала:
— Да, милый, я знаю. О чем ты думаешь? Ван Ли заерзал в своем кресле.
— Я должен сочинить письмо Ивонне Кантер. По видеотелефону ее не достать, но я полагаю, что письмо, адресованное ей на базу Армстронг, наверняка попадет ей в руки, когда она вернется туда, где бы она ни была сейчас.
— Ты не нуждаешься в помощи американцев. — Яо подошла вплотную к креслу и, стоя над Ваном, погладила его по щеке.
— Почему бы и нет? Не забывай, что это с нее все началось. Но на сей раз я просто хочу выразить ей свое сочувствие по поводу случившегося с ней несчастья и заверить ее, что мы, ее китайские коллеги, счастливы видеть ее живой и здоровой. После всего случившегося не так-то легко…
— Что?!! — вновь возмутилась Яо. — Эта империалистка!.. — Она задохнулась от гнева. — Я понимаю, что писать нужно вежливо, но почему тебе тяжело писать по столь формальному поводу?
— Это письмо не должно быть формальным. Она чего доброго может подумать, что это подлое покушение инспирировано нашим правительством.
— Пусть себе думает, если у нее мания преследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54