Потом она увидела этого человека: он сидел один с бутылкой в руке, поблескивая бронированными стеклами очков. Рядом с ним было единственное свободное место.
В течение последующего часа они произнесли друг с другом не более ста слов. А потом он ненароком снял очки, чтоб протереть свои иллюминаторы краешком диванного покрывала, и тут она увидела его глаза: отливающие серо-голубым блеском, слегка прищуренные, чуть насмешливые, чуть загадочные – глаза, перед которыми нельзя устоять.
Через десять минут она взяла его за руку и повела к себе. Из-за его глаз, и потому что было воскресенье, и вообще. Укоризненный взгляд Ины она попросту проигнорировала…
Рената Краузе загасила сигарету и поставила пепельницу на место. Потом спустила ноги с постели, кончиками пальцев нащупала деревянные сандалеты и встала.
Сначала на кухню. Вынуть масло из холодильника, засыпать кофе в кофеварку, поставить вариться яйца. Только после этого душ.
Посвежевшая и уже почти одетая, она вернулась в комнату. Субъект в ее постели еще храпел – должно быть, после Канады он расправлялся теперь с сибирскими лесами. Она стянула с него одеяло и швырнула на кресло.
– Подъем!
Он появился в дверях, когда на первый поджаренный хлебец она уже намазала диетический творог и ежевичное желе. Небритый, нечесаный, но уже совсем одетый.
Рената молча показала на свободный стул с другого края стола, подвинула толстяку чашку с отбитой ручкой, прозрачный кофейник и нож. Пусть сам о себе позаботится.
Человек в очках первым делом опробовал желе, довольно кивнул и нанес почти сантиметровый слой на свой хлебец.
– Сама делала? – спросил он.
– Мать, – ответила она и подумала: как хорошо, что ее не будет целую неделю. Подобные субъекты в тот же вечер оказываются под дверью, уверяя, что всего лишь хотели записать рецепт джема. Если не быть начеку, заканчивается все это в отделе регистрации браков.
Она бросила нетерпеливый взгляд на кухонные часы. Если он сейчас уберется, она успеет еще не спеша почитать «Рундшау» и застелить постель. Она терпеть не могла возвращаться в неприбранную комнату.
Рената демонстративно взяла газету и укрылась за нею. Несколько минут царило молчание.
– В старом греческом мифе, – начал он вдруг, – была царица, которая собственноручно душила любовников на следующее утро. Она могла бы быть твоей прапрабабкой.
Рената невольно улыбнулась.
Но потом резко бросила:
– Она знала за что.
На лице мужчины в очках-иллюминаторах ничего не отразилось. Он взял блокнот, в котором жильцы огромной квартиры записывали, что надо купить, и нацарапал на листке несколько цифр. Затем подвинул блокнот на середину стола.
– Вот. Позвони, когда снова захочется кого-нибудь придушить.
– Немыслимо, – сказала она, проигнорировав блокнот.
Он не стал делать новых попыток, схватил куртку и быстро натянул на себя.
Когда он уже стоял в дверях, Рената сказала:
– Послушай, толстяк!
– Да?
– Ты был мил. Лучше, чем все эти мальчики под Роберта Редфорда. Такие великие соблазнители со всякими неотразимыми штучками.
– Пожалуй…
– Что значит, пожалуй?
Он выпрямился, стекла его очков блеснули.
– Что касается всех этих штучек, то у меня есть глаза, знаешь, на это клюют все. Мой коронный прием – глаза.
5
Когда Пахман выхватил автомат и открыл стрельбу, Грау оцепенел от ужаса. В недоумении уставился он на автомат, сеявший огонь прямо перед его глазами. Он инстинктивно уперся руками в руль, отодвинувшись как можно дальше.
После первой очереди Пахман прижался к нему вплотную, уперся локтями в его руки. Снова застрочил автомат. Крупным планом увидел перед собой водитель лицо стрелявшего: сильно прищуренные глаза, налившийся кровью шрам под левой скулой, плотно стиснутые губы.
Грау боялся пошевелиться. Треск выстрелов, звон рассыпающегося стекла, нечеловеческий крик, скрежет рикошетных пуль – все слилось в какой-то невыносимый вой.
Вдруг стало тихо.
Пахман опустил автомат, рукой уперся в дверцу водителя и рывком вернулся на место, потом подтянул за ствол автомат.
– Трогай! – прорычал он. – Трогай, скотина!
Этот крик вывел Грау из оцепенения.
Он включил первую скорость, отпустил сцепление, одновременно резко нажав газ.
Машина рванула вперед.
Грау вывернул руль влево, поворот на шоссе. Заднюю часть машины резко занесло. На какие-то доли секунды серые дорожные столбики оказались угрожающе близко. Затем машина выровнялась, Грау вырулил на среднюю полосу, они проскочили ресторан, обменный пункт валюты. Восточное направление.
Выезд для грузовиков!
Быстрый взгляд вправо.
Все чисто.
За исключением этой вытянувшейся на обочине тени.
Два сухих щелчка по металлу кузова. Окрик сзади, заглушённый ревом мотора, работающего на повышенных оборотах.
Непроизвольно светловолосый сбавил газ, заставляя себя глядеть на дорогу, только вперед. Снова руль вправо, иначе они угодят в опасный узкий поворот у выезда на шоссе.
– Жми на газ, скотина, газ!
Грау пристроился перед грузовиком с огромным контейнером, ища прикрытия сзади.
Стон с заднего сиденья, там сидит шеф. Вздох, будто кто-то из последних сил пытается противостоять страшной, невыносимой боли. Но Фолькеру Грау теперь все равно.
Быстрее, быстрее, дальше, как можно дальше от этого места!
Плавный поворот влево. Светловолосый направляет машину во внутренний ряд. Спидометр показывает 180. Потом снова по прямой, длинная серая полоса, обсаженная кустарником и деревьями…
Мелькнуло большое голубое пятно, высветились крупные белые буквы: Ахен-Бранд – 1000 метров.
– Тише! – крикнул Пахман. – Давай туда!
– Ты что, с ума сошел? Надо быстрее убираться отсюда!
Человек со шрамом наклонился, вытащил автомат и еще не остывшим дулом ткнул Грау меж ребер.
– Сейчас приказываю я!
Все равно не сумеет выстрелить, подумал светловолосый. При скорости сто восемьдесят. Но было в голосе Пахмана нечто, что исключало возражения.
Тормоз, и снова юз. Почти вплотную к ограждению вписался Грау в поворот, по узкой плавной кривой приблизился к выезду на Ахенское шоссе.
Внизу светофор: красный!
Грау не поверил глазам: прямо перед ними бензоколонка «Шелл», автомастерские «Бош» и отделение «Форда». Дома по обе стороны дороги. Они приземлились в населенном районе.
– Нам надо назад, на шоссе! – крикнул он. – Здесь они нас сразу зацапают!
– Болван!
Пахман хладнокровно изучал указатель на другой стороне улицы. Налево в Ахен – это исключено. Зато направо – Штольберг, Корнели-Мюнстер, Моншау…
– Сюда! – скомандовал он. – По направлению к Айфелю!
Светофор все еще горел красным – вот уже двадцать секунд.
Стон сзади.
Грау обернулся: шеф скорчился в своем углу, глаза закрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48