Вот в эдакие-то минуты я и узнал его душу, и хоть и много у меня другов-приятелей в Петербурге, а таких кровных друзей, родных по душе, как Алеша Галкин – вот этот самый, – таких у меня других нет. И сколько я его люблю, столько он меня любит. Так вот, князь, эдакого приятеля, я признаюсь, и решился к вам с собой прихватить. Хотел, чтобы филозоф Телепнев с ним познакомился и перестал относиться к нему вражески, никогда в глаза не видавши. А что вы мне преподали некоторого рода урок за мой не совсем деликатный поступок, то вы правильно поступили. Ну, а теперь скажу тоже: «Кто старое вспомянет, тому глаз вон».
И граф, извинившись перед соседкой, протянул через нее руку хозяину. Князь быстро приподнялся, и оба крепко пожали друг другу руки.
XXIV
После обеда все перешли в диванную, и беседа оживилась. Граф Орлов рассказывал анекдоты, острил и смешил всех до слез. Все точно сразу ожили, все были довольны. Беда миновала, путаница распуталась, и все кончилось благополучно. Все были не только веселы, но, казалось, все были счастливы. Только один хозяин, говоривший громче всех, смеявшийся больше всех, изредка вдруг смолкал, и легкая тень появлялась на его лице или же он, едва заметно для других, подавлял в себе глубокий вздох.
В диванную подали десерт и множество всяких наливок. Граф оживился, перепробовав все наливки, и становился все веселее.
– Вот что, хозяин! – вдруг громко выговорил он, шлепнув себя рукой по ноге. – Давайте-ка мы с вами, князь, о деле рассуждать. Ведь тут все свои люди. Ваша семья, да я с другом. Вы сказывали, что мой Алеша вам по душе пришелся, что вы его полюбили в несколько часов так, как если бы знали несколько лет. Так ли это? Правда ли это?
– Вестимо, – отозвался князь, – я же сказал. А от своих слов я не отрекаюсь.
– И правы вы. Малый золотой. И при нем говорю это и без него скажу. Недаром мы с ним первые друзья! Давайте же, родной мой, разные российские обычаи, самые коренные – побоку махнем! Хотите?
– Не понимаю, граф, – отозвался Филозоф, но слегка дрогнувшим голосом, так как тотчас же сообразил, про что говорит Орлов.
– Позволите ли вы? Да, впрочем, должны позволить… Вы филозоф. Вы должны любить и должны желать все эдакие обычаи, светские условия, выдумки людские почаще побоку… Ведь вы филозоф. Ну, вот скажите: если нравится вам Алеша так же, как и мне? Да если вдруг окажется такое диковинное обстоятельство, что мой Алеша любит княжну, а княжна тоже его любит, да и давно влюблены они друг в дружку – что вы на это скажете, князь?
Все присутствующие обмерли от слов Орлова и боязливо уставились на князя, ожидая его ответа.
– Что ж я… – зашептал он. – Я, право, граф… Я слышал, знал это… Сестра говорила. Но я господина Галкина не знал и ничего ответить не мог.
– Понятное дело! Но теперь-то вы его знаете и даже полюбили… Ну и давайте, князь, вот так-то, тут при всех: раз, два, три и готово!
Орлов хлопнул три раза в ладоши.
– Я сват. Раз! Сватаю моего друга. Два! Предлагаю вам его руку и его сердце для вашей княжны. Три! Согласны вы? Я и посаженым буду.
Наступило молчание, и продолжалось одно мгновение. Но это мгновение показалось вечностью всем, трепетно ожидавшим первого слова князя.
– Что ж я, – выговорил Филозоф, разведя руками. – Я ничего… Я, право… Как хотите…
– Да мы-то все хотим! – рассмеялся Орлов громко, и, поднявшись, он обнял сидящего князя.
– Золотой вы мой! Бриллиантовый! Мы все хотим. Вы-то вот захотите.
– Я что ж… Я…
– Ну, давайте расцелуемся, да и согласимся.
– Ей-Богу… Я, право… Я, граф… Я, то есть Алексей Григорьевич, – бормотал князь.
– Я сватаю друга. Я посаженый. Закатим бал, какого в Москве не бывало. Царица на бале будет и в первой паре с князем Телепневым пройдет в полонезе. Ну, филозоф, голубчик, родной, живо говори, согласен?
– Да я, граф!..
– Говори «согласен»!
– Ну, согласен.
Едва только князь успел выговорить это слово, как Орлов обхватил его, приподнял богатырскими руками с кресла и расцеловал несколько раз в обе щеки.
– Ну, образ несите родителю! – обернулся он. – Благословлять сейчас. Ну, княжна, целуйте родителя! И ты, Алексей, целуй! Благодарите!
Юлочка бросилась на шею к отцу и стала горячо целовать его. Но Филозоф только раз чмокнул дочь в щеку как бы бессознательно. Потом точно так же поцеловался он три раза с Галкиным и, совершенно смущенный и растерянный, чувствовал, что все перед ним идет кругом. Какой-то круговорот и неведомо: хороший ли, худой ли. Ведомо одно: если все это и хорошо, но много хуже того, что еще несколько часов тому назад представлялось ему.
Егузинская, сияющая и счастливая, принесла из спальни князя семейный образ. Князь благословил дочь и жениха. Начались целованья и всеобщая радость.
Наконец Орлов заметил, что пред балом надо всем отдохнуть – и хозяину и им – двум гостям.
Князь как будто даже обрадовался предложению. Проводив Орлова до маленькой гостиной на краю дома, где уже успели поставить кровать, князь прошел к себе в горницы и тотчас же вызвал к себе сестру.
Когда Егузинская вошла к нему, он встретил ее, ухмыляясь насмешливо.
– Что, сестрица! Давно мы с вами друг дружку знаем. А вот вы меня не знали… Думали, что я с великими вельможами, как какой-нибудь подьячий или прохвост, лицом в грязь ударю или меня лихорадка трясти начнет. А вот на деле-то не то. Вот я все-таки проучил вашего Орлова! Он мне нравится – душа человек, прелестный, а все-таки я его проучил: не вези ко мне без моего спросу хоть бы даже своих приятелей. Ну, а на его счастье, да и на ваше, потрафилось все совсем особо… Что ж делать, ваша правда, славный малый эта «галка». Ну и Бог с нею, пускай он женится на Юлочке. Все произошло, слава Богу… Но урок-то все-таки я Орлову дал! Каков я был филозоф, таков и остался, таковым и останусь! Ну, вот все, сестрица. Теперь идите да тоже отдохните. Часа через два съезжаться начнут, надо нам быть на ногах.
Егузинская выслушала все, не проронив ни слова. Она пристально смотрела в лицо братца и, казалось, думала: «Кто тебя разберет! Ничего как есть не поймешь. Зачем тебе было учить? Ну, спасибо, на доброго человека налетел».
Егузинская прошла в горницы к племяннице, где был и князь с женой. Юлочка безумствовала: прыгала, кружилась, кидалась ко всем на шею и всех целовала.
– Чудодей – твой батюшка-родитель, – сказала Егузинская молодому князю.
– Нет, тетушка, – отозвался Егор, – я только сегодня понял всем сердцем, какой батюшка человек. Ему хоть с королями разными и с императорами водиться. Как это у него все выходит. Меня, тетушка, раз двадцать в жар и в озноб швыряло за весь-то день. А вон оно, что вышло-то! По правде-то сказать, тетушка, ничего даже не разберешь.
– То-то, голубчик мой, и мне так-то сдается, что ничего не разберешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32