Египет являлся для Греции важной хлебной житницей. Без захвата этой страны завоевание Ахеменидской державы не могло бы считаться завершенным.
Отправившись из покоренной Газы, Александр на седьмой день прибыл в Пелусий [Арриан, 3, 1, 1 иначе: Руф, 4, 7, 2]. Там он застал свой флот, уже приплывший из Финикии. Отправив корабли по Нилу к Мемфису, Александр пересек Аравийскую пустыню и явился в Гелиополь, а оттуда – в Мемфис. В древней столице Египта он был коронован в качестве египетского царя [Пс. – Каллисфен, 1, 34, 2], получив стандартные титулы фараонов, и устроил гимнастические и мусические игры. В них приняли участие самые знаменитые артисты, съехавшиеся со всей Греции. Из Мемфиса Александр отплыл на север страны.
В низовьях Нила Александр основал город (по Руфу и Диодору, после поездки к оракулу Аммона; мы следуем изложению Арриана), существующий и в настоящее время и играющий важнейшую роль в экономической и политической жизни Египта, – Александрию. Новый город должен был принять его греко-македонских ветеранов и других переселенцев из Греции; таким образом, делался важный шаг на пути осуществления колонизационной программы, выдвинутой греческой публицистикой IV в. Александрия должна была стать оплотом македонского господства в Египте, проводником греко-македонского влияния на коренное население страны, сосредоточить в своих руках египетскую торговлю в Средиземноморье. Формально Александрия в Египет, по-видимому, не входила, именуясь «Александрией при Египте», а не «в Египте». После смерти Александра Птолемей I сделал Александрию своей столицей, и она оставалась политико-административным центром Египта до завоевания страны арабами, создавшими новую столицу – Каир. Уже при первых Птолемеях Александрия стала играть ведущую роль в духовной жизни всего греческого мира.
Александр сам занимался планировкой города [Арриан, 3, 1, 5]. Античная традиция изображает дело так, будто он на местности размечал, где вести стену, строить здания и устраивать агору, посыпая землю мукой, и что прорицатели увидели в этом добрый знак, говорящий о грядущем богатстве города (Арриан, 3, 2, 1–2]. По другому рассказу [Плутарх, Алекс, 26], во сне к Александру явился почтенный старец (Гомер) И побудил его основать город около о-ва Фарос. Когда Замечали план города, мела под рукой не оказалось, и на черную землю высыпали муку. Внезапно налетело великое множество птиц, которые склевали всю муку. Этот случай был истолкован как предзнаменование того, что новый город прокормит много разного народа. Руф [4, 8, 6] приводит легенду, будто Александр, следуя македонскому обычаю, обозначил ячменем стены будущего города; птицы склевали ячмень, но прорицатели истолковали, что это к добру. Вероятно, Руф наиболее точно показывает реальные истоки преданий о благих знамениях, сопровождавших основание города.
Пребывание в Египте сыграло исключительную роль в духовном развитии Александра. Переломным моментом в его жизни явилась экспедиция к оазису Сива, расположенному в глубине пустыни западнее Нила, где находился оракул верховного египетского бога Аммона, которого греки отождествляли с Зевсом.
В повествовании Арриана [3, 3, 2] и Руфа [4, 7, 8] настойчиво звучит мысль о том, что Александр еще до поездки к оракулу Аммона то ли считал Аммона-Зевса своим отцом, то ли хотел внушить другим такую мысль; с этим связывается его поход в оазис Сива. Само по себе указанное допущение не невероятно: титулатура Александра в качестве египетского фараона содержала наряду с прочим и наименование его сыном Аммона-Ра. Но если это так, то для провозглашения Александра сыном бога и получения признания его божественной сущности не нужно было отправляться в оазис Сива. Вероятно, в окружении царя в связи с его новыми титулами велись разговоры о нем как о сыне Аммона, однако этому титулу не придавалось серьезного значения. Египетская титулатура фараона воспринималась лишь как неизбежная формальность.
Первоначальный замысел Александра состоял, как кажется, в том, чтобы получить у оракула, чтимого также и в эллинском мире, предсказания на будущее. Благоприятное пророчество Аммона-Зевса, обретенное в оазисе Сива, могло послужить впечатляющей демонстрацией в его пользу. Имело для него значение и то обстоятельство, что, согласно греческим преданиям, этот храм посещали Геракл и Персей – оба мифических предка Александра [Арриан, 3, 3, 1; Страбон, 17, 814, со ссылкой на Каллисфена].
Поход через пустыню был, очевидно, долгим и трудным; идти приходилось по песчаному бездорожью, с трудом ориентируясь, теряя направление. Традиция разукрасила рассказы об этом эпизоде фантастическими подробностями, которые должны были свидетельствовать о благосклонном вмешательстве божества, указавшего правильный путь: о двух говорящих змеях, ведших якобы царя по верной дороге; о воронах, летевших перед отрядом и показывавших дорогу [Арриан, 3 3, 5–5; Плутарх, Алекс, 27]. Достоверно, по-видимому, то, что во время перехода воины Александра были спасены проливным дождем от изнурительной жажды, что змеи ползали и вороны летали р что карканье последних справа от дороги проводники расценили как благоприятное предзнаменование [Диодор, 17, 49, 5–6; ср.: Руф, 4, 7, 14–15].
Арриан [3, 4, 5]? говоря о пребывании Александра в храме, ограничивается неопределенными высказываниями: царь вопросил оракула и, услышав то, что, по его словам, было ему по душе, вернулся в Египет. Диодор [17, 51] пишет, что, когда Александра ввели в храм и он увидел бога, самый старый из пророков подошел к нему и сказал: «Привет, сыне! И это же приветствие прими от бога». «Принимаю, отче, – отвечал Александр, – и позже буду называться твоим, но если ты дашь мне власть над всею землею»· Жрец-пророк вошел в святое святых и затем, пока совершались ритуальные церемонии, сказал Александру, что бог даст ему то, что он просит. «Напоследок, – сказал еще Александр, – о боже, открой мне то, что я стремлюсь узнать: всех ли я уже уничтожил убийц моего отца, или же кто-нибудь скрылся?». «Не кощунствуй, – вскричал пророк, – пет такого человека, кто бы мог злоумыслить на породившего тебя, но всех убийц Филиппа постигло наказание. А доказательством рождения от бога будет грандиозный успех в деяниях; ведь и прежде ты не терпел поражений, а после этого ты вообще будешь непобедим» [ср. также: Юстин, 11, 11, 2 – 13]. Такой же рассказ, но, естественно, с неблагоприятными для Александра комментариями, включил в свое сочинение Руф [4, 7, 25–32] и со ссылкой на «большинство» сохранил Плутарх [Алекс, 27]. Однако он сообщает своему читателю и другое предание: будто вместо щ рбйдЯпн – «сынок» жрец, на вполне хорошо говоривший по-гречески, сказал щ рбйдЯпт – «сыне Зевса» и будто Александр обрадовался этой ошибке, и с того времени пошла молва, что бог признал его сыном Зевса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Отправившись из покоренной Газы, Александр на седьмой день прибыл в Пелусий [Арриан, 3, 1, 1 иначе: Руф, 4, 7, 2]. Там он застал свой флот, уже приплывший из Финикии. Отправив корабли по Нилу к Мемфису, Александр пересек Аравийскую пустыню и явился в Гелиополь, а оттуда – в Мемфис. В древней столице Египта он был коронован в качестве египетского царя [Пс. – Каллисфен, 1, 34, 2], получив стандартные титулы фараонов, и устроил гимнастические и мусические игры. В них приняли участие самые знаменитые артисты, съехавшиеся со всей Греции. Из Мемфиса Александр отплыл на север страны.
В низовьях Нила Александр основал город (по Руфу и Диодору, после поездки к оракулу Аммона; мы следуем изложению Арриана), существующий и в настоящее время и играющий важнейшую роль в экономической и политической жизни Египта, – Александрию. Новый город должен был принять его греко-македонских ветеранов и других переселенцев из Греции; таким образом, делался важный шаг на пути осуществления колонизационной программы, выдвинутой греческой публицистикой IV в. Александрия должна была стать оплотом македонского господства в Египте, проводником греко-македонского влияния на коренное население страны, сосредоточить в своих руках египетскую торговлю в Средиземноморье. Формально Александрия в Египет, по-видимому, не входила, именуясь «Александрией при Египте», а не «в Египте». После смерти Александра Птолемей I сделал Александрию своей столицей, и она оставалась политико-административным центром Египта до завоевания страны арабами, создавшими новую столицу – Каир. Уже при первых Птолемеях Александрия стала играть ведущую роль в духовной жизни всего греческого мира.
Александр сам занимался планировкой города [Арриан, 3, 1, 5]. Античная традиция изображает дело так, будто он на местности размечал, где вести стену, строить здания и устраивать агору, посыпая землю мукой, и что прорицатели увидели в этом добрый знак, говорящий о грядущем богатстве города (Арриан, 3, 2, 1–2]. По другому рассказу [Плутарх, Алекс, 26], во сне к Александру явился почтенный старец (Гомер) И побудил его основать город около о-ва Фарос. Когда Замечали план города, мела под рукой не оказалось, и на черную землю высыпали муку. Внезапно налетело великое множество птиц, которые склевали всю муку. Этот случай был истолкован как предзнаменование того, что новый город прокормит много разного народа. Руф [4, 8, 6] приводит легенду, будто Александр, следуя македонскому обычаю, обозначил ячменем стены будущего города; птицы склевали ячмень, но прорицатели истолковали, что это к добру. Вероятно, Руф наиболее точно показывает реальные истоки преданий о благих знамениях, сопровождавших основание города.
Пребывание в Египте сыграло исключительную роль в духовном развитии Александра. Переломным моментом в его жизни явилась экспедиция к оазису Сива, расположенному в глубине пустыни западнее Нила, где находился оракул верховного египетского бога Аммона, которого греки отождествляли с Зевсом.
В повествовании Арриана [3, 3, 2] и Руфа [4, 7, 8] настойчиво звучит мысль о том, что Александр еще до поездки к оракулу Аммона то ли считал Аммона-Зевса своим отцом, то ли хотел внушить другим такую мысль; с этим связывается его поход в оазис Сива. Само по себе указанное допущение не невероятно: титулатура Александра в качестве египетского фараона содержала наряду с прочим и наименование его сыном Аммона-Ра. Но если это так, то для провозглашения Александра сыном бога и получения признания его божественной сущности не нужно было отправляться в оазис Сива. Вероятно, в окружении царя в связи с его новыми титулами велись разговоры о нем как о сыне Аммона, однако этому титулу не придавалось серьезного значения. Египетская титулатура фараона воспринималась лишь как неизбежная формальность.
Первоначальный замысел Александра состоял, как кажется, в том, чтобы получить у оракула, чтимого также и в эллинском мире, предсказания на будущее. Благоприятное пророчество Аммона-Зевса, обретенное в оазисе Сива, могло послужить впечатляющей демонстрацией в его пользу. Имело для него значение и то обстоятельство, что, согласно греческим преданиям, этот храм посещали Геракл и Персей – оба мифических предка Александра [Арриан, 3, 3, 1; Страбон, 17, 814, со ссылкой на Каллисфена].
Поход через пустыню был, очевидно, долгим и трудным; идти приходилось по песчаному бездорожью, с трудом ориентируясь, теряя направление. Традиция разукрасила рассказы об этом эпизоде фантастическими подробностями, которые должны были свидетельствовать о благосклонном вмешательстве божества, указавшего правильный путь: о двух говорящих змеях, ведших якобы царя по верной дороге; о воронах, летевших перед отрядом и показывавших дорогу [Арриан, 3 3, 5–5; Плутарх, Алекс, 27]. Достоверно, по-видимому, то, что во время перехода воины Александра были спасены проливным дождем от изнурительной жажды, что змеи ползали и вороны летали р что карканье последних справа от дороги проводники расценили как благоприятное предзнаменование [Диодор, 17, 49, 5–6; ср.: Руф, 4, 7, 14–15].
Арриан [3, 4, 5]? говоря о пребывании Александра в храме, ограничивается неопределенными высказываниями: царь вопросил оракула и, услышав то, что, по его словам, было ему по душе, вернулся в Египет. Диодор [17, 51] пишет, что, когда Александра ввели в храм и он увидел бога, самый старый из пророков подошел к нему и сказал: «Привет, сыне! И это же приветствие прими от бога». «Принимаю, отче, – отвечал Александр, – и позже буду называться твоим, но если ты дашь мне власть над всею землею»· Жрец-пророк вошел в святое святых и затем, пока совершались ритуальные церемонии, сказал Александру, что бог даст ему то, что он просит. «Напоследок, – сказал еще Александр, – о боже, открой мне то, что я стремлюсь узнать: всех ли я уже уничтожил убийц моего отца, или же кто-нибудь скрылся?». «Не кощунствуй, – вскричал пророк, – пет такого человека, кто бы мог злоумыслить на породившего тебя, но всех убийц Филиппа постигло наказание. А доказательством рождения от бога будет грандиозный успех в деяниях; ведь и прежде ты не терпел поражений, а после этого ты вообще будешь непобедим» [ср. также: Юстин, 11, 11, 2 – 13]. Такой же рассказ, но, естественно, с неблагоприятными для Александра комментариями, включил в свое сочинение Руф [4, 7, 25–32] и со ссылкой на «большинство» сохранил Плутарх [Алекс, 27]. Однако он сообщает своему читателю и другое предание: будто вместо щ рбйдЯпн – «сынок» жрец, на вполне хорошо говоривший по-гречески, сказал щ рбйдЯпт – «сыне Зевса» и будто Александр обрадовался этой ошибке, и с того времени пошла молва, что бог признал его сыном Зевса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62