– Что? Нет, не беспокойся. Я хотела…
– Озябла? Если хочешь, можем зайти в каюту.
– Нет, я…
Засмеявшись, он опускает безупречную ладонь на мою ногу, пресекая всяческие попытки возразить.
– Ха, именно это мне в тебе и нравится, Энджел, – говорит он, светясь от радости и не давая мне вставить ни слова. – Тебе так мало нужно.
– Разве? – Я с трудом сглатываю, пытаясь унять дрожь в коленке, на которой лежат его длинные пальцы.
– Oui, тебя очень просто порадовать. Глядя на тебя, мне самому становится хорошо. Надеюсь, тебе все это понравилось. – Он делает широкий взмах рукой.
– Еще бы, сказочная красотища.
– Merci bien. И я, поверь мне, очень рад, что ты пришла.
Беспокойно ерзаю, поглядывая на его руку, которую он и не думает убирать с моей ноги, словно именно там ей и положено находиться. Я, конечно, понимаю, что европейцы гораздо раскованнее нас, жителей Великобритании, и, на взгляд Дидье, это вполне невинный жест, хотя, если бы сейчас нас увидел Коннор, он отрубил бы эту руку по локоть и засунул в одно неприятное место. Мне так хочется поскорее попросить француза об одном крохотном, малюсеньком одолжении и незаметно смыться. А дома, забравшись под одеяло, спокойно уснуть в обнимку с футболкой своего ненаглядного.
– Видишь ли, многие из тех, с кем мне приходится общаться… – Дидье вздыхает, наконец-то убрав руку с коленки – лишь затем, чтобы положить ее на спинку скамьи за моими плечами.
Из огня да в полымя. Вежливо откашлявшись, пытаюсь сосредоточиться.
– … в действительности эти люди не любят Дидье. – Он прикладывает руку к груди. – Никого не интересует, каков Дидье Лафит в душе. Не подумай, будто я жалуюсь, но шоу-бизнес – жестокая штука. Пока мои альбомы хорошо покупают, я всем нужен, все стараются мне угодить, но до любви тут далеко. Эти люди, как бы выразиться…
– Как перелетные птицы? – подсказываю я.
– Да, отличное сравнение. – Он невесело улыбается. – Перелетные птицы. Однодневки.
Дидье говорит, а я наблюдаю за его рукой: он постоянно жестикулирует. С таким же успехом мы вполне могли бы общаться на языке глухонемых – я бы вполне поняла его и без слов.
– И что страшнее всего, – продолжает Дидье, – им все время что-то нужно. От меня постоянно чего-то хотят: дай нам то, отведи туда, сделай то-то.
– М-м, – еле слышно протягиваю я.
«Черт побери».
– Они мне не друзья, – вздыхает француз. – Ни одного из тех, кого ты здесь видишь, я не могу с чистым сердцем назвать своим другом. А вот ты не такая.
Черт. Теперь чувствую себя гадкой, как тарантул.
– Не пойми превратно, я люблю делать людям приятное, но есть вещи, которые даются мне с трудом. Например, интервью.
– Интервью, – хрипло вторю я.
Как же я раньше не догадалась.
– Совершенно верно. Видишь ли, я очень нервничаю, когда мне приходится говорить на чужом языке. Как здесь, в Великобритании.
– Дидье, да ты превосходно знаешь английский!
Его зацелованные солнцем щечки вспыхивают ровным румянцем.
– Только с тобой, Энджел. Потому что мы друзья и ты француженка – так что мне с тобой спокойно.
«Уф, все не так и безнадежно».
– Но телевидение, радио или пресс-конференции – дело совсем другое. Я могу неверно выразиться, или мои слова неправильно истолкуют и выставят меня в каком-нибудь невыгодном свете.
Надежда прыгает за борт и торопливо гребет к берегу.
– Моя боязнь говорить на публике порождает проблемы с прессой. Меня преследуют, стараются подловить в неловких ситуациях, распускают нелепые слухи из-за того, что я не люблю давать интервью. Будто я высокомерен и не желаю опускаться до разговоров с общественностью. Ты меня понимаешь?
– Понимаю.
Согласна, я двуликая гадина, ничуть не лучше Хламидии и остальной утонченно-изысканной публики и тоже ищу одну лишь выгоду от нашего с Дидье знакомства. Но, черт побери, было бы здорово хоть чуточку, пусть самую малость продвинуться по служебной лестнице. Мне это нужно, Господь не даст соврать.
Сижу вот, смотрю на Дидье и потихоньку понимаю, что все-таки не в деньгах счастье. Он, может, и знаменит, и удачлив, и поклонников у него куча – любой футбольной команде на зависть, только вот человек он одинокий. Друга бы ему – хотя по сравнению с теми людьми, которых я здесь видела, даже я воплощение преданности. Так, пожалуй, и стану единственным его другом – на время: я одна, он одинок. В конце концов, ничего предосудительного нет в том, чтобы недельку-другую оторваться, вкусить немного роскоши, побаловать себя – не вечно же завидовать, как другие шикуют.
– Энджел, прости меня, пожалуйста, – говорит Дидье, поднимаясь со скамьи и протягивая мне руку. – Я, должно быть, совсем тебя утомил; так бездумно занял твой единственный выходной. Только и говорю, что о себе да о своих горестях, а тебе так необходим отдых, ведь медсестрам приходится несладко.
– Неужели? – переспрашиваю я. – Ах да, несладко.
Беру его руку и соскальзываю со скамейки, как маленькая лживая жаба, жаба – да и только. Дидье, улыбнувшись, подается вперед и целует меня в обе щечки. «Замечательная у них, у французов, традиция, – проносится в голове, – жаль, что не прижилась по нашу сторону Ла-Манша».
– Сейчас договорюсь с человеком, и тебя отвезут домой, – говорит он, прищелкивая столь могущественными пальцами. – Нам обязательно надо еще встретиться, и чем скорее, тем лучше. Правда, сначала я хотел попросить тебя об одолжении.
– Конечно, проси.
«Ты, случайно, не хочешь напроситься на какую-нибудь весьма посредственную радиопрограмму?» Нет, конечно, нет.
– Хм. Для меня будет лучше, если о наших встречах и разговорах никто не узнает. Я нисколько не сомневаюсь, что ты не станешь об этом трезвонить направо и налево, однако подумал, что о таких вещах лучше договариваться заранее. Видишь ли, пресса и репортеры готовы на любую подлость: обведут вокруг пальца – и не догадаешься. Для меня наши отношения – нечто особенное, то, чего «перелетным птицам» попросту не понять. Договорились? – спрашивает он, и по голосу чувствуется, как ему неловко просить.
– Какие могут быть разговоры. Разумеется, все останется между нами, – с улыбкой отвечаю я, прижимая к себе рюкзачок, и добавляю, похлопав его по плечу: – Положись на меня, старина.
Глава 16
МАНЯЩЕЕ КАЛИФОРНИЙСКОЕ СОЛНЦЕ
– Свидание с Дидье Лафитом? – в один голос вскрикивают Мег с Кери.
Знаю, я обещала никому не говорить о нашей встрече. Но ведь Дидье наверняка имел в виду серьезных людей: шишек от индустрии музыки и самых ярых представителей СМИ. Да, Кери у нас действительно пишет статейки в жанре светских бредней, да вот изданию, на которое она работает, всемирная известность еще только снится. А, кроме того, она не станет рисковать репутацией лучшей подруги ради какой-то крохотной заметки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98