– А теперь о Викторе. Ты знаешь, он просто пал духом. Он сломлен, убит. Умоляю тебя, объясни…
– Он, видимо, прекрасно сыграл роль…
– Нет, он в самом деле искренне страдает.
– Делает вид, что страдает. Это человек, который может заставить тебя развязать ему галстук, потому что сумеет сделать вид, что без тебя ему ни за что не справиться.
Рейчел внимательно прислушивалась не только к тому, что говорит дочь, но и к тому, как она это говорит.
– Мне кажется, что за этим что-то стоит, о чем ты не хочешь говорить.
– Не будь такой подозрительной.
– По твоим глазам все видно и так. – Рейчел изящным движением долила кофе из сияющего серебром кофейника и протянула чашечку Ханне. Дочь хранила напряженное молчание.
Себе Рейчел решила выбрать что-нибудь из вазы с фруктами, которую она некоторое время рассматривала так, словно перед ней скульптура из музея Метрополитен. И, взяв красиво очищенную дольку яблока, продолжила все тем же тоном:
– Я не могу настаивать и требовать от тебя откровенных признаний. Для этого мы никогда не были с тобой слишком близки, так ведь?
– Пожалуй.
Слова Рейчел поднимали в памяти одну волну за другой.
– Меня очень порадовала твоя речь на выпускном вечере, тогда мы на какое-то время подружились. А потом, когда Сэм ушел…
– Умер. Сэм не ушел. Он мертв. И ты… – голос Ханны задрожал, словно она вот-вот потеряет контроль над своими чувствами. – И ты сказала, что лучше бы это случилось со мной. Я простила тебя, но я никогда не смогу забыть этих слов.
У Рейчел навернулись слезы:
– Думаешь, я забыла? Неужели ты думаешь, я не вспоминаю их каждый день, желая вернуть их обратно? Мне очень хотелось бы подружиться с тобой, чтобы мы стали настоящими друзьями, которые любят друг друга и помогают друг другу в трудную минуту. Я мечтаю об этом, Ханна.
– Ты никогда не говорила об этом прежде.
– Но это так. Мы должны стать единой семьей. Маркус, я, ты, Элеонора и Виктор. Видишь ли, вы – это все, что у нас есть. И мы нужны друг другу. Тебе нужен Виктор. Будь честной сама с собой. Ты ведь все еще любишь его?
– В зависимости от того, что называть, что считать любовью…
– Хорошо, придется мне пойти в первый класс. Я не знаю, что имею в виду, говоря «любовь». Тогда попробуем сказать иначе. Ты все еще хочешь его?
– Если хочешь знать, я собираюсь пойти к психиатру.
Рейчел покачала головой от огорчения.
– Я говорю всего лишь о постели. О сексе.
– Хочешь узнать правду?
Рейчел взглянула на внучку, которая пыталась накормить картофельным пюре свою куклу:
– Пожалуйста, не при ребенке.
Ханна засмеялась:
– Не бойся, я сумею найти подходящие слова. Уж мне ли в новинку находить более адекватные выражения вместо не совсем удачных. Я все-таки журналист. Так вот. До рождения Элеоноры, когда мы занимались любовью, я чувствовала себя, словно балерина. И когда мы начинали, я уже не могла остановиться, я готова была заниматься этим еще, и еще, и еще, до тех пор, пока не умру. Ты понимаешь, о чем я?..
– Так я влюбилась только однажды…
– Ты имеешь в виду отца?
Отца? Рейчел долго не могла понять, о ком говорит Ханна.
– Нет, дорогая. К сожалению, это был другой человек. Моя первая любовь. Его убили на первой мировой войне.
– О, мама!
– Вилли Лоуренс спас мне жизнь, но не смог спасти свою. Но я никогда не прощу ему, что он бросил нас.
– Это несправедливо.
– А жизнь вообще очень несправедлива. Он бросил меня с двумя детишками на руках и с кучей долгов – выше Эмпайер Стейт Билдинг. Нас бы выбросили на улицу, если бы в моей жизни не появился Маркус.
– Ты настолько ненавидишь его?
– Не мне его судить. Я не имею на это права. И ты тоже. А теперь вернемся к Виктору, вспомни, что ему пришлось пережить. Плавание на подводной лодке, прыжок в воду – а он знал, что в него будут стрелять, и не имел ни малейшего представления, что патрульная служба спасет его. Ты помогла ему. Ему выдали кредит, а теперь он должен постоянно подводить дебет. И то, что в постели…
– Ради Бога, мама…
– Он отвечает твоим представлениям как любовник?
Ханна пристально посмотрела на мать:
– Тебе все-таки хочется узнать, что он сделал? Он давал мне таблетки, чтобы возбуждать мое желание. Это было еще до рождения Элеоноры. Очень вредные для здоровья таблетки. Они могли убить и меня и ребенка. Так сказал доктор Леви.
– К сожалению, у Аарона весьма устаревшие представления о жизни. Он считал и, наверное, по сей день считает, что женщина создана для того, чтобы рожать, и для того, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Но доставляет ли это удовольствие ей? Об этом в его кодексе не говорится ни слова. А Виктор старался сделать так, чтобы ты получила максимум удовольствия. Попробуй понять, почему он решился давать таблетки.
Ханна уже ходила по этой тропинке умозаключений. Она готова была признать и то, что Виктор замечательный, заботливый отец. Каждый вечер он читал Элеоноре вслух книжки перед сном. Пел ей песенки. А когда девочка простудилась, помогал растирать ей грудку и давал питье.
– Попробуй еще раз…
Ханна покачала головой с сомнением. Было еще кое-что, о чем она так и не смогла сказать Рейчел.
Мать взяла дочь за локоть:
– Ты меня очень беспокоишь. Ты выглядишь такой измученной.
– У меня бессонница. Не могу уснуть из-за того, что чувствую себя такой одинокой.
– Перебирайся ко мне. Я знаю, что я просто ужасная мать. Но, быть может, мне лучше удастся роль друга? Оставайся здесь хоть сию минуту.
Ханна отпила последний глоток кофе и с легкой гримасой зажала кубик льда между зубами.
– Посмотрим, если дело обернется так, что мне придется перебраться сюда, я не забуду о твоем предложении. Спасибо. А сейчас лучше будет, если мы с Элеонорой пойдем домой. Ей пора поспать.
Но девочка не дождалась положенного часа. Она свернулась на полу вместе с куклой и уже спала.
– До чего же изумительное зрелище. Словно на картине, – восхитилась Рейчел.
Обе они с нежностью смотрели на это божественное создание.
– Не надо ее будить. Пусть она останется до вечера.
– Не могу. Она, конечно, выглядит сейчас как ангелочек, но когда она проснется – ты услышишь жуткий вой.
– Я очень хорошо помню тебя в таком же возрасте.
– Правда? – искренне удивилась Ханна. Ее детские воспоминания были связаны только с Сэмом и Вилли. И не хранили ничего, что имело отношение к Рейчел.
Рейчел уязвил и сам вопрос и интонация.
– Разумеется. Ты была ужасно упрямой и капризной. Помню, я сшила тебе новое платьице, и мы вышли погулять все вместе. И все прохожие говорили, какие чудесные у меня детишки. Ты не помнишь этот день?
Ханна уже почувствовала свою вину и тотчас подхватила:
– Да, да, очень хорошо помню. – Она солгала. Но по такому случаю не грех было это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96