Мы были настоящими мелкими служащими, и единственный раз, когда сержанту взбрело в голову продемонстрировать нашу боевую готовность во время одной большой церемонии, мы маневрировали так плохо, что прохождение рядовых спаги и совершенное владение оружием иностранного легиона мы наблюдали из-за ангара, за который нас спрятали. Каждый вечер мы могли уходить до утра в город. Ж. никогда не ходил дальше еврейского квартала. С С. я исследовал арабский квартал. Ж. любил арабов, лишь пока их притесняли французы, – он был коммунистом. Он не питал никаких симпатий к этой культуре, которую презирал, считая допотопной. Только представления об империализме как о последней фазе капитализма помешали ему называть мусульман одним из тех словечек, что обычно употребляют гордые завоеватели колоний. Впрочем, он был славный парень, этот Ж. Он лучше других умел опрокинуть литр красного – так он называл бутылку вина, – жидкости, крепость которой иногда была чересчур близка к воде. Ж. выдавал себя за пролетария и парижанина. Он рассказывал забавные истории – а то как же, дружище, – и утверждал, что плевал через два состава метро на людей, стоящих на противоположной платформе, – ты можешь себе представить. На самом деле он был первосортный буржуа родом из Прованса, наследник какого-то руанского спекулянта. Сразу по его прибытии зазвучали тенденциозные куплеты и рядовые стали замечать плохое качество пищи. Ж. взялся за дело.
С. тоже был коммунистом, но не столь пылким. Любой политической деятельности он предпочитал долгие прогулки по городу, которые он совершал со мной. Мы с ним принялись изучать арабский. Ж. поднапрягся на этой стезе, томимый жаждой поднимать местный пролетариат, но быстро сдался. Он назвал этот язык средневековым и схоластическим. Вечерами при свете свечи он сочинял песни о сверхсрочниках, тухлом мясе и дембеле. Через месяц или два он внезапно исчез, а концы начальство спрятало в воду. Несколько недель спустя он написал нам из какого-то медвежьего угла, где его заставили тянуть лямку из-за этих куплетов. С. ни в какой мере не чувствовал себя пропагандистом. Мы изучали арабский. Есть такие отдаленные части, что и не знаешь, вернешься ли оттуда когда-нибудь. Однажды на дороге, что ведет от Бу Желу к Баб Фету, огибая крепостные стены, мы встретили одного араба, который смотрел прямо перед собой, застывшего, неподвижного. Здесь кончается пролог. Потом я оказался в Таза. Потом я оказался в Уджде. Потом я оказался в Оране. Потом я оказался в Марселе. Потом я оказался в жалком отеле. Я работаю. Я один.
Спустя всего лишь несколько недель после своего возвращения я узнал о возвращении С. Он назначил мне встречу в кафе на площади Республики, в котором писсуары различались по величине, в зависимости от важности посетителей. Это явление восхитило С., и отчасти для того, чтобы мне его показать, он выбрал это место. Так он вкусил экзотики Запада. Вместе с ним пришли две толстые девушки, чей явный статус полупроституток казался единственным достоинством, умом они были сильно обделены, как я понял, а что касается мужской плоти, на которую они претендовали, то она самым пошлым образом ускользала из их рук, в чем я сам смог убедиться через несколько часов. Сначала из нас слова так и сыпались, не задевая двух молчаливых толстушек. Ты помнишь, ты помнишь, Мулэ Идрис, Мулэ Идрис.
– Не вздумайте еще заговорить по-арабски, – сказала одна из этих особ.
– Меня тошнит от негров, – сказала другая.
Затем они обменялись парой фраз – коротких, намеренно непристойных. Потом та, что сидела напротив меня, спросила:
– Правда, все так и было?
Мы дошли с двумя девицами до одних из самых удаленных ворот города. Спускалась ночь; какой-то араб шел к нам с длинным ружьем в руке.
С. повел нас в маленький ресторанчик, где его кормили в кредит. В запасе была еще история о мальчиках, которые поджидали нас ночью в Бу Желу.
– Ну и сволочи же вы!
Этим вечером С. неплохо развлекался. Может быть, он был рад увидеть меня и вспомнить военное прошлое, время, мгновения которого раз и навсегда отпечатались в его памяти. С. захотел продолжить развлечение, и мы пошли в луна-парк. Мне предстояло заняться одной из этих шлюх. Мы решили выпить по стаканчику в кафе у заставы Майо. После этого С. исчез со второй девушкой. Ту, что осталась, я взялся проводить до дома.
– Должно быть, африканцы красивы, – сказала она. Вероятно, она обдумывала то, что говорилось нами о сексуальных способностях негров.
Она прижалась ко мне. Я остановил такси перед табачным ларьком.
– Куплю сигареты.
– «Лаки страйк», – уточнила она, как будто я у нее что-то спрашивал.
Она чересчур сильно надушилась, и меня тошнило от запаха. Я выбрался из такси, зашел в кафе и вышел через другую дверь. Вернулся домой не задерживаясь. И работал до пяти часов утра. На рассвете под моими окнами начали курсировать первые автобусы. Я жил тогда около Биржи, в плохоньком отеле, который почти развалился к тому времени, когда закончилась эта история. Еще там жил один приятель С. – по этой причине меня сочли достойным присоединиться к маленькой группе молодых людей, которые упражнялись в искусстве жить, не утомляя себя. Другая причина заключалась в том, что я, как и они, не работал по восемь часов в день, – мне иногда случалось работать больше двенадцати часов, но это простительно, поскольку мне это ничего не приносило. У меня никогда не было стремления затесаться в компанию вольных аферистов, но в течение шести месяцев они были моими единственными приятелями. Живописность группы меня не волновала, и сейчас я едва ли могу отыскать в памяти отражение лица или отзвук имени. Прошло уже десять лет. Писать так – значит вызывать призраки, поскольку окружающий меня мир казался мне мертвым, и меня мало беспокоило то, что все могло бы быть по-другому. Но по правде говоря, мои неопределившиеся и наивные приятели, свободные от предрассудков, жили скучно и демонстрировали свое освобождение лишь в области метафоры и других риторических приемов. Здесь они были несравненны, не оставляя без внимания ни один из способов словесного выражения и свободно пользуясь ими. Их махинации, напротив, чаще всего походили на ребячество. К счастью, они их не часто совершали; хитростью, которая удавалась им лучше всего, оставалось лишь их умение ничего не делать.
Предводитель отряда продавал конфиденциальную информацию на скачках. Он эффектно совмещал с искусством выкручиваться огромный ораторский талант и в том, что касается трепа, по его собственным словам, не опасался никого. Он был одним из первых в компании, кто принял меня за своего; иногда я ездил с ним на ипподром в Трамблэ, в Мэзон, что под Парижем. Несколько раз я даже снизошел до того, чтобы подцепить клиента, который заполучил на одной лошади невероятно крупный выигрыш, – для этого мне было достаточно пожать ему руку с понимающим видом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
С. тоже был коммунистом, но не столь пылким. Любой политической деятельности он предпочитал долгие прогулки по городу, которые он совершал со мной. Мы с ним принялись изучать арабский. Ж. поднапрягся на этой стезе, томимый жаждой поднимать местный пролетариат, но быстро сдался. Он назвал этот язык средневековым и схоластическим. Вечерами при свете свечи он сочинял песни о сверхсрочниках, тухлом мясе и дембеле. Через месяц или два он внезапно исчез, а концы начальство спрятало в воду. Несколько недель спустя он написал нам из какого-то медвежьего угла, где его заставили тянуть лямку из-за этих куплетов. С. ни в какой мере не чувствовал себя пропагандистом. Мы изучали арабский. Есть такие отдаленные части, что и не знаешь, вернешься ли оттуда когда-нибудь. Однажды на дороге, что ведет от Бу Желу к Баб Фету, огибая крепостные стены, мы встретили одного араба, который смотрел прямо перед собой, застывшего, неподвижного. Здесь кончается пролог. Потом я оказался в Таза. Потом я оказался в Уджде. Потом я оказался в Оране. Потом я оказался в Марселе. Потом я оказался в жалком отеле. Я работаю. Я один.
Спустя всего лишь несколько недель после своего возвращения я узнал о возвращении С. Он назначил мне встречу в кафе на площади Республики, в котором писсуары различались по величине, в зависимости от важности посетителей. Это явление восхитило С., и отчасти для того, чтобы мне его показать, он выбрал это место. Так он вкусил экзотики Запада. Вместе с ним пришли две толстые девушки, чей явный статус полупроституток казался единственным достоинством, умом они были сильно обделены, как я понял, а что касается мужской плоти, на которую они претендовали, то она самым пошлым образом ускользала из их рук, в чем я сам смог убедиться через несколько часов. Сначала из нас слова так и сыпались, не задевая двух молчаливых толстушек. Ты помнишь, ты помнишь, Мулэ Идрис, Мулэ Идрис.
– Не вздумайте еще заговорить по-арабски, – сказала одна из этих особ.
– Меня тошнит от негров, – сказала другая.
Затем они обменялись парой фраз – коротких, намеренно непристойных. Потом та, что сидела напротив меня, спросила:
– Правда, все так и было?
Мы дошли с двумя девицами до одних из самых удаленных ворот города. Спускалась ночь; какой-то араб шел к нам с длинным ружьем в руке.
С. повел нас в маленький ресторанчик, где его кормили в кредит. В запасе была еще история о мальчиках, которые поджидали нас ночью в Бу Желу.
– Ну и сволочи же вы!
Этим вечером С. неплохо развлекался. Может быть, он был рад увидеть меня и вспомнить военное прошлое, время, мгновения которого раз и навсегда отпечатались в его памяти. С. захотел продолжить развлечение, и мы пошли в луна-парк. Мне предстояло заняться одной из этих шлюх. Мы решили выпить по стаканчику в кафе у заставы Майо. После этого С. исчез со второй девушкой. Ту, что осталась, я взялся проводить до дома.
– Должно быть, африканцы красивы, – сказала она. Вероятно, она обдумывала то, что говорилось нами о сексуальных способностях негров.
Она прижалась ко мне. Я остановил такси перед табачным ларьком.
– Куплю сигареты.
– «Лаки страйк», – уточнила она, как будто я у нее что-то спрашивал.
Она чересчур сильно надушилась, и меня тошнило от запаха. Я выбрался из такси, зашел в кафе и вышел через другую дверь. Вернулся домой не задерживаясь. И работал до пяти часов утра. На рассвете под моими окнами начали курсировать первые автобусы. Я жил тогда около Биржи, в плохоньком отеле, который почти развалился к тому времени, когда закончилась эта история. Еще там жил один приятель С. – по этой причине меня сочли достойным присоединиться к маленькой группе молодых людей, которые упражнялись в искусстве жить, не утомляя себя. Другая причина заключалась в том, что я, как и они, не работал по восемь часов в день, – мне иногда случалось работать больше двенадцати часов, но это простительно, поскольку мне это ничего не приносило. У меня никогда не было стремления затесаться в компанию вольных аферистов, но в течение шести месяцев они были моими единственными приятелями. Живописность группы меня не волновала, и сейчас я едва ли могу отыскать в памяти отражение лица или отзвук имени. Прошло уже десять лет. Писать так – значит вызывать призраки, поскольку окружающий меня мир казался мне мертвым, и меня мало беспокоило то, что все могло бы быть по-другому. Но по правде говоря, мои неопределившиеся и наивные приятели, свободные от предрассудков, жили скучно и демонстрировали свое освобождение лишь в области метафоры и других риторических приемов. Здесь они были несравненны, не оставляя без внимания ни один из способов словесного выражения и свободно пользуясь ими. Их махинации, напротив, чаще всего походили на ребячество. К счастью, они их не часто совершали; хитростью, которая удавалась им лучше всего, оставалось лишь их умение ничего не делать.
Предводитель отряда продавал конфиденциальную информацию на скачках. Он эффектно совмещал с искусством выкручиваться огромный ораторский талант и в том, что касается трепа, по его собственным словам, не опасался никого. Он был одним из первых в компании, кто принял меня за своего; иногда я ездил с ним на ипподром в Трамблэ, в Мэзон, что под Парижем. Несколько раз я даже снизошел до того, чтобы подцепить клиента, который заполучил на одной лошади невероятно крупный выигрыш, – для этого мне было достаточно пожать ему руку с понимающим видом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30