«Так будет всегда, – подумал он, – такими будут наши сны». Анна застонала, ее обидели, наверно, у нее отнимали что-то дорогое, а может быть, она видела чью-то смерть или как били ее мужа, она скулила жалостно, как собачонка. Хенрик погладил ее по коротко остриженным волосам.
– Пани Анна, – выдавил он.
Она открыла глаза. Протерла их рукой и вздохнула.
– Что вы здесь делаете? – спросил Хенрик.
– Жду вас.
– Меня? – спросил он недоверчиво.
– Я хотела вам сказать, что Смулка не пришел.
– Вы с ним не виделись?
– Нет. Шеф сообщил, что Смулка лег спать, и орал, что разобьет голову каждому, кто попытается его разбудить.
– Он забыл о вас, я вам сочувствую.
– Меня лично это не очень задело, – сказала Анна с улыбкой. «Как она это умеет! – подумал он. – Где она научилась этой игре взглядов, улыбок, небрежно брошенных слов, слов, которые нельзя забыть, которые берут в плен и покоряют. Она обворожительна. Мне хочется целовать ей руки, которыми она обхватила свои колени, я сажусь возле нее и заглядываю ей в глаза, ее глаза почти синие в мерцающем свете свечи, они ласковые и слегка улыбающиеся». Хенрик наклонил голову.
– Что вам снилось? – спросил он.
– Не помню.
– Вы плакали.
– Правда? – удивилась она. Снизу донесся голос Шаффера:
– Шампанское, герр профессор!
Немец стоял в темном зале; на подносе, который он держал, сверкали хрустальные бокалы.
– Хотите выпить? – спросил Хенрик.
– Да! – Она сказала это с неожиданной экзальтацией. Хенрик сбежал по лестнице и, не глядя на Шаффера, взял с подноса два бокала.
– Я не предатель, – сказал немец, шатаясь.
Хенрик не ответил и стал осторожно подниматься по лестнице, боясь разлить шампанское. Он слышал за собой неуверенные шаги немца. Хенрик подал бокал Анне. Они чокнулись, понимающе улыбаясь.
– Я не предатель.
Возле них, на две ступени ниже, без подноса, с бокалом в дрожащей руке стоял Шаффер. Вина в бокале осталось уже немного.
– Вы удостоите меня большой чести, профессор, и вы, пани, если соизволите со мной выпить, – сказал Шаффер.
– Что случилось? – спросила Анна по-польски.
– Он проболтался шефу, что я пошел на почту.
– Это очень важно?
– Очень. И он это понимает.
– Позвольте объяснить, – сказал Шаффер. – Пан бургомистр сам заметил, что вас нет. Сначала он спросил пани, не так ли, где пан Коних, я это хорошо понял, а вы ответили, что не знаете.
– Благодарю вас, Анна, – вставил Хенрик.
– Потом он спросил меня. Я тоже ответил, что не знаю, но потом пан бургомистр напомнил, что он здесь бургомистр, и отдал мне приказ, он подчеркнул, что это именно приказ, и велел проводить его на почту. Вы же знаете, пан профессор, что такое для немца приказ.
– Пан Шаффер, – перебил Хенрик, – я сейчас вам скажу, что я думаю об этом культе приказа. Я думаю, что его так разрекламировали только потому, что он выгоден. Обычно выполняются те приказы, которые нравятся. Вы создали миф о себе как о тупых службистах для обмана окружающих.
– У вас очень оригинальный взгляд, Herr Professor.
– Гораздо менее, чем вы думаете. Вот у вас, пан Шаффер, хронический катар желудка и что-то там еще, хотя был приказ, что каждый немец должен быть здоровым и охотно погибать за родину. Мне хотелось бы поговорить с доктором, который вас обследовал.
– Его здесь нет, но не подумайте, что я жалею, что не погиб за родину.
– Я не виню за это ни вас, ни вашего доктора. Я даже вас за это уважал, пан Шаффер. Но сейчас, когда вы притворяетесь жертвой дисциплины, вы перестали мне нравиться.
– Позвольте выпить этот бокал за здоровье дамы?
– Пейте, Шаффер. Вы ничем не загладите своей вины, потому что отплатили мне черной неблагодарностью. Это я нашел вас и вернул к жизни. Я чувствовал себя почти вашим отцом.
– Хочу заметить, герр профессор, хоть это может показаться и нахальным, что я существовал до того, как вы сюда пришли. У меня сорок лет в Грауштадте дело, мужской и дамский салоны.
Хенрик молчал. Вступать в дискуссию? Рассказывать, что они творили у нас? Безнадежно. Он никогда этого не поймет. Останемся на уровне намеков и метафор.
– В нашем сознании, – сказал наконец Хенрик, – вы не существовали. Вас придумал я. Был пустой городок и вой ветра. Потом появилось бездыханное тело. Присутствующая здесь пани советовала прошить его пулями. Но я вдохнул в него жизнь. В то время как вы своей болтовней едва не лишили меня жизни.
– О чем идет речь?
– Бургомистр хотел меня застрелить.
– Я ничего не понимаю, – сказала Анна. Шаффер поклонился.
– Вы меня создали, профессор, а теперь боитесь, как бы я не сорвал яблоко с древа познания. Мне все равно, я могу и не знать.
Но я видел здесь одну вещь, которая может вам пригодиться. Не хотите ли пойти со мной?
«Теперь предаст его», – догадался Хенрик. Он пошел за Шаффером в подвал. Прошли кухню, в которой догорали свечки, и оказались в темном помещении склада. Шаффер чиркнул спичкой и пробормотал:
– Слава богу, кажется, никто не взял. Вот! – вдруг воскликнул он.
Спичка погасла.
– Что там? – спросил Хенрик.
– Оружие. Легкий пулемет.
– Посвети.
Шаффер чиркнул спичкой. Хенрик опустился на колени. «Господи, – подумал он, рассматривая оружие, – только бы не попало в руки Мелецкому!» Спичка погасла.
– Вы стояли на коленях, как перед божеством, – услышал он голос Анны.
Хенрик поднялся. Шаффер снова зажег спичку.
– Погаси, – сказал Хенрик, хватая старика за руку.
Они оказались в полной темноте. Хенрик не отпускал руку парикмахера.
– Об этом оружии не должен знать никто, вы поняли?
– Конечно. Оно вам пригодится?
– Может быть. Выйдем отсюда впотьмах. Держите язык за зубами, пан Шаффер.
– Конечно.
– Даже если прикажет бургомистр?
– Создатель немного больше, чем бургомистр, – ответил парикмахер.
– Наконец мы понимаем друг друга.
Когда они вошли в вестибюль, Хенрик распорядился:
– Теперь, пан Шаффер, идите в зал. Если будут спрашивать о нас, вы ничего не знаете.
Когда Шаффер ушел, Хенрик сказал Анне:
– Нужно посмотреть, что делает Смулка. Возьмите, пожалуйста, фонарь.
Некоторое время они блуждали по коридорам, среди теней и бликов, прыгающих по стенам, вытягивающихся по полу, когда наконец за каким-то очередным поворотом нашли дверь номера, который выбрал себе Смулка. Анна остановилась.
– Что такое? – спросил Хенрик.
– Когда он меня увидит, к нему снова вернется амурное настроение.
– Я войду один.
Он протянул руку за фонарем, но передумал:
– Вам будет в темноте неприятно.
– Не знаю…
– Я посвечу себе спичкой.
Хенрик нажал ручку и вошел в номер. Спички были не нужны, свет луны обливал стены. Темно-голубой Смулка лежал в одежде на кровати, волосы блестели, словно седые, серебряная рука была вытянута вдоль тела, обутые ноги просунуты между прутьями спинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Пани Анна, – выдавил он.
Она открыла глаза. Протерла их рукой и вздохнула.
– Что вы здесь делаете? – спросил Хенрик.
– Жду вас.
– Меня? – спросил он недоверчиво.
– Я хотела вам сказать, что Смулка не пришел.
– Вы с ним не виделись?
– Нет. Шеф сообщил, что Смулка лег спать, и орал, что разобьет голову каждому, кто попытается его разбудить.
– Он забыл о вас, я вам сочувствую.
– Меня лично это не очень задело, – сказала Анна с улыбкой. «Как она это умеет! – подумал он. – Где она научилась этой игре взглядов, улыбок, небрежно брошенных слов, слов, которые нельзя забыть, которые берут в плен и покоряют. Она обворожительна. Мне хочется целовать ей руки, которыми она обхватила свои колени, я сажусь возле нее и заглядываю ей в глаза, ее глаза почти синие в мерцающем свете свечи, они ласковые и слегка улыбающиеся». Хенрик наклонил голову.
– Что вам снилось? – спросил он.
– Не помню.
– Вы плакали.
– Правда? – удивилась она. Снизу донесся голос Шаффера:
– Шампанское, герр профессор!
Немец стоял в темном зале; на подносе, который он держал, сверкали хрустальные бокалы.
– Хотите выпить? – спросил Хенрик.
– Да! – Она сказала это с неожиданной экзальтацией. Хенрик сбежал по лестнице и, не глядя на Шаффера, взял с подноса два бокала.
– Я не предатель, – сказал немец, шатаясь.
Хенрик не ответил и стал осторожно подниматься по лестнице, боясь разлить шампанское. Он слышал за собой неуверенные шаги немца. Хенрик подал бокал Анне. Они чокнулись, понимающе улыбаясь.
– Я не предатель.
Возле них, на две ступени ниже, без подноса, с бокалом в дрожащей руке стоял Шаффер. Вина в бокале осталось уже немного.
– Вы удостоите меня большой чести, профессор, и вы, пани, если соизволите со мной выпить, – сказал Шаффер.
– Что случилось? – спросила Анна по-польски.
– Он проболтался шефу, что я пошел на почту.
– Это очень важно?
– Очень. И он это понимает.
– Позвольте объяснить, – сказал Шаффер. – Пан бургомистр сам заметил, что вас нет. Сначала он спросил пани, не так ли, где пан Коних, я это хорошо понял, а вы ответили, что не знаете.
– Благодарю вас, Анна, – вставил Хенрик.
– Потом он спросил меня. Я тоже ответил, что не знаю, но потом пан бургомистр напомнил, что он здесь бургомистр, и отдал мне приказ, он подчеркнул, что это именно приказ, и велел проводить его на почту. Вы же знаете, пан профессор, что такое для немца приказ.
– Пан Шаффер, – перебил Хенрик, – я сейчас вам скажу, что я думаю об этом культе приказа. Я думаю, что его так разрекламировали только потому, что он выгоден. Обычно выполняются те приказы, которые нравятся. Вы создали миф о себе как о тупых службистах для обмана окружающих.
– У вас очень оригинальный взгляд, Herr Professor.
– Гораздо менее, чем вы думаете. Вот у вас, пан Шаффер, хронический катар желудка и что-то там еще, хотя был приказ, что каждый немец должен быть здоровым и охотно погибать за родину. Мне хотелось бы поговорить с доктором, который вас обследовал.
– Его здесь нет, но не подумайте, что я жалею, что не погиб за родину.
– Я не виню за это ни вас, ни вашего доктора. Я даже вас за это уважал, пан Шаффер. Но сейчас, когда вы притворяетесь жертвой дисциплины, вы перестали мне нравиться.
– Позвольте выпить этот бокал за здоровье дамы?
– Пейте, Шаффер. Вы ничем не загладите своей вины, потому что отплатили мне черной неблагодарностью. Это я нашел вас и вернул к жизни. Я чувствовал себя почти вашим отцом.
– Хочу заметить, герр профессор, хоть это может показаться и нахальным, что я существовал до того, как вы сюда пришли. У меня сорок лет в Грауштадте дело, мужской и дамский салоны.
Хенрик молчал. Вступать в дискуссию? Рассказывать, что они творили у нас? Безнадежно. Он никогда этого не поймет. Останемся на уровне намеков и метафор.
– В нашем сознании, – сказал наконец Хенрик, – вы не существовали. Вас придумал я. Был пустой городок и вой ветра. Потом появилось бездыханное тело. Присутствующая здесь пани советовала прошить его пулями. Но я вдохнул в него жизнь. В то время как вы своей болтовней едва не лишили меня жизни.
– О чем идет речь?
– Бургомистр хотел меня застрелить.
– Я ничего не понимаю, – сказала Анна. Шаффер поклонился.
– Вы меня создали, профессор, а теперь боитесь, как бы я не сорвал яблоко с древа познания. Мне все равно, я могу и не знать.
Но я видел здесь одну вещь, которая может вам пригодиться. Не хотите ли пойти со мной?
«Теперь предаст его», – догадался Хенрик. Он пошел за Шаффером в подвал. Прошли кухню, в которой догорали свечки, и оказались в темном помещении склада. Шаффер чиркнул спичкой и пробормотал:
– Слава богу, кажется, никто не взял. Вот! – вдруг воскликнул он.
Спичка погасла.
– Что там? – спросил Хенрик.
– Оружие. Легкий пулемет.
– Посвети.
Шаффер чиркнул спичкой. Хенрик опустился на колени. «Господи, – подумал он, рассматривая оружие, – только бы не попало в руки Мелецкому!» Спичка погасла.
– Вы стояли на коленях, как перед божеством, – услышал он голос Анны.
Хенрик поднялся. Шаффер снова зажег спичку.
– Погаси, – сказал Хенрик, хватая старика за руку.
Они оказались в полной темноте. Хенрик не отпускал руку парикмахера.
– Об этом оружии не должен знать никто, вы поняли?
– Конечно. Оно вам пригодится?
– Может быть. Выйдем отсюда впотьмах. Держите язык за зубами, пан Шаффер.
– Конечно.
– Даже если прикажет бургомистр?
– Создатель немного больше, чем бургомистр, – ответил парикмахер.
– Наконец мы понимаем друг друга.
Когда они вошли в вестибюль, Хенрик распорядился:
– Теперь, пан Шаффер, идите в зал. Если будут спрашивать о нас, вы ничего не знаете.
Когда Шаффер ушел, Хенрик сказал Анне:
– Нужно посмотреть, что делает Смулка. Возьмите, пожалуйста, фонарь.
Некоторое время они блуждали по коридорам, среди теней и бликов, прыгающих по стенам, вытягивающихся по полу, когда наконец за каким-то очередным поворотом нашли дверь номера, который выбрал себе Смулка. Анна остановилась.
– Что такое? – спросил Хенрик.
– Когда он меня увидит, к нему снова вернется амурное настроение.
– Я войду один.
Он протянул руку за фонарем, но передумал:
– Вам будет в темноте неприятно.
– Не знаю…
– Я посвечу себе спичкой.
Хенрик нажал ручку и вошел в номер. Спички были не нужны, свет луны обливал стены. Темно-голубой Смулка лежал в одежде на кровати, волосы блестели, словно седые, серебряная рука была вытянута вдоль тела, обутые ноги просунуты между прутьями спинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30