..
То он распускает слухи, что переводит основные свои капиталовложения в филиалы в долине реки Ройя; потом вдруг начинаются разговоры о том, что долина Ройи интересует его как прошлогодний снег и он намерен значительно расширить отделения в бассейне Магмы. То идет молва, что Болаффия собирается наводнить всю Понентскую и Левантскую Ривьеру, нет, даже все Лигурийское и Тирренское побережье5 на всем его протяжении, дешевыми шведскими телефонными аппаратами; но тут же он организует пресс-конференцию, чтобы с темпераментом истого патриота возвестить о полном отказе от импорта Скандинавии и даже объявить тотальную коммерческую войну всей радиопродукции Северной Европы; он не боится пустить в ход оружие демпинга, сбить цены во всем мире, чтобы на благо итальянской электронной промышленности преодолеть всякую конкуренцию и завладеть мировым рынком.
Говорят, он даже кричал: «Господа! Пусть конъюнктура не затуманивает вам мозги! Наступил полдень, а в полдень на нашем юге нет тумана! Я еще вдолблю это в ваши головы!..» Говоря так, он отнюдь не собирался что-то вдалбливать им, этим господам. Он знал и знает о протекционных пошлинах, он наживается на этом наравне с ними (и не только после встречи на Брюссельской международной выставке), он лишь вынуждает их к незначительному снижению цен. Этого он хотел, этого он добился, и точка.
Наш синьор Болаффия неуловим. Он нигде и везде. Существующие порядки на его стороне. Ха-ха, болтают о подставных лицах, о попытках уклониться от налогов. Это смешно, и Болаффия, который редко смеется, на этот раз ухмыляется: «Как это только «попытки»? Разве я подал в отставку?..» Его худое смуглое лицо насмешливо вытягивается. «Намотайте себе на ус! Только возможное вводит в искушение,— говорит он.— А кто не поддается искушению?» А потом, после двух-трех затяжек сигарой: «Я еще никогда не упускал возможности. Ограничиваться рамками возможного — вот что действительно
невозможно. Это красовалось бы на моем гербе, будь у меня герб.
«У нас у обоих нет герба»,— якобы ответил ему на это ссудивший ему когда-то деньги миланский финансист Никколо Горетта после того, как Фабиано ему изменил. «Ваша кредитоспособность известна. Когда инсценируют слияние фирм —дело добром не кончится, синьор».— «Уа Ьепе 2,— ответил Болаффия.— Кому, как не вам, знать лучше, Коло, ведь вы объединили в тресты десяток торговых фирм, разумеется на бумаге, как мы оба помним. Сколько же вам перепало как маклеру за то, что вы обошли закон о налогах? Уже не помните? Забыли? Так я могу осрежить вашу память».— «Ну, это вам надо еще доказать, дорогой мой. А ваши собственные манипуляции вопиют к небу о возмездии. Болаффия, вы наносите ущерб государству».— «Откуда вы это взяли? У нас в Италии есть законы. Объединение руководства не есть слияние. У меня все в порядке, Коло. Обо мне не беспокойся.— «Прошу мне не «тыкать». Глава концерна тоже должен соблюдать приличия».— «Браво, теперь вы мне гораздо больше нравитесь, Горетта. Мы друг друга поняли. И на этот раз. Чао».
Нашей зальцбургской спутнице Аннунциате хотелось купить для дочурки Лизелотты небольшой набор кукол. «И чтобы одеты в шелк и бархат»,— просила девочка. Достойные внимания изделия этого художественного ремесла мы заметили при первом посещении Сан-Ремо в переулке старого квартала Пиньи. Я слышал, что Пинья выглядит, как Касба в Алжире. Так ли это, не знаю. Могу лишь утверждать, что на нее очень похожа Бастия на Корсике. Без всякого перехода, сразу кончается старый город тринадцатого века и возникает в избытке зарешеченный город двадцатого — город пальм, мимоз и эвкалиптов. Тут за оградами стоят замки, виллы и приморские дворцы лишенной национальных признаков местной знати. Что общего между обоими столетиями, тринадцатым и двадцатым? Крестовые походы, торговые прибыли, Но военная истерия.
Было время, когда, спасаясь от трескучих русских морозов, эту «цветущую Ривьеру» ежегодно посещали высокопоставленные гости. Здесь обычно проводила зиму в кругу друзей последняя царица. Ее предшественнице Сан-Ремо обязан красивой улицей, получившей название «Аллея императрицы». С тех пор здесь среди пальм и буйно разросшихся виноградных лоз стоит православная церковь с луковичными главками, которые прежде (что особенно подчеркивают местные жители) были великолепно позолочены. В то же время недалеко отсюда, близ моста Сан-Луиджи, по соседству с французской границей, всемирно известный русский хирург Сергей Воронов, владелец усиленно посещаемого теперь «Кастелло Воронова», в саду, полном обезьян, проводил опыты по пересадке половых желез, стремясь разгадать тайну вечной молодости. Но ее величество Александра Федоровна, быстро состарившись, по-видимому, предпочитала общению с шимпанзе игру в куклы, что тоже действует в своем роде «омолаживающе» и даже способно обеспечить охранную грамоту вечного детства: возврат к невинности...
Восставшие рабочие Петрограда не признали охранной грамоты. Они не прельстились блестками п мишурой. У них под рукой были пробные камни потверже для проверки вины и невинности. Партизаны-антифашисты из Лигурии, правнуки и лучшие ученики Гарибальди, так же мало церемонились с царскими безделушками в Сан-Ремо в 1945 году, как и красногвардейцы в Царском Селе в 1917-м. Царство фей упаковали в ящики и разослали по детским домам. И там и тут. Тем не менее самые искусно выполненные куклы, самые послушные марионетки, персонажи китайского театра теней, матерчатые фигурки, говорят, попали в Царское Село из Сан-Ремо... в качестве зимних трофеев из благодатного края, где зимы не бывает.
Что же дальше? В тот день мы осматривали расположенные в субтропических парках памятники я места боев.
Достопримечательности тут повсюду.
Мы вошли в замок Девакен, поле битвы мирных переговоров 1920 года, где еще стоит стол с инкрустациями, на котором было подписано международное соглашение о морских проливах. Из Корсо Кавалотти нам показали уютную старомодную виллу господина Альфреда Нобеля, того самого шведского промышленника и инженера, специалиста по взрывчатым веществам, который изобрел динамит и Нобелевскую премию. Но тут Аннунциата потащила нас к ступенчатому спуску, и мы направили свои стопы к старому городу.
Проблуждав недолго по торговому кварталу Пиныг, мы разыскали наконец рекомендованного нам Убальдино Мотта, карикатуриста, фабриканта кукол и марионеток. В его тесной мастерской за магазином в просвете между шелковыми занавесями и японскими раздвижными перегородками было видно, как группа девушек работает при свете ламп, низко склонившись над лоскутками материи и всякой всячиной, необходимой для изготовления разных кукол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
То он распускает слухи, что переводит основные свои капиталовложения в филиалы в долине реки Ройя; потом вдруг начинаются разговоры о том, что долина Ройи интересует его как прошлогодний снег и он намерен значительно расширить отделения в бассейне Магмы. То идет молва, что Болаффия собирается наводнить всю Понентскую и Левантскую Ривьеру, нет, даже все Лигурийское и Тирренское побережье5 на всем его протяжении, дешевыми шведскими телефонными аппаратами; но тут же он организует пресс-конференцию, чтобы с темпераментом истого патриота возвестить о полном отказе от импорта Скандинавии и даже объявить тотальную коммерческую войну всей радиопродукции Северной Европы; он не боится пустить в ход оружие демпинга, сбить цены во всем мире, чтобы на благо итальянской электронной промышленности преодолеть всякую конкуренцию и завладеть мировым рынком.
Говорят, он даже кричал: «Господа! Пусть конъюнктура не затуманивает вам мозги! Наступил полдень, а в полдень на нашем юге нет тумана! Я еще вдолблю это в ваши головы!..» Говоря так, он отнюдь не собирался что-то вдалбливать им, этим господам. Он знал и знает о протекционных пошлинах, он наживается на этом наравне с ними (и не только после встречи на Брюссельской международной выставке), он лишь вынуждает их к незначительному снижению цен. Этого он хотел, этого он добился, и точка.
Наш синьор Болаффия неуловим. Он нигде и везде. Существующие порядки на его стороне. Ха-ха, болтают о подставных лицах, о попытках уклониться от налогов. Это смешно, и Болаффия, который редко смеется, на этот раз ухмыляется: «Как это только «попытки»? Разве я подал в отставку?..» Его худое смуглое лицо насмешливо вытягивается. «Намотайте себе на ус! Только возможное вводит в искушение,— говорит он.— А кто не поддается искушению?» А потом, после двух-трех затяжек сигарой: «Я еще никогда не упускал возможности. Ограничиваться рамками возможного — вот что действительно
невозможно. Это красовалось бы на моем гербе, будь у меня герб.
«У нас у обоих нет герба»,— якобы ответил ему на это ссудивший ему когда-то деньги миланский финансист Никколо Горетта после того, как Фабиано ему изменил. «Ваша кредитоспособность известна. Когда инсценируют слияние фирм —дело добром не кончится, синьор».— «Уа Ьепе 2,— ответил Болаффия.— Кому, как не вам, знать лучше, Коло, ведь вы объединили в тресты десяток торговых фирм, разумеется на бумаге, как мы оба помним. Сколько же вам перепало как маклеру за то, что вы обошли закон о налогах? Уже не помните? Забыли? Так я могу осрежить вашу память».— «Ну, это вам надо еще доказать, дорогой мой. А ваши собственные манипуляции вопиют к небу о возмездии. Болаффия, вы наносите ущерб государству».— «Откуда вы это взяли? У нас в Италии есть законы. Объединение руководства не есть слияние. У меня все в порядке, Коло. Обо мне не беспокойся.— «Прошу мне не «тыкать». Глава концерна тоже должен соблюдать приличия».— «Браво, теперь вы мне гораздо больше нравитесь, Горетта. Мы друг друга поняли. И на этот раз. Чао».
Нашей зальцбургской спутнице Аннунциате хотелось купить для дочурки Лизелотты небольшой набор кукол. «И чтобы одеты в шелк и бархат»,— просила девочка. Достойные внимания изделия этого художественного ремесла мы заметили при первом посещении Сан-Ремо в переулке старого квартала Пиньи. Я слышал, что Пинья выглядит, как Касба в Алжире. Так ли это, не знаю. Могу лишь утверждать, что на нее очень похожа Бастия на Корсике. Без всякого перехода, сразу кончается старый город тринадцатого века и возникает в избытке зарешеченный город двадцатого — город пальм, мимоз и эвкалиптов. Тут за оградами стоят замки, виллы и приморские дворцы лишенной национальных признаков местной знати. Что общего между обоими столетиями, тринадцатым и двадцатым? Крестовые походы, торговые прибыли, Но военная истерия.
Было время, когда, спасаясь от трескучих русских морозов, эту «цветущую Ривьеру» ежегодно посещали высокопоставленные гости. Здесь обычно проводила зиму в кругу друзей последняя царица. Ее предшественнице Сан-Ремо обязан красивой улицей, получившей название «Аллея императрицы». С тех пор здесь среди пальм и буйно разросшихся виноградных лоз стоит православная церковь с луковичными главками, которые прежде (что особенно подчеркивают местные жители) были великолепно позолочены. В то же время недалеко отсюда, близ моста Сан-Луиджи, по соседству с французской границей, всемирно известный русский хирург Сергей Воронов, владелец усиленно посещаемого теперь «Кастелло Воронова», в саду, полном обезьян, проводил опыты по пересадке половых желез, стремясь разгадать тайну вечной молодости. Но ее величество Александра Федоровна, быстро состарившись, по-видимому, предпочитала общению с шимпанзе игру в куклы, что тоже действует в своем роде «омолаживающе» и даже способно обеспечить охранную грамоту вечного детства: возврат к невинности...
Восставшие рабочие Петрограда не признали охранной грамоты. Они не прельстились блестками п мишурой. У них под рукой были пробные камни потверже для проверки вины и невинности. Партизаны-антифашисты из Лигурии, правнуки и лучшие ученики Гарибальди, так же мало церемонились с царскими безделушками в Сан-Ремо в 1945 году, как и красногвардейцы в Царском Селе в 1917-м. Царство фей упаковали в ящики и разослали по детским домам. И там и тут. Тем не менее самые искусно выполненные куклы, самые послушные марионетки, персонажи китайского театра теней, матерчатые фигурки, говорят, попали в Царское Село из Сан-Ремо... в качестве зимних трофеев из благодатного края, где зимы не бывает.
Что же дальше? В тот день мы осматривали расположенные в субтропических парках памятники я места боев.
Достопримечательности тут повсюду.
Мы вошли в замок Девакен, поле битвы мирных переговоров 1920 года, где еще стоит стол с инкрустациями, на котором было подписано международное соглашение о морских проливах. Из Корсо Кавалотти нам показали уютную старомодную виллу господина Альфреда Нобеля, того самого шведского промышленника и инженера, специалиста по взрывчатым веществам, который изобрел динамит и Нобелевскую премию. Но тут Аннунциата потащила нас к ступенчатому спуску, и мы направили свои стопы к старому городу.
Проблуждав недолго по торговому кварталу Пиныг, мы разыскали наконец рекомендованного нам Убальдино Мотта, карикатуриста, фабриканта кукол и марионеток. В его тесной мастерской за магазином в просвете между шелковыми занавесями и японскими раздвижными перегородками было видно, как группа девушек работает при свете ламп, низко склонившись над лоскутками материи и всякой всячиной, необходимой для изготовления разных кукол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32