Ну, ступай!
Могвид стал пролезать назад через тюки и коробки. Эррил отпустил поводья, сунул их под колено и взял в руки кнут. От поводьев теперь мало току. Он слегка коснулся кнутом вспотевших спин.
— Фардайл, оставь лошадей и мигом в повозку!
Волк уже спешил повиноваться, нутром поняв план Эррила. Мелькнули четыре заросшие густым мехом лапы, и волк оказался в фургоне вместе с братом.
Оставался один Толчук.
— Поторопите огра, — начал Эррил, но тут вся повозка грузно просела под тяжестью взобравшегося тела.
— Он внутри! — провизжал Могвид.
Но с огром в фургоне лошади заметно сбавили скорость, а это было самым опасным.
— Выкидывайте все! — приказал Эррил. — Все, без сожаленья!
Не поворачиваясь больше, он слышал, как шлепались наземь тюки и коробки, но жалеть о них у Эррила не было времени. Он дико вскрикнул и стегнул лошадей изо всех сил, прося у них про себя прощения за такую жестокость. Первой вступила в красную реку его освободившаяся от седока кобыла.
И смерть несчастного животного не была напрасной. Ее появление обратило все внимание Орды именно на нее и отвлекло кровожадную армию от фургона.
Эррил направил повозку в сторону, откуда основная масса подалась к упавшей в судорогах лошади.
Он взмахнул кнутом над мокрыми спинами коней, выжимая из них последнее.
— Пошли же! — понукал он сквозь стиснутые зубы, и повозка въехала прямо в кишащую массу.
Лошади, словно почувствовав грозящую им опасность, понесли сами. Гордые животные отчаянно перебирали ногами, стараясь не касаться земли, но все равно давили пауков копытами, и было видно, как из-под них поднимается слабый зеленый дымок ядовитого пара. И этот яд, эта боль лучше любого кнута гнала животных дальше. Эррил опустил занесенный хлыст, понимая, что в нем теперь нет смысла.
Большего он сделать не мог.
Он видел, как пауки уже стали карабкаться вверх по коже, которой были обернуты лошадиные ноги. Впереди, в дыму и солнечных лучах, манило спасение. Они прорвались уже до середины паучьего моря. Эррил стиснул кулак. Победа так близка! Они должны вырвать ее!
Но лошади неуклонно замедляли бег, их сердца сдали после долгого дня гонки и страхов. А дымок все вился впереди, обещая свободу и передышку. Но Эррилу казалось, что отныне весь мир состоит лишь из дыма и яда.
Около его плеча показалась голова Толчука. Огр молча смотрел на дорогу. Все слова были все равно бесполезны.
— По крайней мере, девочка спаслась, — тихо пробормотал Эррил.
— Да и мы еще живы, — отозвался огр. — И пока мы двигаемся, надежда есть.
Но при этих словах, умирая, рухнула в грязь правая пристяжная. Упряжь оторвалась, а вторая, судорожно дергаясь, запуталась между ног трупа. Потом грохнулась и она. Лошади даже не пытались подняться, лишь пару раз жалобно вытянули шеи, глядя на повозку с печалью в больших измученных глазах. А потом жизнь навсегда покинула их тела.
Лес молчал, пропитанный смертью.
Спасение лежало впереди, совсем рядом, но было столь же недостижимо, словно находилось в тысячах лиг.
Повозку неожиданно качнуло, и Эррил схватился рукой за стенку фургона, чтобы удержаться на месте кучера. Краем глаза он увидел, что огр выскочил через боковую стенку.
— Что ты делаешь? — крикнул воин.
В когтистых руках Толчука сверкнул нож. Он поспешно перерезал упряжь и вонзил когти в покрытые пауками спины лошадей. Двумя движениями он отбросил мертвые тела прочь с дороги, как ребенок отбрасывает надоевшую игрушку. Но пауки уже висели на его руках и ногах.
— Толчук... — простонал Эррил, и стон его застрял в пересохшем горле. Что он мог сказать теперь? Смерть уже была и снаружи и внутри повозки.
— Пока есть движение, есть надежда, — упрямо повторил Толчук, быстро впрягся в повозку и сделал один шаг по ядовитому месиву. Потом еще один. Фургон тяжко вздрогнул и тронулся с места.
Эррил скорчился на сиденье, не имея никакой возможности помочь несчастному товарищу. Никогда еще за все столетия он не чувствовал себя таким бесполезным и таким беспомощным! Все, что он мог делать, это наблюдать, как вздуваются на спине мускулы огра и слышать, как печально звенят колокольцы фургона.
Они двигались. Пусть еле-еле, но все же двигались. Кровь бешено стучала у Эррила в висках, и каждый шаг казался ему вечностью.
Он видел, как пауки все больше облепляют Толчука, но, к счастью, их большая часть отвлеклась на трупы двух павших коней, которые представляли собой более лакомую добычу, чем толстая жесткая шкура огра. Однако на столбообразных его ногах угнездилось уже немало тварей. И, даже будь кожа Толчука такой же прочной, как хотя бы древесная кора, и это, в конце концов, не помешало бы яду Орды проникнуть в его кровь. С кучерского сидения Эррил с ужасом видел облачка зеленого дыма, поднимавшиеся в воздух от бедер огра, когда пауки пытались прокусить его кожу в поисках наиболее уязвимого места. Они взбирались все выше и выше, добравшись уже до лопаток.
Толчук держался уже из последних сил.
Неожиданный порыв ветра на мгновение отнес дым от дороги. Сладчайшая Матерь! Луг был уже лишь на расстоянии вытянутой руки. Эррил вскочил. В дыму и отраве он и подумать не мог, что спасение так близко.
— Мы почти пришли! — крикнул он, стараясь хотя бы так ободрить выбивающегося из сил огра.
Толчук поднял лицо, увидел луг и напрягся в последнем порыве. Зрелище зеленых полей, казалось, удвоило его силы. Его сильные ноги отмахали последние несколько шагов, и фургон мягко покатился по влажной траве.
Как только ноги огра коснулись травы, пауки в страхе попрыгали с него, поспешно убираясь в спасительную для них сень леса. Орда явно боялась покидать свое мрачное убежище. Однако огр продолжал тащить повозку до тех пор, пока вокруг не стала расстилаться лишь свежая чистая трава.
Наконец, Толчук остановился. Ноги его дрожали, он кое-как высвободился из упряжи и хотел подойти к фургону, но закачался и рухнул на колени в пестрый от цветов луг.
Эррил спрыгнул и подбежал к нему. Обожженная пожаром кожа огра была вся в белых точках и шрамах от укусов, лицо его исказила гримаса боли, а из глотки вырывался нутряной надрывный кашель. Эррил склонился над ним, и Толчук с трудом поднял тяжелые веки над янтарными глазами.
— Мы вышли... вышли? — прошептал он.
Эррил положил руку ему на плечо, и там, где его пальцы коснулись белых шрамов, почувствовал, как их начало жечь нестерпимым огнем. Можно было представить, от какой боли страдает огр!
— Ты спас нас, дружище. Только ты. Твое сердце и твое мужество.
Толчук кивнул.
— Хорошо. Я ведь говорил, что у нас толстая шкура. — И с этими словами он снова закрыл глаза и повалился на землю. Но не успел Эррил припасть к его груди, чтобы проверить, бьется ли это храброе сердце, как сзади послышался негромкий голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Могвид стал пролезать назад через тюки и коробки. Эррил отпустил поводья, сунул их под колено и взял в руки кнут. От поводьев теперь мало току. Он слегка коснулся кнутом вспотевших спин.
— Фардайл, оставь лошадей и мигом в повозку!
Волк уже спешил повиноваться, нутром поняв план Эррила. Мелькнули четыре заросшие густым мехом лапы, и волк оказался в фургоне вместе с братом.
Оставался один Толчук.
— Поторопите огра, — начал Эррил, но тут вся повозка грузно просела под тяжестью взобравшегося тела.
— Он внутри! — провизжал Могвид.
Но с огром в фургоне лошади заметно сбавили скорость, а это было самым опасным.
— Выкидывайте все! — приказал Эррил. — Все, без сожаленья!
Не поворачиваясь больше, он слышал, как шлепались наземь тюки и коробки, но жалеть о них у Эррила не было времени. Он дико вскрикнул и стегнул лошадей изо всех сил, прося у них про себя прощения за такую жестокость. Первой вступила в красную реку его освободившаяся от седока кобыла.
И смерть несчастного животного не была напрасной. Ее появление обратило все внимание Орды именно на нее и отвлекло кровожадную армию от фургона.
Эррил направил повозку в сторону, откуда основная масса подалась к упавшей в судорогах лошади.
Он взмахнул кнутом над мокрыми спинами коней, выжимая из них последнее.
— Пошли же! — понукал он сквозь стиснутые зубы, и повозка въехала прямо в кишащую массу.
Лошади, словно почувствовав грозящую им опасность, понесли сами. Гордые животные отчаянно перебирали ногами, стараясь не касаться земли, но все равно давили пауков копытами, и было видно, как из-под них поднимается слабый зеленый дымок ядовитого пара. И этот яд, эта боль лучше любого кнута гнала животных дальше. Эррил опустил занесенный хлыст, понимая, что в нем теперь нет смысла.
Большего он сделать не мог.
Он видел, как пауки уже стали карабкаться вверх по коже, которой были обернуты лошадиные ноги. Впереди, в дыму и солнечных лучах, манило спасение. Они прорвались уже до середины паучьего моря. Эррил стиснул кулак. Победа так близка! Они должны вырвать ее!
Но лошади неуклонно замедляли бег, их сердца сдали после долгого дня гонки и страхов. А дымок все вился впереди, обещая свободу и передышку. Но Эррилу казалось, что отныне весь мир состоит лишь из дыма и яда.
Около его плеча показалась голова Толчука. Огр молча смотрел на дорогу. Все слова были все равно бесполезны.
— По крайней мере, девочка спаслась, — тихо пробормотал Эррил.
— Да и мы еще живы, — отозвался огр. — И пока мы двигаемся, надежда есть.
Но при этих словах, умирая, рухнула в грязь правая пристяжная. Упряжь оторвалась, а вторая, судорожно дергаясь, запуталась между ног трупа. Потом грохнулась и она. Лошади даже не пытались подняться, лишь пару раз жалобно вытянули шеи, глядя на повозку с печалью в больших измученных глазах. А потом жизнь навсегда покинула их тела.
Лес молчал, пропитанный смертью.
Спасение лежало впереди, совсем рядом, но было столь же недостижимо, словно находилось в тысячах лиг.
Повозку неожиданно качнуло, и Эррил схватился рукой за стенку фургона, чтобы удержаться на месте кучера. Краем глаза он увидел, что огр выскочил через боковую стенку.
— Что ты делаешь? — крикнул воин.
В когтистых руках Толчука сверкнул нож. Он поспешно перерезал упряжь и вонзил когти в покрытые пауками спины лошадей. Двумя движениями он отбросил мертвые тела прочь с дороги, как ребенок отбрасывает надоевшую игрушку. Но пауки уже висели на его руках и ногах.
— Толчук... — простонал Эррил, и стон его застрял в пересохшем горле. Что он мог сказать теперь? Смерть уже была и снаружи и внутри повозки.
— Пока есть движение, есть надежда, — упрямо повторил Толчук, быстро впрягся в повозку и сделал один шаг по ядовитому месиву. Потом еще один. Фургон тяжко вздрогнул и тронулся с места.
Эррил скорчился на сиденье, не имея никакой возможности помочь несчастному товарищу. Никогда еще за все столетия он не чувствовал себя таким бесполезным и таким беспомощным! Все, что он мог делать, это наблюдать, как вздуваются на спине мускулы огра и слышать, как печально звенят колокольцы фургона.
Они двигались. Пусть еле-еле, но все же двигались. Кровь бешено стучала у Эррила в висках, и каждый шаг казался ему вечностью.
Он видел, как пауки все больше облепляют Толчука, но, к счастью, их большая часть отвлеклась на трупы двух павших коней, которые представляли собой более лакомую добычу, чем толстая жесткая шкура огра. Однако на столбообразных его ногах угнездилось уже немало тварей. И, даже будь кожа Толчука такой же прочной, как хотя бы древесная кора, и это, в конце концов, не помешало бы яду Орды проникнуть в его кровь. С кучерского сидения Эррил с ужасом видел облачка зеленого дыма, поднимавшиеся в воздух от бедер огра, когда пауки пытались прокусить его кожу в поисках наиболее уязвимого места. Они взбирались все выше и выше, добравшись уже до лопаток.
Толчук держался уже из последних сил.
Неожиданный порыв ветра на мгновение отнес дым от дороги. Сладчайшая Матерь! Луг был уже лишь на расстоянии вытянутой руки. Эррил вскочил. В дыму и отраве он и подумать не мог, что спасение так близко.
— Мы почти пришли! — крикнул он, стараясь хотя бы так ободрить выбивающегося из сил огра.
Толчук поднял лицо, увидел луг и напрягся в последнем порыве. Зрелище зеленых полей, казалось, удвоило его силы. Его сильные ноги отмахали последние несколько шагов, и фургон мягко покатился по влажной траве.
Как только ноги огра коснулись травы, пауки в страхе попрыгали с него, поспешно убираясь в спасительную для них сень леса. Орда явно боялась покидать свое мрачное убежище. Однако огр продолжал тащить повозку до тех пор, пока вокруг не стала расстилаться лишь свежая чистая трава.
Наконец, Толчук остановился. Ноги его дрожали, он кое-как высвободился из упряжи и хотел подойти к фургону, но закачался и рухнул на колени в пестрый от цветов луг.
Эррил спрыгнул и подбежал к нему. Обожженная пожаром кожа огра была вся в белых точках и шрамах от укусов, лицо его исказила гримаса боли, а из глотки вырывался нутряной надрывный кашель. Эррил склонился над ним, и Толчук с трудом поднял тяжелые веки над янтарными глазами.
— Мы вышли... вышли? — прошептал он.
Эррил положил руку ему на плечо, и там, где его пальцы коснулись белых шрамов, почувствовал, как их начало жечь нестерпимым огнем. Можно было представить, от какой боли страдает огр!
— Ты спас нас, дружище. Только ты. Твое сердце и твое мужество.
Толчук кивнул.
— Хорошо. Я ведь говорил, что у нас толстая шкура. — И с этими словами он снова закрыл глаза и повалился на землю. Но не успел Эррил припасть к его груди, чтобы проверить, бьется ли это храброе сердце, как сзади послышался негромкий голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139