Цилиндрическое море осушено и демонтировано. Даже Нью-Йорк уже разбирается…
— Но ведь он еще не полностью разобран, не так ли? — спросила Николь.
— Нет, пока нет, — ответил Орел.
— Что, если мы съездим туда ненадолго?
«Пожалуйста, не откажи в любезности старой женщине, — подумала Николь.
— Даже если она сама не понимает себя».
— Ну хорошо, — согласился Орел. — Но путь будет долгим. Нью-Йорк располагается в другой части завода.
Они стояли на парапете возле вершины одного из высоких небоскребов. Большая часть Нью-Йорка исчезла, строения рушились, превращаясь в груды развалин, под натиском жуткой мощи огромных биотов. Во все стороны от площади было видно лишь двадцать или тридцать зданий.
— Здесь располагались три подземелья под городом, — объясняла Николь Синему Доктору. — В одном жили мы, в другом — птицы, а в третьем обитали ваши сородичи… Я находилась внутри птичьего подземелья, когда Ричард явился, чтобы спасти меня… — Николь смолкла, припомнив, что уже рассказывала эту повесть Синему Доктору, а октопауки, как известно, ничего не забывают. — Тебе не скучно? — спросила она.
— Пожалуйста, продолжай, — ответила октопаучиха.
— Но за все время, проведенное нами на острове, никто так и не узнал, что в здания можно войти. Разве не удивительно? О как бы мне хотелось, чтобы Ричард был сейчас жив… вот бы увидеть его лицо, когда Орел открыл дверь в октаэдр. Ричард был бы потрясен…
— Как бы то ни было, — продолжила Николь, — Ричард вернулся внутрь Рамы, чтобы отыскать меня… а потом мы полюбили друг друга и придумали, как спастись с острова с помощью птиц… Такое славное было время и так давно…
Николь шагнула вперед, обеими руками взялась за поручень и огляделась. Умственным взором она видела Нью-Йорк, каким он был прежде. «Там были набережные, а за ними Цилиндрическое море… а где-то посреди этих уродливых груд металла находились тот самый амбар и та яма, в которой я едва не умерла».
К ее собственному удивлению глаза вдруг наполнились слезами, выкатившимися на щеки. Она не оборачивалась. «Пятеро из шести моих детей родились здесь, — думала Николь, — под этой почвой. Здесь, возле нашего подземелья, мы нашли Ричарда после долгого отсутствия. Он был в забытьи».
Воспоминания одно из другим сами собой вторгались в реальность, каждое причиняло неуловимую душевную боль и вызывало новый поток слез. Николь не могла успокоиться. Она то вновь спускалась в логово октопауков, чтобы спасти свою Кэти, то снова ощущала восторг и радость, пролетая над Цилиндрическим морем в упряжи, которую держали три птицы. «Мы обязаны умирать, — решила Николь, вытирая глаза тыльной стороной ладони, — воспоминания не оставляют места в наших мозгах для чего-либо нового».
Поглядев на разрушенный Нью-Йорк, Николь воскресила в своей памяти его давнишний облик, и ей вдруг вспомнилась еще более ранняя пора в ее жизни… холодный осенний вечер в Бовуа, один из последних дней, проведенных на Земле; они с Женевьевой уже собирались в Давос покататься на лыжах. Николь сидела с отцом и дочерью перед камином. В этот вечер Пьер был очень задумчив. Он рассказывал Николь и Женевьеве о том, как ухаживал за матерью Николь.
Позже, лежа в постели, Женевьева спросила мать:
— Почему дедушка так много говорит о том, что случилось давным-давно?
— Потому что это важно для него, — ответила Николь.
«Простите меня, — думала Николь, глядя на небоскребы. — Простите меня, все старики, чьи рассказы я пропускала мимо ушей. Я не хотела быть грубой и невнимательной. Я просто не понимала, что значит — быть старым».
Николь вздохнула и обернулась.
— Все в порядке? — спросила Синий Доктор.
Она кивнула.
— Благодарю тебя за это, — дрожащим голосом Николь обратилась к Орлу. — Ну, теперь я готова в путь.
Она увидела огни, едва их маленький челнок оставил ангар. Хотя они светились в сотне километров от нее, вид их был великолепен — на фоне черноты и далеких звезд.
— У этого Узла есть дополнительный комплекс, — проговорил Орел, — он образует идеальный тетраэдр. Узел возле Сириуса, который вы посетили, не располагал модулем познания.
Николь, затаив дыхание, глядела из окна челнока. Освещенное сооружение, медленно поворачивавшееся вдали, казалось нереальным, плодом ее воображения. В углах его располагались четыре сферы, соединенные друг с другом шестью линейными транспортными коридорами. Каждая из сфер имела совершенно одинаковый размер, как и все шесть длинных тонких линий, протянувшихся между ними. Издали свет делал Узел единым целым: он казался огромным тетраэдром, горящим в небесной тьме.
— Как прекрасно! — произнесла Николь, не в силах найти подходящие слова, чтобы выразить свой трепет.
— Ты увидишь его с обсервационной палубы, — проговорила Синий Доктор, сидевшая возле нее. — Зрелище ослепительное. Корабль расположен достаточно близко, и поэтому можно различить огни внутри сфер, даже провожать взглядом аппараты, мчащиеся по транспортным коридорам… Многие из обитателей Гранд-отеля часами стоят на палубе, развлекаясь догадками относительно смысла деятельности этих движущихся огней.
По рукам Николь пробежали мурашки, пока она молча разглядывала Узел. Она услыхала далекий голос Франчески Сабатини, читавшей стихотворение, которое Николь заучила еще школьницей:
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой, Соразмерный образ твой?
«Тот ли сотворил тебя, кто сотворил агнца?» — думала Николь, глядя на медленно поворачивающийся тетраэдр. Она вспомнила полночный разговор с Майклом О'Тулом, когда они находились в Узле возле Сириуса.
— Познав все это, мы должны воспринимать Бога иначе, — говорил он. — Мы должны избавить Его от наших гомоцентрических ограничений… Господа, создавшего архитекторов… авторов Узла, безусловно, развлекут наши жалкие потуги представить Его в образах, которые мы, люди, способны понять.
Николь была заворожена Узлом: он неторопливо поворачивался, являя различные виды в гипнотизирующей последовательности. Прямо на ее глазах Узел сместился в позицию, где один из четырех равносторонних треугольников, образующих поверхность тетраэдра, расположился перпендикулярно направлению полета челнока. Теперь Узел виделся совершенно иным, он словно утратил глубину. Четвертая вершина, фактически располагавшаяся в тридцати километрах за плоскостью, обращенной к Николь, казалась круглым пятном в центре треугольника.
Но челнок вдруг переменил направление, и Узел исчез… Николь заметила вдали одинокую светло-желтую звездочку.
— Это Тау Кита, — сказал ей Орел, — звезда, очень похожая на ваше Солнце.
— А почему, если не секрет, — спросила Николь, — этот Узел располагается именно здесь… в окрестностях Тау Кита?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Но ведь он еще не полностью разобран, не так ли? — спросила Николь.
— Нет, пока нет, — ответил Орел.
— Что, если мы съездим туда ненадолго?
«Пожалуйста, не откажи в любезности старой женщине, — подумала Николь.
— Даже если она сама не понимает себя».
— Ну хорошо, — согласился Орел. — Но путь будет долгим. Нью-Йорк располагается в другой части завода.
Они стояли на парапете возле вершины одного из высоких небоскребов. Большая часть Нью-Йорка исчезла, строения рушились, превращаясь в груды развалин, под натиском жуткой мощи огромных биотов. Во все стороны от площади было видно лишь двадцать или тридцать зданий.
— Здесь располагались три подземелья под городом, — объясняла Николь Синему Доктору. — В одном жили мы, в другом — птицы, а в третьем обитали ваши сородичи… Я находилась внутри птичьего подземелья, когда Ричард явился, чтобы спасти меня… — Николь смолкла, припомнив, что уже рассказывала эту повесть Синему Доктору, а октопауки, как известно, ничего не забывают. — Тебе не скучно? — спросила она.
— Пожалуйста, продолжай, — ответила октопаучиха.
— Но за все время, проведенное нами на острове, никто так и не узнал, что в здания можно войти. Разве не удивительно? О как бы мне хотелось, чтобы Ричард был сейчас жив… вот бы увидеть его лицо, когда Орел открыл дверь в октаэдр. Ричард был бы потрясен…
— Как бы то ни было, — продолжила Николь, — Ричард вернулся внутрь Рамы, чтобы отыскать меня… а потом мы полюбили друг друга и придумали, как спастись с острова с помощью птиц… Такое славное было время и так давно…
Николь шагнула вперед, обеими руками взялась за поручень и огляделась. Умственным взором она видела Нью-Йорк, каким он был прежде. «Там были набережные, а за ними Цилиндрическое море… а где-то посреди этих уродливых груд металла находились тот самый амбар и та яма, в которой я едва не умерла».
К ее собственному удивлению глаза вдруг наполнились слезами, выкатившимися на щеки. Она не оборачивалась. «Пятеро из шести моих детей родились здесь, — думала Николь, — под этой почвой. Здесь, возле нашего подземелья, мы нашли Ричарда после долгого отсутствия. Он был в забытьи».
Воспоминания одно из другим сами собой вторгались в реальность, каждое причиняло неуловимую душевную боль и вызывало новый поток слез. Николь не могла успокоиться. Она то вновь спускалась в логово октопауков, чтобы спасти свою Кэти, то снова ощущала восторг и радость, пролетая над Цилиндрическим морем в упряжи, которую держали три птицы. «Мы обязаны умирать, — решила Николь, вытирая глаза тыльной стороной ладони, — воспоминания не оставляют места в наших мозгах для чего-либо нового».
Поглядев на разрушенный Нью-Йорк, Николь воскресила в своей памяти его давнишний облик, и ей вдруг вспомнилась еще более ранняя пора в ее жизни… холодный осенний вечер в Бовуа, один из последних дней, проведенных на Земле; они с Женевьевой уже собирались в Давос покататься на лыжах. Николь сидела с отцом и дочерью перед камином. В этот вечер Пьер был очень задумчив. Он рассказывал Николь и Женевьеве о том, как ухаживал за матерью Николь.
Позже, лежа в постели, Женевьева спросила мать:
— Почему дедушка так много говорит о том, что случилось давным-давно?
— Потому что это важно для него, — ответила Николь.
«Простите меня, — думала Николь, глядя на небоскребы. — Простите меня, все старики, чьи рассказы я пропускала мимо ушей. Я не хотела быть грубой и невнимательной. Я просто не понимала, что значит — быть старым».
Николь вздохнула и обернулась.
— Все в порядке? — спросила Синий Доктор.
Она кивнула.
— Благодарю тебя за это, — дрожащим голосом Николь обратилась к Орлу. — Ну, теперь я готова в путь.
Она увидела огни, едва их маленький челнок оставил ангар. Хотя они светились в сотне километров от нее, вид их был великолепен — на фоне черноты и далеких звезд.
— У этого Узла есть дополнительный комплекс, — проговорил Орел, — он образует идеальный тетраэдр. Узел возле Сириуса, который вы посетили, не располагал модулем познания.
Николь, затаив дыхание, глядела из окна челнока. Освещенное сооружение, медленно поворачивавшееся вдали, казалось нереальным, плодом ее воображения. В углах его располагались четыре сферы, соединенные друг с другом шестью линейными транспортными коридорами. Каждая из сфер имела совершенно одинаковый размер, как и все шесть длинных тонких линий, протянувшихся между ними. Издали свет делал Узел единым целым: он казался огромным тетраэдром, горящим в небесной тьме.
— Как прекрасно! — произнесла Николь, не в силах найти подходящие слова, чтобы выразить свой трепет.
— Ты увидишь его с обсервационной палубы, — проговорила Синий Доктор, сидевшая возле нее. — Зрелище ослепительное. Корабль расположен достаточно близко, и поэтому можно различить огни внутри сфер, даже провожать взглядом аппараты, мчащиеся по транспортным коридорам… Многие из обитателей Гранд-отеля часами стоят на палубе, развлекаясь догадками относительно смысла деятельности этих движущихся огней.
По рукам Николь пробежали мурашки, пока она молча разглядывала Узел. Она услыхала далекий голос Франчески Сабатини, читавшей стихотворение, которое Николь заучила еще школьницей:
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой, Соразмерный образ твой?
«Тот ли сотворил тебя, кто сотворил агнца?» — думала Николь, глядя на медленно поворачивающийся тетраэдр. Она вспомнила полночный разговор с Майклом О'Тулом, когда они находились в Узле возле Сириуса.
— Познав все это, мы должны воспринимать Бога иначе, — говорил он. — Мы должны избавить Его от наших гомоцентрических ограничений… Господа, создавшего архитекторов… авторов Узла, безусловно, развлекут наши жалкие потуги представить Его в образах, которые мы, люди, способны понять.
Николь была заворожена Узлом: он неторопливо поворачивался, являя различные виды в гипнотизирующей последовательности. Прямо на ее глазах Узел сместился в позицию, где один из четырех равносторонних треугольников, образующих поверхность тетраэдра, расположился перпендикулярно направлению полета челнока. Теперь Узел виделся совершенно иным, он словно утратил глубину. Четвертая вершина, фактически располагавшаяся в тридцати километрах за плоскостью, обращенной к Николь, казалась круглым пятном в центре треугольника.
Но челнок вдруг переменил направление, и Узел исчез… Николь заметила вдали одинокую светло-желтую звездочку.
— Это Тау Кита, — сказал ей Орел, — звезда, очень похожая на ваше Солнце.
— А почему, если не секрет, — спросила Николь, — этот Узел располагается именно здесь… в окрестностях Тау Кита?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153