Джесс привязал лошадь подальше, чтобы она не мешала, сошел с тележки и стоял рядом с ее головой, пока бык не кончил свое дело, а Хосс не обратил на него внимание. Белый подошел к нему, держа руки в задних карманах, встал перед лошадью и начал смотреть ей в зубы.
– Доброе утро, Джесс.
– Утро доброе, мистер Спенс.
– Прелестная лошадка!
– Не очень-то хорошая, но пока возит.
– Хочешь продать?
Джесс знал, что это проверка на послушание. Напрямую отказывать нельзя, это было бы нарушением этикета, оскорблением. Он нашел наилучший вариант.
– Ну, сэр, мистер Спенс, она не очень хорошая, но мой мальчик, он без ума от нее. Нелли меня пристрелит, если продам. – Мужчины хором рассмеялись. Очевидно, Джесс выдержал испытание.
– Ищешь работу, Джесс?
– Да, сэр.
– У меня нет хлопка. Мне не нужны издольщики.
– Так точно, сэр.
– А в чем разбираешься, кроме хлопка? – Хосс поднял ногу лошади и стал осматривать копыто.
– Ну, сэр, я всю жизнь доил четырех молочных коров. Папа работал у старого мистера Рейнолдса в графстве Тэлбот. А там держали четырех коров. И еще я хороший плотник. Починяю всякую всячину.
– А мальчик?
– Ему только девять. Его мать хочет, чтобы он учился. А он рубит дрова.
– Нелли?
– Нелли самая лучшая прачка, ага, сэр.
– Угу. – Хосс опустил ногу лошади и стал гладить ей холку. – Много денег предложить не смогу, Джесс, времена трудные. Но вот пустой дом. – Он указал на покосившуюся хижину в сотне ярдов оттуда. – Там надо кое-что поделать, но ты же плотник. В сарайчике есть кое-какой лес. Крыша, я бы сказал, в порядке. С молокозавода можешь получать в день кварту молока и в неделю фунт масла. Пшеницу я выращиваю свою и мелю её на мельнице в Лазерсвилле. Раз в месяц можешь брать мешок муки. За домом можно посадить овощи и во время жатвы получать кукурузу, а летом – персики. Миз Спенс даст Нелли несколько кур, которые будут бегать и скрестись. Годится?
– Да, сэр.
– Мои ниггеры усердно работают и делают то, что я им говорю, иначе я их гоню в шею. Понятно?
– Да, сэр.
Хосс пошел по направлению к большому дому. Джесс уже готов был вздохнуть с облегчением, но Хосс как раз в этот момент обратился к нему:
– Люди говорят, что у Нелли острый язычок. Проследи, чтобы она держала его за зубами, ясно?
– Да, сэр.
Хосс продолжил свой путь к дому, а Джесс поворотил лошадь, влез в тележку и поехал за семьей и вещичками. С него градом лил пот, и руки его дрожали. Но топот копыт вскоре успокоил его, и он задумался над новой работой и новой жизнью. Дело улажено. Он знал, что много денег не увидит, но на прожитие им хватит, Молоко и масло – это уже хорошо. Конечно, это не то, что работать на мистера Уилла Генри, но если Нелли будет вести себя тихо, а мальчик не попадет в беду, то жить можно.
Глава 21
В середине октября того же года Билли Ли выдался такой субботний денек, который он будет не без оснований многократно вспоминать до конца своих дней, отчасти потому, что он оказался воплощением всего самого лучшего, что несли в себе субботние дни детства, но отчасти и потому, что в тот день столкнулся с чем-то новым для себя и во многих отношениях тревожным.
Утром он сгребал листья во дворе, то есть, выполнял работу, за которую ему еженедельно выдавались деньги на карманные расходы, съел сандвич и кусочек кекса, испеченного Флосси, поскольку отец по субботам был слишком занят, чтобы прийти на обед и поесть днем, как следует, после чего отправился в город. «Город» располагался всего в одном квартале от Главной улицы и в двух кварталах от дома, но для восьмилетнего мальчика, первый год живущего в городе, такого рода прогулка была не меньшим чудом, чем полет на ковре-самолете.
Начал он с аптеки на углу, где потратил кусочек никеля достоинством в пятнадцать центов на безалкогольное пиво, напиток тем более экзотический, что его готовили прямо у него на глазах: порция сиропа, струя молока, поверх – содовая вода, наконец решающий момент – поворот ручки, и из отверстия вырывается тонкая струйка перегретого пара, превращающая поверхность напитка в белую, пенную шапку. А потом он пил все это медленно и с наслаждением, просматривая одновременно «Полицейскую газету», взятую на время с магазинной стойки, – вскоре он ее вернет в чистом виде. Мистер Бердсонг не возражал, когда газету не покупали, а просто брали почитать, если ее возвращали в аккуратно сложенном и опрятном виде. И Билли вовсе не собирался пренебрегать подобной привилегией, тем более, благодаря ей покупательная способность его карманных денег увеличивалась до бесконечности.
Оттуда он отправился в другое любимое место: в скобяную лавку Мак-Киббона, где чудесно пахло железом и пенькой. Там он провел некоторое время, оценивая достоинства двух дюжин перочинных ножичков и условно остановившись на ножичке с костяной ручкой и четырьмя лезвиями. Окончательный выбор он сделает тогда, когда скопит доллар двадцать центов.
Потом он пошел в фуражную лавку, самое чистое место на свете, где в воздухе носился запах зерна и муки. Для Билли фуражная лавка Джима Буса была местным вариантом зоомагазина в большом городе, потому что там был ряд подносов, где копошились десятки цыплят, пушистеньких, как котята. Он несколько минут подержал в ладони одно из этих мягоньких существ и задумался, как из таких миленьких созданий вырастают куры и петухи.
Наконец, ему удалось пробиться сквозь плотную толпу идущих за покупками прямо к зданию почты, где он стал вглядываться в окошечки, играя сам с собой в придуманную им игру: увидеть штемпель самого далекого от Делано города. На этот раз ему пришлось довольствоваться Бирмингемом. Как-то ему удалось увидеть нью-йоркский штемпель; а в другой раз – штемпель какого-то «Лоса» в Калифорнии. Объявления о розыске он приберегал на сладкое, пытаясь запомнить лица на плакатах и преступления, в которых они обвиняются, чтобы в случае, если облик кого-то из встречных напомнит ему разыскиваемого преступника, он смог бы сразу передать этого человека в руки отцу.
У здания почты он перебежал через дорогу, увертываясь от копыт мулов, промчался по проходу мимо «Трамвая Тоннервилла», который представлял собой настоящий трамвайный вагон, переделанный в ресторан, и очутился в самом интересном месте во всем Делано – на конном дворе Уинслоу. Он располагался за северными торговыми рядами Главной улицы, где-то в пятидесяти ярдах от них, на возвышении, под откосом которого проходили пути БМЖД. А в промежутке между магазинами и конным двором находилось открытое пространство, быстро заполнявшееся фургонами, которые отец больше не разрешал ставить по субботам на Главной улице, а рядом с ними толпились сотни две людей, большинство из которых либо вели мулов под уздцы, либо кормили их и чистили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Доброе утро, Джесс.
– Утро доброе, мистер Спенс.
– Прелестная лошадка!
– Не очень-то хорошая, но пока возит.
– Хочешь продать?
Джесс знал, что это проверка на послушание. Напрямую отказывать нельзя, это было бы нарушением этикета, оскорблением. Он нашел наилучший вариант.
– Ну, сэр, мистер Спенс, она не очень хорошая, но мой мальчик, он без ума от нее. Нелли меня пристрелит, если продам. – Мужчины хором рассмеялись. Очевидно, Джесс выдержал испытание.
– Ищешь работу, Джесс?
– Да, сэр.
– У меня нет хлопка. Мне не нужны издольщики.
– Так точно, сэр.
– А в чем разбираешься, кроме хлопка? – Хосс поднял ногу лошади и стал осматривать копыто.
– Ну, сэр, я всю жизнь доил четырех молочных коров. Папа работал у старого мистера Рейнолдса в графстве Тэлбот. А там держали четырех коров. И еще я хороший плотник. Починяю всякую всячину.
– А мальчик?
– Ему только девять. Его мать хочет, чтобы он учился. А он рубит дрова.
– Нелли?
– Нелли самая лучшая прачка, ага, сэр.
– Угу. – Хосс опустил ногу лошади и стал гладить ей холку. – Много денег предложить не смогу, Джесс, времена трудные. Но вот пустой дом. – Он указал на покосившуюся хижину в сотне ярдов оттуда. – Там надо кое-что поделать, но ты же плотник. В сарайчике есть кое-какой лес. Крыша, я бы сказал, в порядке. С молокозавода можешь получать в день кварту молока и в неделю фунт масла. Пшеницу я выращиваю свою и мелю её на мельнице в Лазерсвилле. Раз в месяц можешь брать мешок муки. За домом можно посадить овощи и во время жатвы получать кукурузу, а летом – персики. Миз Спенс даст Нелли несколько кур, которые будут бегать и скрестись. Годится?
– Да, сэр.
– Мои ниггеры усердно работают и делают то, что я им говорю, иначе я их гоню в шею. Понятно?
– Да, сэр.
Хосс пошел по направлению к большому дому. Джесс уже готов был вздохнуть с облегчением, но Хосс как раз в этот момент обратился к нему:
– Люди говорят, что у Нелли острый язычок. Проследи, чтобы она держала его за зубами, ясно?
– Да, сэр.
Хосс продолжил свой путь к дому, а Джесс поворотил лошадь, влез в тележку и поехал за семьей и вещичками. С него градом лил пот, и руки его дрожали. Но топот копыт вскоре успокоил его, и он задумался над новой работой и новой жизнью. Дело улажено. Он знал, что много денег не увидит, но на прожитие им хватит, Молоко и масло – это уже хорошо. Конечно, это не то, что работать на мистера Уилла Генри, но если Нелли будет вести себя тихо, а мальчик не попадет в беду, то жить можно.
Глава 21
В середине октября того же года Билли Ли выдался такой субботний денек, который он будет не без оснований многократно вспоминать до конца своих дней, отчасти потому, что он оказался воплощением всего самого лучшего, что несли в себе субботние дни детства, но отчасти и потому, что в тот день столкнулся с чем-то новым для себя и во многих отношениях тревожным.
Утром он сгребал листья во дворе, то есть, выполнял работу, за которую ему еженедельно выдавались деньги на карманные расходы, съел сандвич и кусочек кекса, испеченного Флосси, поскольку отец по субботам был слишком занят, чтобы прийти на обед и поесть днем, как следует, после чего отправился в город. «Город» располагался всего в одном квартале от Главной улицы и в двух кварталах от дома, но для восьмилетнего мальчика, первый год живущего в городе, такого рода прогулка была не меньшим чудом, чем полет на ковре-самолете.
Начал он с аптеки на углу, где потратил кусочек никеля достоинством в пятнадцать центов на безалкогольное пиво, напиток тем более экзотический, что его готовили прямо у него на глазах: порция сиропа, струя молока, поверх – содовая вода, наконец решающий момент – поворот ручки, и из отверстия вырывается тонкая струйка перегретого пара, превращающая поверхность напитка в белую, пенную шапку. А потом он пил все это медленно и с наслаждением, просматривая одновременно «Полицейскую газету», взятую на время с магазинной стойки, – вскоре он ее вернет в чистом виде. Мистер Бердсонг не возражал, когда газету не покупали, а просто брали почитать, если ее возвращали в аккуратно сложенном и опрятном виде. И Билли вовсе не собирался пренебрегать подобной привилегией, тем более, благодаря ей покупательная способность его карманных денег увеличивалась до бесконечности.
Оттуда он отправился в другое любимое место: в скобяную лавку Мак-Киббона, где чудесно пахло железом и пенькой. Там он провел некоторое время, оценивая достоинства двух дюжин перочинных ножичков и условно остановившись на ножичке с костяной ручкой и четырьмя лезвиями. Окончательный выбор он сделает тогда, когда скопит доллар двадцать центов.
Потом он пошел в фуражную лавку, самое чистое место на свете, где в воздухе носился запах зерна и муки. Для Билли фуражная лавка Джима Буса была местным вариантом зоомагазина в большом городе, потому что там был ряд подносов, где копошились десятки цыплят, пушистеньких, как котята. Он несколько минут подержал в ладони одно из этих мягоньких существ и задумался, как из таких миленьких созданий вырастают куры и петухи.
Наконец, ему удалось пробиться сквозь плотную толпу идущих за покупками прямо к зданию почты, где он стал вглядываться в окошечки, играя сам с собой в придуманную им игру: увидеть штемпель самого далекого от Делано города. На этот раз ему пришлось довольствоваться Бирмингемом. Как-то ему удалось увидеть нью-йоркский штемпель; а в другой раз – штемпель какого-то «Лоса» в Калифорнии. Объявления о розыске он приберегал на сладкое, пытаясь запомнить лица на плакатах и преступления, в которых они обвиняются, чтобы в случае, если облик кого-то из встречных напомнит ему разыскиваемого преступника, он смог бы сразу передать этого человека в руки отцу.
У здания почты он перебежал через дорогу, увертываясь от копыт мулов, промчался по проходу мимо «Трамвая Тоннервилла», который представлял собой настоящий трамвайный вагон, переделанный в ресторан, и очутился в самом интересном месте во всем Делано – на конном дворе Уинслоу. Он располагался за северными торговыми рядами Главной улицы, где-то в пятидесяти ярдах от них, на возвышении, под откосом которого проходили пути БМЖД. А в промежутке между магазинами и конным двором находилось открытое пространство, быстро заполнявшееся фургонами, которые отец больше не разрешал ставить по субботам на Главной улице, а рядом с ними толпились сотни две людей, большинство из которых либо вели мулов под уздцы, либо кормили их и чистили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126