Слишком поздно, чтобы думать. И слишком рано, чтобы есть.
Он отправился по дорожке к церкви, стоящей на верхушке изрядных размеров холма. Если б я был настоящим пророком, подумал он, я бы знал, что делать. Я знал бы, оставаться ли мне здесь на день, на неделю или на месяц. Я знал бы, станет Армор моим другом, как я надеюсь, или врагом, чего я опасаюсь. Я знал бы, добьется ли его жена когда-нибудь права использовать свои способности в открытую. Я знал бы, доведется ли мне встретиться с этим индейским пророком лицом к лицу.
Но он понимал, что все это не имеет значения. Это был род видения, используемый ведунами — он не единожды видел, как они проделывают это, и каждый раз это наполняло его ужасом, потому что он понимал, как плохо для человека знать слишком много о своем жизненном пути. Нет, желанным даром для него было пророчество, способность видеть не маленькие дела мужчин и женщин в их закутках мира, а великое развитие событий по пути, указанному Господом. Или Сатаной — Сказитель не делал различий, так как оба они хорошо знали, что собираются делать с этим миром, и поэтому каждый из них должен был знать кое-что и о будущем. Конечно, приятнее было бы слышать голос Господа. Все дела дьявола, которых ему довелось коснуться в своей жизни, причиняли ему боль тем или иным путем.
Дверь церкви была распахнута в этот теплый осенний день и Сказитель проник внутрь вместе с целым сонмом мух. Внутри церковь была так же красива, как и снаружи — определенно церковь шотландского обряда, это чувствовалось — но слишком светло-радостная при этом, сверкающее, воздушное место, с побеленными стенами и застекленными окнами. Даже скамьи и кафедра были из светлого дерева. Единственным темным предметом в церкви был алтарь. Поэтому он сразу бросался в глаза. И, поскольку Сказитель обладал даром видеть подобные веши, он заметил следы от прикосновения чего-то жидкого к поверхности алтаря.
Медленно он направился к алтарю. К алтарю, потому что ему было необходимо знать наверняка; и медленно, потому что вещам подобного рода было не место в христианской церкви. Еще ближе, да, он не ошибся. Те же самые отметины он видел в Де-Кэйне на лице человека, замучившего собственных детей до смерти и обвинившего в этом Краснокожих. Те же следы он приметил и на мече, обезглавившем Джорджа Вашингтона. Они были похожи на тонкую пленку мерзкой воды, невидимой до тех пор, пока не посмотришь на нее под особым углом и при особом освещении. Но Сказитель всегда мог видеть ее — его глаз тоже был особым.
Он протянул руку и осторожно дотронулся пальцем до самой заметной отметины. И ему пришлось приложить все свои силы, чтобы не отдернуть руку сразу же, так сильно она обожгла, заставив его руку содрогнуться до самого плеча.
«Добро пожаловать в дом Господа», произнес голос. Сказитель, посасывая свой сожженный палец, обернулся, чтобы увидеть говорившего. Он был одет, как священник шотландской церкви, — пресвитерианин, как говорят они здесь, в Америке. «Вам попала заноза?», спросил священник.
Было бы легче всего просто сказать, да, это заноза. Но Сказитель рассказывал только те истории, в которые верил. «Отец мой», сказал он. «Дьявол прикасался к вашему алтарю.» Угрюмая улыбка пастора тотчас же исчезла. «Как можете вы узнать отпечаток рук дьявола?»
«Это дар Божий», сказал Сказитель. «Видеть».
Священник посмотрел на него пристально, как бы раздумывая, верить ему или нет. «Тогда можете ли вы узнать место, которого касался Ангел?» «Я думаю, что смогу увидеть следы там, где действовали силы добра. Я видел такие следы прежде».
Священник замолк с таким видом, будто ему хочется задать один очень важный вопрос, но он боится ответа. Затем он вздрогнул, явно отказавшись от желания узнать истину, и проговорил презрительно. «Чепуха. Вы можете дурачить простых людей, но я получил образование в Англии и меня невозможно ввести в заблуждение болтовней о скрытых силах». "О", сказал Сказитель. «Вы образованный человек». «Как и вы, судя по вашей речи», сказал священник. «Я полагаю, юг Англии».
«Королевская Академия Искусств», сказал Сказитель. «Я обучался гравировке. И поскольку вы принадлежите к церкви шотландского обряда, я бы осмелился предположить, что вы видели мою работу в книге для воскресных школ».
«Я никогда не замечаю подобных вашей», сказал священник. «Гравюры — это просто трата бумаги, которую следовало бы отвести словам, несущим Истину. Если, конечно, на них не изображено то, что художник видел собственными глазами, например, человеческая анатомия. Но то, что возникло в воображении художника, имеет не более ценности в моих глазах, чем то, что я вообразил себе сам».
Сказитель попытался продолжить эту мысль: «А что если художник является пророком?»
Священник полуприкрыл глаза. «Дни пророков окончены. Все, называющие себя пророками, шарлатаны, вроде этого языческого отступника — одноглазого пьяницы-Краснокожего. И я не сомневаюсь, что если бы Бог наделил даром пророчества хотя бы одного художника, мы вскоре получили бы кучу художников и маляров, желающих слыть пророками, особенно если это дает им неплохую оплату».
Хотя Сказитель и старался быть вежливым в разговоре, он не хотел уклониться от скрытого обвинения, выдвинутого священником. «Человеку, который проповедует Слово Божие, получая за это оплату, не стоит упрекать других, пытающихся заработать на жизнь, неся правду людям». «Я был рукоположен», сказал священник. «А художников никто не посвящает в сан. они посвящают себя сами».
Этого ответа Сказитель и ожидал. Священник спрятался за формальным обрядом, когда почувствовал, что без этого прикрытия его идеи не способны устоять. И раз уж разговор зашел об обрядах, то разумные доводы ничего не значили; Сказитель вернулся к более насущной теме. «Дьявол касался этого алтаря», сказал он. «И когда я прикоснулся к алтарю в том же месте, оно обожгло мой палец».
«Но почему-то никогда и ничто здесь не обжигало моих пальцев».
«Я так и подумал», сказал Сказитель. «Ведь это вы были рукоположены». Сказитель не пытался скрыть насмешку в своем голосе, и это заметно разозлило священника, вздрогнувшего от гнева. Когда люди злились на Сказителя, это не беспокоило его. Ведь это значило, что к его словам прислушивались и наполовину верили. «Ну что ж, если у тебя такие зоркие глаза, скажи мне, касался ли этого Алтаря посланник Господа». Священник явно считал этот вопрос испытанием. И Сказитель понятия не имел, какой ответ с его точки зрения является правильным. И это не имело значения, в любом случае Сказитель не стал бы лгать. «Нет», сказал он. Это был неверный ответ. Священник ухмыльнулся. «Вот значит как? Ты уверен, что этого не происходило?»
Тут Сказителю пришло в голову что, возможно, священник считает, что его собственные руки, руки посвященного, оставляют след Божьей благодати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Он отправился по дорожке к церкви, стоящей на верхушке изрядных размеров холма. Если б я был настоящим пророком, подумал он, я бы знал, что делать. Я знал бы, оставаться ли мне здесь на день, на неделю или на месяц. Я знал бы, станет Армор моим другом, как я надеюсь, или врагом, чего я опасаюсь. Я знал бы, добьется ли его жена когда-нибудь права использовать свои способности в открытую. Я знал бы, доведется ли мне встретиться с этим индейским пророком лицом к лицу.
Но он понимал, что все это не имеет значения. Это был род видения, используемый ведунами — он не единожды видел, как они проделывают это, и каждый раз это наполняло его ужасом, потому что он понимал, как плохо для человека знать слишком много о своем жизненном пути. Нет, желанным даром для него было пророчество, способность видеть не маленькие дела мужчин и женщин в их закутках мира, а великое развитие событий по пути, указанному Господом. Или Сатаной — Сказитель не делал различий, так как оба они хорошо знали, что собираются делать с этим миром, и поэтому каждый из них должен был знать кое-что и о будущем. Конечно, приятнее было бы слышать голос Господа. Все дела дьявола, которых ему довелось коснуться в своей жизни, причиняли ему боль тем или иным путем.
Дверь церкви была распахнута в этот теплый осенний день и Сказитель проник внутрь вместе с целым сонмом мух. Внутри церковь была так же красива, как и снаружи — определенно церковь шотландского обряда, это чувствовалось — но слишком светло-радостная при этом, сверкающее, воздушное место, с побеленными стенами и застекленными окнами. Даже скамьи и кафедра были из светлого дерева. Единственным темным предметом в церкви был алтарь. Поэтому он сразу бросался в глаза. И, поскольку Сказитель обладал даром видеть подобные веши, он заметил следы от прикосновения чего-то жидкого к поверхности алтаря.
Медленно он направился к алтарю. К алтарю, потому что ему было необходимо знать наверняка; и медленно, потому что вещам подобного рода было не место в христианской церкви. Еще ближе, да, он не ошибся. Те же самые отметины он видел в Де-Кэйне на лице человека, замучившего собственных детей до смерти и обвинившего в этом Краснокожих. Те же следы он приметил и на мече, обезглавившем Джорджа Вашингтона. Они были похожи на тонкую пленку мерзкой воды, невидимой до тех пор, пока не посмотришь на нее под особым углом и при особом освещении. Но Сказитель всегда мог видеть ее — его глаз тоже был особым.
Он протянул руку и осторожно дотронулся пальцем до самой заметной отметины. И ему пришлось приложить все свои силы, чтобы не отдернуть руку сразу же, так сильно она обожгла, заставив его руку содрогнуться до самого плеча.
«Добро пожаловать в дом Господа», произнес голос. Сказитель, посасывая свой сожженный палец, обернулся, чтобы увидеть говорившего. Он был одет, как священник шотландской церкви, — пресвитерианин, как говорят они здесь, в Америке. «Вам попала заноза?», спросил священник.
Было бы легче всего просто сказать, да, это заноза. Но Сказитель рассказывал только те истории, в которые верил. «Отец мой», сказал он. «Дьявол прикасался к вашему алтарю.» Угрюмая улыбка пастора тотчас же исчезла. «Как можете вы узнать отпечаток рук дьявола?»
«Это дар Божий», сказал Сказитель. «Видеть».
Священник посмотрел на него пристально, как бы раздумывая, верить ему или нет. «Тогда можете ли вы узнать место, которого касался Ангел?» «Я думаю, что смогу увидеть следы там, где действовали силы добра. Я видел такие следы прежде».
Священник замолк с таким видом, будто ему хочется задать один очень важный вопрос, но он боится ответа. Затем он вздрогнул, явно отказавшись от желания узнать истину, и проговорил презрительно. «Чепуха. Вы можете дурачить простых людей, но я получил образование в Англии и меня невозможно ввести в заблуждение болтовней о скрытых силах». "О", сказал Сказитель. «Вы образованный человек». «Как и вы, судя по вашей речи», сказал священник. «Я полагаю, юг Англии».
«Королевская Академия Искусств», сказал Сказитель. «Я обучался гравировке. И поскольку вы принадлежите к церкви шотландского обряда, я бы осмелился предположить, что вы видели мою работу в книге для воскресных школ».
«Я никогда не замечаю подобных вашей», сказал священник. «Гравюры — это просто трата бумаги, которую следовало бы отвести словам, несущим Истину. Если, конечно, на них не изображено то, что художник видел собственными глазами, например, человеческая анатомия. Но то, что возникло в воображении художника, имеет не более ценности в моих глазах, чем то, что я вообразил себе сам».
Сказитель попытался продолжить эту мысль: «А что если художник является пророком?»
Священник полуприкрыл глаза. «Дни пророков окончены. Все, называющие себя пророками, шарлатаны, вроде этого языческого отступника — одноглазого пьяницы-Краснокожего. И я не сомневаюсь, что если бы Бог наделил даром пророчества хотя бы одного художника, мы вскоре получили бы кучу художников и маляров, желающих слыть пророками, особенно если это дает им неплохую оплату».
Хотя Сказитель и старался быть вежливым в разговоре, он не хотел уклониться от скрытого обвинения, выдвинутого священником. «Человеку, который проповедует Слово Божие, получая за это оплату, не стоит упрекать других, пытающихся заработать на жизнь, неся правду людям». «Я был рукоположен», сказал священник. «А художников никто не посвящает в сан. они посвящают себя сами».
Этого ответа Сказитель и ожидал. Священник спрятался за формальным обрядом, когда почувствовал, что без этого прикрытия его идеи не способны устоять. И раз уж разговор зашел об обрядах, то разумные доводы ничего не значили; Сказитель вернулся к более насущной теме. «Дьявол касался этого алтаря», сказал он. «И когда я прикоснулся к алтарю в том же месте, оно обожгло мой палец».
«Но почему-то никогда и ничто здесь не обжигало моих пальцев».
«Я так и подумал», сказал Сказитель. «Ведь это вы были рукоположены». Сказитель не пытался скрыть насмешку в своем голосе, и это заметно разозлило священника, вздрогнувшего от гнева. Когда люди злились на Сказителя, это не беспокоило его. Ведь это значило, что к его словам прислушивались и наполовину верили. «Ну что ж, если у тебя такие зоркие глаза, скажи мне, касался ли этого Алтаря посланник Господа». Священник явно считал этот вопрос испытанием. И Сказитель понятия не имел, какой ответ с его точки зрения является правильным. И это не имело значения, в любом случае Сказитель не стал бы лгать. «Нет», сказал он. Это был неверный ответ. Священник ухмыльнулся. «Вот значит как? Ты уверен, что этого не происходило?»
Тут Сказителю пришло в голову что, возможно, священник считает, что его собственные руки, руки посвященного, оставляют след Божьей благодати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69