Халл пишет:
«Немцы выпускали евреев только тогда, когда им за это щедро платили. Мы не желали переводить крупные суммы на счета нацистов, даже если эти вклады предназначались для швейцарских банков и их можно было бы получить только после войны, когда, по всей видимости, нацистские лидеры не могли бы воспользоваться ими. Наконец, госдепартамент не имел в своем распоряжении ни таких крупных денежных средств, ни людей, которые могли бы вступить в контакт с немецкими чиновниками, ответственными за программу уничтожения, и подкупить их» (85, 2, 1539). Британское министерство иностранных дел разделяло нежелание американского госдепартамента платить за жизнь евреев. Даже после всех предосторожностей, гарантировавших, что деньги не будут использованы противником на военные нужды, когда сопротивление министерства военной экономики было сломлено, прошло много месяцев, пока было получено окончательное разрешение. Как пишет Моргентау *1, разрешение задерживалось, несмотря на то, что из Берна были получены телеграммы с сообщением, что «во Франции четыре тысячи детей от двух до четырнадцати лет отняты у родителей и в запечатанных товарных вагонах без окон, по шестьдесят детей в вагоне, без сопровождения взрослых, без еды, воды и элементарных санитарных условий, депортированы… Но самое худшее еще впереди». Однако Моргентау привели в ужас не столько эти новости, сколько новости, поступившие из Лондона:
«17 декабря 1943 года госдепартаментом была получена телеграмма из Лондона, в которой приводилось письмо, поступившее в американское посольство из британского министерства военной экономики. Министерство иностранных дел, говорилось в этом письме, обеспокоено трудностями, с которыми сопряжено устройство сколько-нибудь значительного числа евреев в случае, если они будут вывезены с территории противника. По этой причине министерство иностранных дел не готово санкционировать даже предварительных мер, хотя министерство военной экономики теперь считает эти шаги приемлемыми». Подобное безразличие к судьбе еврейства, проявленное высокопоставленными должностными лицами в Англии и в США, было причиной срыва или роковой задержки всех попыток спасения евреев. Мари Сыркин рассказывает (173), что был случай, когда "при обсуждении предложения Брандта (о проведении большой операции по спасению евреев) один британский чиновник настолько забылся, что воскликнул: «Но что мы будем с ними делать?». «Что будет с нами, — спросил Чертока мистер Рэндел из британского министерства иностранных дел, — если немцы предложат свалить нам на голову целый миллион евреев?» (182, 121).
Итак, существовало три следующих возражения против любого плана по спасению миллионов или хотя бы нескольких сотен тысяч детей, обреченных на смерть: 1. у нас нет денег (ведение войны стоило более 40 миллионов долларов в день); 2. у нас нет людей; 3. у нас нет места для тех, кто будет спасен от нацистской бойни. «Единственный способ, которым мы можем спасти их, это выиграть войну», — говорили эти люди. Но когда война была выиграна, 6 миллионов евреев уже были мертвы.
Если «борьба не на жизнь, а на смерть», которую вели немцы, требовала убийства более миллиона детей, то союзники заявляли, что любая попытка спасти этих детей может «ослабить военные усилия». Палата общин выразила свою позицию двумя символическими минутами молчания; письма читателей были опубликованы в газете «Тайме»; в Англии и Америке были проведены митинги протеста. Однако не было сделано ничего или почти ничего. К августу 1942 года, почти через восемнадцать месяцев после того, как нацистский план уничтожения стал известен миру, американский госдепартамент, как пишет Г. Моргентау в своих «Дневниках», фактически не принял еще никаких мер. «Должностные лица уклонялись от этой неприятной ответственности, не торопились с рассмотрением конкретных планов спасения, предложенных их вниманию, а иногда даже препятствовали распространению информации о зверствах, совершаемых в Европе, чтобы избежать давления возмущенного общественного мнения».
Неудивительно, что явное нежелание союзников принимать какие бы то ни было меры по оказанию помощи евреям, пока почти все они не были уничтожены, укрепляло уверенность немцев в том, что все остальное человечество втайне сочувствует их методам решения еврейской проблемы. Эти «частицы человеческого вещества», презираемые и ненавидимые всеми на протяжении тысячелетия, не были желанны ни в одном уголке мира. Ни одна страна не хотела принимать их. Им не было места нигде. Они не вписывались ни в мир союзных держав, ни в тот новый мир, который строил Гитлер. Разве научный и сравнительно безболезненный план Гитлера не оказался в конце концов наиболее логичным и наиболее милосердным решением проблемы? Что еще можно было с ними сделать?
Молодой солдат из северо-восточной Шотландии, один из первых, кто вступил в Берген-Бельзен в начале 1945 года, на следующий день после освобождения лагеря отправился в соседнюю немецкую деревню. На обочине дороги лежали три трупа. Все трое были убиты выстрелами в затылок. Ни один из них не был военным. Он спросил немку в деревенской гостинице, кто были эти трое. Она ответила: «Это отставшие от колонны, проходившей здесь несколько дней назад. У них не было сил идти дальше». «Почему их застрелили?» — продолжал расспрашивать солдат. «А что было с ними делать? — ответила женщина. — Ведь это евреи».
Что было с ними делать? Многие задавались вопросом, что было делать с теми из них, кто остался в Европе после поражения Германии. Месяцы и годы, в течение которых обсуждался этот вопрос, оставшиеся в живых продолжали содержаться за колючей проволокой. Они получали питание и медицинское обслуживание; однако английский министр иностранных дел заявил им, чтобы они не пытались «пройти без очереди». Они не отличались покорностью; некоторые из них были «дерзки» и «неблагодарны». Они протестовали против колючей проволоки и немецких охранников. Кое-кто в Англии поговаривал, что жаль, что Гитлер не довел начатое до конца. Евреям внушали, что их долг — содействовать восстановлению Германии или экономическому возрождению Польши. Земля Палестины оставалась для них запретной. Тысячи из них бежали из мест своего заключения, пробираясь через всю Европу и до отказа переполняя негодные для плавания суденышки. Но британский флот стоял на страже палестинских берегов.
Нежелание как евреев, так и арабов терпеть в Палестине присутствие дорогостоящей и бездеятельной армии и рост еврейского террора сделали положение англичан в Палестине нестерпимым. В 1946 году британское правительство согласилось принять во внимание выводы англоамериканской комиссии, однако когда, вопреки ожиданиям, комиссия рекомендовала принять в страну 100 тысяч еврейских беженцев, англичане уклонились от выполнения своего обещания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
«Немцы выпускали евреев только тогда, когда им за это щедро платили. Мы не желали переводить крупные суммы на счета нацистов, даже если эти вклады предназначались для швейцарских банков и их можно было бы получить только после войны, когда, по всей видимости, нацистские лидеры не могли бы воспользоваться ими. Наконец, госдепартамент не имел в своем распоряжении ни таких крупных денежных средств, ни людей, которые могли бы вступить в контакт с немецкими чиновниками, ответственными за программу уничтожения, и подкупить их» (85, 2, 1539). Британское министерство иностранных дел разделяло нежелание американского госдепартамента платить за жизнь евреев. Даже после всех предосторожностей, гарантировавших, что деньги не будут использованы противником на военные нужды, когда сопротивление министерства военной экономики было сломлено, прошло много месяцев, пока было получено окончательное разрешение. Как пишет Моргентау *1, разрешение задерживалось, несмотря на то, что из Берна были получены телеграммы с сообщением, что «во Франции четыре тысячи детей от двух до четырнадцати лет отняты у родителей и в запечатанных товарных вагонах без окон, по шестьдесят детей в вагоне, без сопровождения взрослых, без еды, воды и элементарных санитарных условий, депортированы… Но самое худшее еще впереди». Однако Моргентау привели в ужас не столько эти новости, сколько новости, поступившие из Лондона:
«17 декабря 1943 года госдепартаментом была получена телеграмма из Лондона, в которой приводилось письмо, поступившее в американское посольство из британского министерства военной экономики. Министерство иностранных дел, говорилось в этом письме, обеспокоено трудностями, с которыми сопряжено устройство сколько-нибудь значительного числа евреев в случае, если они будут вывезены с территории противника. По этой причине министерство иностранных дел не готово санкционировать даже предварительных мер, хотя министерство военной экономики теперь считает эти шаги приемлемыми». Подобное безразличие к судьбе еврейства, проявленное высокопоставленными должностными лицами в Англии и в США, было причиной срыва или роковой задержки всех попыток спасения евреев. Мари Сыркин рассказывает (173), что был случай, когда "при обсуждении предложения Брандта (о проведении большой операции по спасению евреев) один британский чиновник настолько забылся, что воскликнул: «Но что мы будем с ними делать?». «Что будет с нами, — спросил Чертока мистер Рэндел из британского министерства иностранных дел, — если немцы предложат свалить нам на голову целый миллион евреев?» (182, 121).
Итак, существовало три следующих возражения против любого плана по спасению миллионов или хотя бы нескольких сотен тысяч детей, обреченных на смерть: 1. у нас нет денег (ведение войны стоило более 40 миллионов долларов в день); 2. у нас нет людей; 3. у нас нет места для тех, кто будет спасен от нацистской бойни. «Единственный способ, которым мы можем спасти их, это выиграть войну», — говорили эти люди. Но когда война была выиграна, 6 миллионов евреев уже были мертвы.
Если «борьба не на жизнь, а на смерть», которую вели немцы, требовала убийства более миллиона детей, то союзники заявляли, что любая попытка спасти этих детей может «ослабить военные усилия». Палата общин выразила свою позицию двумя символическими минутами молчания; письма читателей были опубликованы в газете «Тайме»; в Англии и Америке были проведены митинги протеста. Однако не было сделано ничего или почти ничего. К августу 1942 года, почти через восемнадцать месяцев после того, как нацистский план уничтожения стал известен миру, американский госдепартамент, как пишет Г. Моргентау в своих «Дневниках», фактически не принял еще никаких мер. «Должностные лица уклонялись от этой неприятной ответственности, не торопились с рассмотрением конкретных планов спасения, предложенных их вниманию, а иногда даже препятствовали распространению информации о зверствах, совершаемых в Европе, чтобы избежать давления возмущенного общественного мнения».
Неудивительно, что явное нежелание союзников принимать какие бы то ни было меры по оказанию помощи евреям, пока почти все они не были уничтожены, укрепляло уверенность немцев в том, что все остальное человечество втайне сочувствует их методам решения еврейской проблемы. Эти «частицы человеческого вещества», презираемые и ненавидимые всеми на протяжении тысячелетия, не были желанны ни в одном уголке мира. Ни одна страна не хотела принимать их. Им не было места нигде. Они не вписывались ни в мир союзных держав, ни в тот новый мир, который строил Гитлер. Разве научный и сравнительно безболезненный план Гитлера не оказался в конце концов наиболее логичным и наиболее милосердным решением проблемы? Что еще можно было с ними сделать?
Молодой солдат из северо-восточной Шотландии, один из первых, кто вступил в Берген-Бельзен в начале 1945 года, на следующий день после освобождения лагеря отправился в соседнюю немецкую деревню. На обочине дороги лежали три трупа. Все трое были убиты выстрелами в затылок. Ни один из них не был военным. Он спросил немку в деревенской гостинице, кто были эти трое. Она ответила: «Это отставшие от колонны, проходившей здесь несколько дней назад. У них не было сил идти дальше». «Почему их застрелили?» — продолжал расспрашивать солдат. «А что было с ними делать? — ответила женщина. — Ведь это евреи».
Что было с ними делать? Многие задавались вопросом, что было делать с теми из них, кто остался в Европе после поражения Германии. Месяцы и годы, в течение которых обсуждался этот вопрос, оставшиеся в живых продолжали содержаться за колючей проволокой. Они получали питание и медицинское обслуживание; однако английский министр иностранных дел заявил им, чтобы они не пытались «пройти без очереди». Они не отличались покорностью; некоторые из них были «дерзки» и «неблагодарны». Они протестовали против колючей проволоки и немецких охранников. Кое-кто в Англии поговаривал, что жаль, что Гитлер не довел начатое до конца. Евреям внушали, что их долг — содействовать восстановлению Германии или экономическому возрождению Польши. Земля Палестины оставалась для них запретной. Тысячи из них бежали из мест своего заключения, пробираясь через всю Европу и до отказа переполняя негодные для плавания суденышки. Но британский флот стоял на страже палестинских берегов.
Нежелание как евреев, так и арабов терпеть в Палестине присутствие дорогостоящей и бездеятельной армии и рост еврейского террора сделали положение англичан в Палестине нестерпимым. В 1946 году британское правительство согласилось принять во внимание выводы англоамериканской комиссии, однако когда, вопреки ожиданиям, комиссия рекомендовала принять в страну 100 тысяч еврейских беженцев, англичане уклонились от выполнения своего обещания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97