Счастье, что противоположный берег был очень крутой и бег их, естественно, стал замедляться.
Но вот мы миновали Протоку, собаки прибавили ходу, залаяли, и вдруг – что это? Как будто в ответ, разноголосый лай послышался из–за елей – сперва отдаленный, потом все ближе и ближе. Это был протяжный, дикий, беспорядочный лай, от которого невольно даже сжалось сердце.
– Володя, откуда здесь столько собак?
– Это не собаки! Это лисицы!
– Почему же они лают?
– Они собакообразные! – обернувшись, крикнул Володя. – Они лают!
Мне случалось, конечно, видеть черно–бурых лисиц, но Володя объяснил, что в этом совхозе разводят серебристо–черных и что это совсем другое. Таких лисиц больше нет во всем мире. Считается, что белый кончик хвоста – красиво, а здесь в совхозе стараются вывести лисицу без единого белого волоска.
Словом, он действительно заинтересовал меня, и я был очень раздосадован, когда через четверть часа мы подъехали к воротам совхоза и сторож с винтовкой за плечами сказал нам, что питомник для осмотра закрыт.
– А для чего открыт?
– Для научной работы, – внушительно отвечал сторож.
Я чуть не сказал, что мы и приехали для научной работы, но вовремя посмотрел на Володю и придержал язык.
– А директора можно?
– Директор в отъезде.
– А кто его заменяет?
– Старший ученый специалист, – сказал сторож с таким выражением, как будто он и был этим старшим ученым специалистом.
– Ага! Вот его–то нам и нужно!
Я оставил Володю у ворот, а сам пошел искать старшего ученого специалиста.
Очевидно, в совхозе бывало не очень много народу, потому что только одна узенькая тропинка вела по широкому, покрытому снегом двору к дому, на который указал мне сторож. Этот дом еще издалека чрезвычайно напомнил мне грязновато–зеленую лабораторию Московского зоопарка, в которой Валя Жуков некогда показывал нам своих грызунов, – только та была немного побольше. Это было такое сильное впечатление сходства, что мне показалось даже, что я слышу тот же довольно противный мышиный запах, когда, отряхнув с валенок снег, я открыл дверь и очутился в большой, но низкой комнате, выходившей в другую, еще большую, в которой сидел за столом какой–то человек. Мне показалось даже, что этот человек и есть Валька, хотя в первую минуту я не мог отчетливо рассмотреть его после ослепительного снежного света, а он, к тому же, поднялся, увидев меня, и стал спиной к окну. Мне показалось, что этот человек смотрит на меня совершенно так же, как Валька, с таким же добрым и немного сумасшедшим выражением, что у него тот же самый черный Валькин пух на щеках, только погуще и почернее, и что он сейчас Валькиным голосом спросит меня: «Что вам угодно?»
– Валя! – сказал я. – Да ты ли это? Валька?
– Что? – растерянно спросил он и, как Валька, положил голову набок.
– Валька, скотина! – сказал я, чувствуя, как у меня сердце начинает прыгать. – Да ты что же! В самом деле не узнаешь меня?
Он стал неопределенно улыбаться и совать мне руку.
– Нет, как же, – фальшивым голосом сказал он. – Мы, кажется, встречались.
– Кажется! Мы, кажется, встречались!
Я взял его за руку и потащил к окну.
– Ну, смотри! Корова!
Он посмотрел и нерешительно засмеялся.
– Черт, неужели не можешь узнать? – сказал я с изумлением. – Да что же это? Может быть, я ошибаюсь?
Он захлопал глазами. Потом неопределенное выражение сбежало с его лица, и это стал уж такой Валька, такой самый настоящий, что его больше нельзя было спутать ни с кем на свете. Но, должно быть, и я еще больше стал самим собой, потому что он, наконец, узнал меня.
– Саня! – заорал он и задохнулся. – Так это ты?
Мы поцеловались и сразу же куда–то пошли, обнявшись, и на пороге он поцеловал меня еще раз.
– Так это ты? Черт возьми! Какой молодец! Когда ты приехал?
– Я не приехал, а я здесь живу.
– Как живешь?
– Очень просто. Я здесь уже полгода.
– Позволь, как же так? – пробормотал Валя. – Ну да, я редко бываю в городе, а то бы я тебя встретил. Гм… полгода! Неужели полгода?
Он провел меня в другую комнату, которая ничем, кажется, не отличалась от той, в которой мы только что были, – разве что в ней стояла кровать да висело ружье на стене. Но то был кабинет, а это спальня. Где–то поблизости была еще лаборатория, о чем, впрочем, нетрудно было догадаться, потому что в доме воняло. Мне стало смешно – так подходил к Вале, к его рассеянным глазам, к его шевелюре, к его пуху на щеках этот звериный запах. От Вали всегда несло какой–то дрянью.
Он жил в этом большом доме из трех комнат и кухни – один. Он–то и был старший ученый специалист, и ему по штату полагался этот большой пустой дом, с которым он не знал, что делать.
Я спохватился, что оставил Володю у ворот, и Валя послал за ним младшего ученого специалиста, который был, однако, старше Вали лет на тридцать, довольно внушительного мужчину, бородатого, с диким двойным носом. Но на Володю он, очевидно, произвел хорошее впечатление, потому что они явились через полчаса, дружески беседуя, и Володя объявил, что Павел Петрович – так звали мужчину – обещал ему показать лисью кухню.
– И даже накормить лисьим обедом, – сказал Павел Петрович.
– А что сегодня у нас?
– Помидоры и манная каша.
– Покажите ему «джунгли», – сказал Валя.
Володя покраснел и, кажется, перестал дышать, услышав это слово. Еще бы! Джунгли!
– Павел Петрович, а можно мне сперва в «джунгли»? – шепотом спросил он.
– Нет, сперва в кухню, а то завтрак пропустим!
Они ушли, и мы с Валей остались вдвоем. Он пустился было угощать меня, заварил чай и принес из кухни ватрушку.
– Это у нас в столовой готовят! Правда, недурно?
От ватрушки тоже пахло каким–то зверем. Я попробовал и сказал, как наш детдомовский повар, дядя Петя:
– А! Отрава!
Валя счастливо засмеялся.
– Где они все? Где Танька Величко? Гришка Фабер? Где Иван Павлыч? Что с ним?
– Иван Павлыч ничего, – сказал Валя. – Я как–то был у него. Он и о тебе справлялся.
– Ну?
– Я сказал, что не знаю.
– Ну да, ты не знаешь! Еще бы! А кто звонил тебе в Москве? Тебе передали?
– Передали. Но мне сказали, что звонил летчик. А я тогда не знал, что ты летчик.
– Врешь ты все! А как же ты здесь очутился?
– А я, понимаешь, придумал одну интересную штуку, – сказал Валька, – от которой они быстро растут.
– Кто?
– Лисицы.
Я засмеялся.
– Опять изменение крови в зависимости от возраста?
– Что?
– Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста, – повторил я торжественно. – Это тоже была такая штука, которую ты придумал. Черт, но как я рад, что я тебя вижу!
И я действительно был очень рад, от всего сердца! Мы с Валей всегда любили друг друга, но мы не знали, как это хорошо – вдруг встретиться нежданно–негаданно через несколько лет, когда вся прежняя жизнь кажется полузабытой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
Но вот мы миновали Протоку, собаки прибавили ходу, залаяли, и вдруг – что это? Как будто в ответ, разноголосый лай послышался из–за елей – сперва отдаленный, потом все ближе и ближе. Это был протяжный, дикий, беспорядочный лай, от которого невольно даже сжалось сердце.
– Володя, откуда здесь столько собак?
– Это не собаки! Это лисицы!
– Почему же они лают?
– Они собакообразные! – обернувшись, крикнул Володя. – Они лают!
Мне случалось, конечно, видеть черно–бурых лисиц, но Володя объяснил, что в этом совхозе разводят серебристо–черных и что это совсем другое. Таких лисиц больше нет во всем мире. Считается, что белый кончик хвоста – красиво, а здесь в совхозе стараются вывести лисицу без единого белого волоска.
Словом, он действительно заинтересовал меня, и я был очень раздосадован, когда через четверть часа мы подъехали к воротам совхоза и сторож с винтовкой за плечами сказал нам, что питомник для осмотра закрыт.
– А для чего открыт?
– Для научной работы, – внушительно отвечал сторож.
Я чуть не сказал, что мы и приехали для научной работы, но вовремя посмотрел на Володю и придержал язык.
– А директора можно?
– Директор в отъезде.
– А кто его заменяет?
– Старший ученый специалист, – сказал сторож с таким выражением, как будто он и был этим старшим ученым специалистом.
– Ага! Вот его–то нам и нужно!
Я оставил Володю у ворот, а сам пошел искать старшего ученого специалиста.
Очевидно, в совхозе бывало не очень много народу, потому что только одна узенькая тропинка вела по широкому, покрытому снегом двору к дому, на который указал мне сторож. Этот дом еще издалека чрезвычайно напомнил мне грязновато–зеленую лабораторию Московского зоопарка, в которой Валя Жуков некогда показывал нам своих грызунов, – только та была немного побольше. Это было такое сильное впечатление сходства, что мне показалось даже, что я слышу тот же довольно противный мышиный запах, когда, отряхнув с валенок снег, я открыл дверь и очутился в большой, но низкой комнате, выходившей в другую, еще большую, в которой сидел за столом какой–то человек. Мне показалось даже, что этот человек и есть Валька, хотя в первую минуту я не мог отчетливо рассмотреть его после ослепительного снежного света, а он, к тому же, поднялся, увидев меня, и стал спиной к окну. Мне показалось, что этот человек смотрит на меня совершенно так же, как Валька, с таким же добрым и немного сумасшедшим выражением, что у него тот же самый черный Валькин пух на щеках, только погуще и почернее, и что он сейчас Валькиным голосом спросит меня: «Что вам угодно?»
– Валя! – сказал я. – Да ты ли это? Валька?
– Что? – растерянно спросил он и, как Валька, положил голову набок.
– Валька, скотина! – сказал я, чувствуя, как у меня сердце начинает прыгать. – Да ты что же! В самом деле не узнаешь меня?
Он стал неопределенно улыбаться и совать мне руку.
– Нет, как же, – фальшивым голосом сказал он. – Мы, кажется, встречались.
– Кажется! Мы, кажется, встречались!
Я взял его за руку и потащил к окну.
– Ну, смотри! Корова!
Он посмотрел и нерешительно засмеялся.
– Черт, неужели не можешь узнать? – сказал я с изумлением. – Да что же это? Может быть, я ошибаюсь?
Он захлопал глазами. Потом неопределенное выражение сбежало с его лица, и это стал уж такой Валька, такой самый настоящий, что его больше нельзя было спутать ни с кем на свете. Но, должно быть, и я еще больше стал самим собой, потому что он, наконец, узнал меня.
– Саня! – заорал он и задохнулся. – Так это ты?
Мы поцеловались и сразу же куда–то пошли, обнявшись, и на пороге он поцеловал меня еще раз.
– Так это ты? Черт возьми! Какой молодец! Когда ты приехал?
– Я не приехал, а я здесь живу.
– Как живешь?
– Очень просто. Я здесь уже полгода.
– Позволь, как же так? – пробормотал Валя. – Ну да, я редко бываю в городе, а то бы я тебя встретил. Гм… полгода! Неужели полгода?
Он провел меня в другую комнату, которая ничем, кажется, не отличалась от той, в которой мы только что были, – разве что в ней стояла кровать да висело ружье на стене. Но то был кабинет, а это спальня. Где–то поблизости была еще лаборатория, о чем, впрочем, нетрудно было догадаться, потому что в доме воняло. Мне стало смешно – так подходил к Вале, к его рассеянным глазам, к его шевелюре, к его пуху на щеках этот звериный запах. От Вали всегда несло какой–то дрянью.
Он жил в этом большом доме из трех комнат и кухни – один. Он–то и был старший ученый специалист, и ему по штату полагался этот большой пустой дом, с которым он не знал, что делать.
Я спохватился, что оставил Володю у ворот, и Валя послал за ним младшего ученого специалиста, который был, однако, старше Вали лет на тридцать, довольно внушительного мужчину, бородатого, с диким двойным носом. Но на Володю он, очевидно, произвел хорошее впечатление, потому что они явились через полчаса, дружески беседуя, и Володя объявил, что Павел Петрович – так звали мужчину – обещал ему показать лисью кухню.
– И даже накормить лисьим обедом, – сказал Павел Петрович.
– А что сегодня у нас?
– Помидоры и манная каша.
– Покажите ему «джунгли», – сказал Валя.
Володя покраснел и, кажется, перестал дышать, услышав это слово. Еще бы! Джунгли!
– Павел Петрович, а можно мне сперва в «джунгли»? – шепотом спросил он.
– Нет, сперва в кухню, а то завтрак пропустим!
Они ушли, и мы с Валей остались вдвоем. Он пустился было угощать меня, заварил чай и принес из кухни ватрушку.
– Это у нас в столовой готовят! Правда, недурно?
От ватрушки тоже пахло каким–то зверем. Я попробовал и сказал, как наш детдомовский повар, дядя Петя:
– А! Отрава!
Валя счастливо засмеялся.
– Где они все? Где Танька Величко? Гришка Фабер? Где Иван Павлыч? Что с ним?
– Иван Павлыч ничего, – сказал Валя. – Я как–то был у него. Он и о тебе справлялся.
– Ну?
– Я сказал, что не знаю.
– Ну да, ты не знаешь! Еще бы! А кто звонил тебе в Москве? Тебе передали?
– Передали. Но мне сказали, что звонил летчик. А я тогда не знал, что ты летчик.
– Врешь ты все! А как же ты здесь очутился?
– А я, понимаешь, придумал одну интересную штуку, – сказал Валька, – от которой они быстро растут.
– Кто?
– Лисицы.
Я засмеялся.
– Опять изменение крови в зависимости от возраста?
– Что?
– Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста, – повторил я торжественно. – Это тоже была такая штука, которую ты придумал. Черт, но как я рад, что я тебя вижу!
И я действительно был очень рад, от всего сердца! Мы с Валей всегда любили друг друга, но мы не знали, как это хорошо – вдруг встретиться нежданно–негаданно через несколько лет, когда вся прежняя жизнь кажется полузабытой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185