И тут встал Быстрый Ручей, старый вождь виандотов.
— Веди нас, великий вождь, — сказал он глухим голосом. — Белых много, но со временем станет еще больше. Или теперь, или никогда!
В эту же ночь виандоты были выбраны хранителями Великого Вампума , и племена, верные Текумзе, начали готовиться к войне.
ЗАВЕТ ВЫСОКОГО ОРЛА
Станислав замолчал.
Он не привык так много говорить. Кроме того, давало себя знать страшное напряжение последних двух суток. Если бы не выдержка, приобретенная в лагере Молодых Волков, он бы давно уронил голову на доски стола и заснул. Но сейчас его слушали, и слушали внимательно. И он должен был довести рассказ до конца.
Ленька подтянул к себе кисет, скрутил цигарку и закурил. Потом перебросил кисет через стол Станиславу:
— Кури. Не стесняйся. Как по-вашему «табак»?
— Кенин-кепик, — сказал Станислав.
— У нас в России это называется самосадом. Добрая штука. Лучше паршивых немецких сигарет. Затянешься — и душа замрет.
Станислав попытался скрутить такую же цигарку, какую скрутил командир, но бумага и табак не слушались его. Ленька с любопытством наблюдал за движениями его пальцев.
— Э, брат! Дай-ка сюда. Смотри.
Он оторвал другой листок бумаги, насыпал на него табачное крошево и быстрым движением свернул самокрутку, аккуратно защепил конец, чтобы табак не просыпался, протянул Станиславу:
— Вот так. Понял?
— Так, — сказал Станислав.
— Кстати, сколько тебе лет?
— Двадцать один.
— Значит, ты родился в двадцатом, — задумчиво произнес Ленька. — У нас в России этот год был черным, голодным. Неурожай. Народу померло — страшно вспомнить.
— У нас тоже так есть. Годы плохих охот. Тогда сила уходит из рук мужчин и высыхает молоко у матерей, кормящих маленьких ути, младенцев.
— Наверное, так везде, — сказал Ленька. — Жизнь никогда не идет ровно, по ниточке. И беда никогда не приходит одна. Ты про Россию-то что-нибудь слышал?
— Да. Много рассказывала мать.
— Ты хорошо знаешь историю своего народа. Это тебе тоже мать рассказывала?
— Нет. Это рассказывал мой учитель Овасес. Он говорил, что человек может умереть двумя смертями. Один раз — когда его убьет нож, стрела или пуля или старость позовет его в Страну Вечного Покоя. А другая смерть — когда он теряет родину, историю своего народа и могилы своих предков. И еще говорил Овасес, что есть одна человеческая доброта и одно человеческое зло, и хотя цвет кожи у людей разный, жизнь у всех одинакова. Каждый восходит, как солнце, и заходит в могилу, кончив свой путь, появляется на земле, как весна, и ложится на покой, как зима.
— Твой Овасес был умным человеком, — сказал, помолчав, Ленька. — Все правильно. Есть одна человеческая доброта и одно человеческое зло… Но ты не договорил до конца. Значит, сначала ты работал на почте в Кельце…
— Я работал там все время. До самого прихода швабов. Когда мы приехали в Польшу, мать сразу нашла своих старых друзей. Рево-лю-си-неров… — Станислав замялся, чувствуя, что неправильно выговорил слово.
— Революционеров? — подсказал Ленька.
— Так. Я это не могу хорошо сказать. Ее друзья устроили меня на работу. Там, на почте, было много молодых — парни, девушки. У них был свой звензек…
— Кружок, да?
— Так. Кружок. Я тоже стал в этом кружке. Мы собирались после работы, и кто-нибудь говорил, другие слушали.
— А говорили про что?
— Говорили одно, говорили другое. Что есть фашизм, что есть правда. Говорили, что вожди польского народа ведут племя неверным путем. Говорили, что нужно делать союз с русскими, и тогда Польша будет сильной. Так говорили.
— Так это, наверное, был кружок коммунистов?
— Не знаю. Я слушал. Они говорили правильно. Так всегда говорил и мой отец. Он думал, что если бы индейские племена сами не пошли в резервации, а остались бы свободными, как мы, шауни, то у нас было бы свое государство и белые считались бы с нами.
— Твой отец — мудрый человек.
Станислав гордо поднял голову.
— Да! Он — внук Великого Текумзе!
Ленька посмотрел на Станислава. Ему понравилось то глубокое уважение, с которым индеец произнес имя своего предка.
— А Текумзе — это кто?
— Текумзе был великим вождем шестнадцати племен. Он вел большую войну против белых американо сто тридцать Больших Солнц назад.
— Он победил? — поинтересовался Ленька.
— Нет. Войну начал не Текумзе. Начал генерал Гаррисон, и начал подло, как обычно начинают свои войны белые. Он неожиданно напал на мирных индейцев оттава и виандотов у поселка Типпекану в штате Индиана, когда те заготавливали мясо и дикий рис на зиму. В мужчин они стреляли из ружей, а женщин, стариков и детей рубили длинными ножами.
— Саблями?
— Да. Тогда от восхода солнца до середины дня они убили двести двадцать человек. Вся земля была пропитана кровью, и даже листья на деревьях стали красными. И когда об этом узнал Текумзе, он выследил белых и долго преследовал отряд Гаррисона. Но генерал не принял бой и ушел за реку Потомак. Говорили, что белые считали эту резню великим подвигом и даже выбрали Гаррисона за это президентом Соединенных Штатов .
На следующий год началась война белых между собой . Англичане напали на несколько фортов американцев и захватили их.
Текумзе решил, что настал самый удобный момент для выступления. Он послал гонцов к чироки и крикам, алгонкинам и ирокезам, и те дали ему лучших воинов, которые владели не только томагавками и луками, но умели обращаться с оружием белых.
Тысячу пятьсот воинов привел Текумзе к англичанам. Это были люди, полные сил и страшные в своей ненависти к американцам. Они поклялись изгнать поселенцев со своих земель и отомстить генералу Гаррисону за кровь детей, женщин и стариков, пролитую под Типпекану. Или умереть. И они заключили Союз крови со своей землей. — Голос Станислава дрогнул и прервался.
Ленька тоже молчал, опустив голову и полузакрыв глаза. Он пытался представить себе ту войну, великие леса, английских драгун в красных мундирах и индейских воинов, на лицах которых лежали алые полосы боевой окраски. Но перед глазами упорно вставали рисунки из зачитанного в детстве куперовского «Зверобоя», а потом все стиралось тенями в стальных касках, светом прожекторов, заливающим аппельплац , криками «Штейн ауф, швайнхунд!» и короткими хлопками выстрелов.
Воображение никло, бессильное пробить время.
Но он понимал этого худощавого человека, сидевшего перед ним за столом в подземном бункере Борковицкого леса. Понимал его, как человек, сам потерявший родину и прошедший сквозь ад гитлеровского концлагеря.
Догорающая цигарка обожгла пальцы. Ленька бросил ее на пол.
— Что такое Союз крови? — спросил он тихо.
— Я… не умею, как это сказать… — так же тихо произнес Станислав. — Это… когда режут вот здесь… — Он поднял руку и показал на запястье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58