Обмозговали все достаточно быстро, и уже через два дня началась операция, которую грустный теперь Торговец поименовал «Обмылок».
Еще через несколько дней абсолютно независимые средства массовой информации, разбросанные по довольно большой площади, подняли жуткий вой. Они прослышали о застое в европейских отделениях. Разумеется, не все говорили о стандартной терминологии, она была слишком сложна для обывателя, — ребята бульварного уровня просто закричали о по пытках упрятать в долгий ящик секрет бессмертия души.
Начала раскручиваться стандартная PR-компания. Дело это тяжелое, грязное, шумное и утомительное. Пробиться к основным потокам информации не так просто, но если ты туда ворвался, они как бурная река некоторое время будут нести тебя против своей воли. Тема не была лишена новизны, и ее с удовольствием обгладывали не только независимые аналитики, но и те, кто явно был куплен другими центрами влияния.
Прелесть ситуации состояла в том, что лионское и мюнхенское отделения сделали судорожную попытку удержать приоритет. Каждое у себя. За рекордно короткое время на сайты было вывалено предельно возможное количество информации. Представители каждой из сторон выступали с жуткими обличительными речами, обещали привлечь противника к суду, добиться урезания его субсидий и сделать еще много хорошего.
Результат не заставил себя ждать — представители зеленоградского института подняли в ОРКСО скандал не меньший, а по некоторым параметрам и больший. К ним присоединились еще несколько жаждущих разжиться техническими достижениями на халяву. Вот только силки заранее были расставлены зеленоградцами, они уже знали, что должно выпорхнуть из рук ЕИНИ, потому у конкурентов почти не было шансов.
Судебное разбирательство проводилось в Хельсинкском филиале ОРКСО. Юридические аргументы сторон были сложны и запутанны, адвокаты изощрялись в умозаключениях, доводах и ссылках чуть ли не на римское право. Но давление общественного мнения было фактом упрямым и перевешивающим все остальные. Радоваться застою в этом вопросе могли только гуманисты, а перейти в их лагерь, вольно или невольно, означало для всякого участвующего в Гонке выход с трассы без права последующего возвращения.
И ввиду того, что разработка вышеозначенной проблемы может быть наилучшим образом осуществлена в ЗИИМе, то право приоритетной разработки передается этому учреждению — голос мирового судьи скрипом антикварного принтера резал толпу заинтересованных лиц и вызывал в ней ответный ропот.
Все уладилось меньше чем за две недели. Зеленоградский институт стал беднее на сумму, эквивалентную стоимости шикарного земельного участка, снабженного виллой, построенной модным архитектором и набитой соответствующей начинкой. Правда, он стал богаче на несколько гигабайт информации и два десятка ее стандартных носителей. Мелочь, а приятно.
Следующий акт этой пьесы проходил уже в стенах института. На оперативке верхнего уровня технический директор вручил (старый стиль советских времен: сталь в глазах, красные папки, скромные костюмы) добытые сведения математическому отделу.
— Макар Павлович, материал к вам попал немного недоработанным, да и целиком готовым он быть не мог. Дело ответственное и спешное. Вы уж постарайтесь. — Напутственное слово сопровождалось стандартным набором кнутов и пряников.
Начальник математического отдела начал стараться. Работал сам и заставлял работать других. Были выбиты новые блоки очередного суперкомпьютера, свежие имитационные сферы и тому подобное барахло. Меньше чем через неделю продукт вчерне был закончен.
— А теперь испытания. — Макар Павлович бодро потер суховатые руки в ожидании премии.
Разочарование было серьезным. Опытный отдел, принадлежащий, кстати, другому институту, успеха не подтвердил. Методика проверки была до смешного проста: бралась мартышка, ничем не примечательная опытная особь, и мозг ее сканировался всеми возможными способами. После чего большая часть нервных тканей изымалась, и их замещали горсточкой электроники. Мартышка возвращалась в вольер, к своим родичам. Поведение такой «марионетки» изучалось всеми возможными способами, на которые горазды психологи. Операция не так дорога, как могло показаться на первый взгляд, к тому же все очень удобно: программы поведения марионетки могут меняться каждые несколько часов, фактически это кукла, которую стая принимает за свою.
— Туфта, — прямо заявил зоопсихолог через несколько дней. — Много лучше, чем было раньше, но все равно туфта. Поведение особи предсказуемо, укладывается в модель Эриковского... — Тут он перешел на свой птичий язык, и даже математик понимал его с трудом.
— Это точно? — скрежетнул зубами Макар Павлович.
— Да. — Мрачный череп, изображенный на контактных линзах зоопсихолога, показался начальнику матотдела дурным предзнаменованием.
Печальное известие подтвердили независимые математики: «Иванушка-дурачок», не так давно созданный житель виртуальной реальности, которому постоянно вправляли мозги в надежде сделать из него человека, тоже от новой программы не шибко поумнел. Программа была хорошая, говорили все эксперты, но щедрым авансам не соответствовала.
Макар Павлович закусил удила: устроил разнос подчинённым, заявил, что всех и каждого привинтит к стенке, расклепает и заставит брать интегралы только вручную. После часового разноса, когда глаза его налились кровью, а воротничок рубашки промок от слюны, он прокаркал сорванным голосом указание идти работать и не уходить домой без победы.
Работать начали с удвоенным рвением — к тому были все основания. Операторы-расчетчики садились в имитационные сферы, где перед их глазами шел процесс вычислений: он походил на ускоренный рост дерева или друзы кристаллов или на расширение чернильного пятна.
Каждый отросток-кристаллик-потек этой структуры соответствовал формулам, которые тут же аккуратно и высвечивались. Пулеметная дробь цифр уходила в зрачки оператора с каждым поворотом его глаз, нейрошунты сообщали толику дополнительной информации. А его руки, лицо, тело — все отдавало команды. Работа операторов скорее напоминала танец или упражнения дирижера, чем сидение за клавиатурой.
Но деревья не хотели расти! Операторы выстраивали головоломные конструкции, но свод неба озарялся вспышками багрянца, и друзы таяли, цветы засыхали. «Недостоверно», — кричали они перед смертью, как старый суровый режиссер на репетиции своего последнего спектакля.
Везде и всегда есть другая дорога, а в математике — в особенности. Можно отступить и попробовать снова, тем более что оставалось достроить в этих деревьях совсем немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92