Со мной дополнительно занимались несколько недель, заставляли проталкивать в голову кучу информации. Что-то там задерживалось, но большинство формул рассеивалось, как только я переворачивал страницу книги или стучал по клавише. Оставалось только идти вперед.
Ну я и пошел. Ждал меня на этом поприще грандиозный облом. Экзамен-то компьютеризированный, один на всю страну. Написал я эти ответы на тысячу вопросов вполне хорошо, местами даже прекрасно, вот только многие другие написали еще лучше, и золотая медаль тут помочь ничем не могла. А количество теплых мест ограничено. И не добрал я самой малости, какой-то десятой доли балла. Но математика вещь жестокая — самые перспективные места отсеялись. Вокруг было еще множество экономических колледжей, юридических училищ, высших лицеев и тому подобных заведений не первого сорта, хоть и весьма престижных.
Бурю, которая разразилась тем вечером дома, мне особенно не хочется вспоминать. Дело было в гостиной, которая теперь заодно служила библиотекой и приобрела почти весь утраченный раньше лоск. Родители в полуистерическом состоянии обвиняли меня во всех смертных грехах, а я вяло пытался отбиваться или молчал, да и что я мог сказать?
В такие я проходил с легкостью, но это было уже не то. И тут, понимая, что терять особенно нечего, я твердым голосом заявил о своем желании продолжать дело династии и заниматься наукой. Не бизнесом, а исследованиями.
Далее, видя шокированные лица родителей и не слыша возражений, я развил свою мысль.
— Для технологических специальностей даже в университете у меня баллов хватает и возьмут наверняка. Буду ученым, чем плохо?
Отец, слегка оправившийся от первого шока, зашипел на меня как королевская кобра.
— Мы из какого дерьма выбрались, сколько сил потратили, от нервов одни клочья остались, а ты обратно туда хочешь. Нищим доцентом желаешь стать?
— А вот доцентов попрошу не трогать! Тоже мне нищего нашел! — Отец перегнул палку, и дед перешел в наступление. — Кого вы хотите сделать из этого оболтуса? Акулу капитализма? Да он разорится через полгода и еще в тюрьму сядет!
— Александр Карлович, вы бы помолчали, он хоть немного в юриспруденции должен будет понимать, — попробовала вмешаться мама, но дед уже вошел в раж, и море ему было по щиколотку.
— В наследники бизнеса готовите, династию основать хотите? Рокфеллеры выискались. А если завтра разоритесь — юристов на каждом углу сотни, и ему не чета. Куда он пойдет? Обратно в лес? — Сарказм деда был неисчерпаем.
Говорил он минут двадцать, и рта ему заткнуть никак не удавалось. Скандал продолжался до утра. С рассветом, когда гостиная захлебывалась в клубах сигаретного дыма и все в ней сидели с красными глазами, было решено, что если я буду заниматься созданием чего-то перспективного и нового, то шансы на приличное существование у меня будут. По результатам этой рокировочки я оказался студентом на кафедре электроприборостроения главного университета страны.
— Будешь, Павлуша, компьютеры кувалдой клепать, авось на кусок хлеба заработаешь, — напутствовал меня дед.
С родителями я не то чтобы поссорился, но отношения стали умеренно напряженными.
Студентом быть неплохо, особенно если поначалу тебя не давят требованиями успеваемости. Технические предметы оказались интересными, учился я хорошо. Вряд ли я чем-то отличался от своих тогдашних приятелей — те же привычки, гулянки, желание иногда попасть на концерт очередной знаменитости. Вот только политика тихим вороном летала вокруг моей души. Я смотрел и видел, замечал и анализировал.
А мир менялся все больше. И основное хобби состояло в том, чтобы понимать суть этих изменений. Когда нашей группе предложили заполучить второй диплом, я выбрал социологию. Меня занимало движение гуманистов, как раз рождавшееся в те месяцы, их первые робкие попытки сохранить за человеком привычные рабочие места. Их лозунги и структуру организации, я сделал темой защищаемой работы, но весь этот человеколюбивый пафос был для меня чужим — я жил с другой стороны баррикады.
Против ожидания родителей место мое оказалось не таким уж бесперспективным. Промышленность, которая пыталась изображать производство компьютеров, потихоньку начинала это делать в действительности. От совсем уж отверточной сборки переходили к своей штамповке, выращиванию кристаллов и другим операциям. Разумеется, никакой всеобщей любовью и процветанием здесь и не пахло. Регулярно кого-то банкротили, иногда кто-то исчезал в неизвестном направлении, за одну ночь могли рассыпаться целые заводы. Но суть в том, что возникали они тоже не годами. Словом, курса с третьего мне стало ясно, что хорошо трудоустроиться я смогу в любом случае.
Вот только этого мне показалось мало. Я увлекся проектированием компьютеров всерьез. Это выращивание скелета будущей машины, учет нюансов; превращение начальной 1 идеи, такой хилой и беспомощной, в монстра конечного расчета, способного дать ответ на любой вопрос, — это завораживало меня. Дальше больше: я стал плотно работать с курсовыми работами, подружился с несколькими аспирантами кафедры и стал вхож в лаборатории. Я не проявлял никакого сверхусердия, повышенного прилежания или блестящих способностей, просто всегда делал то, что обещал, и старался давать ответы на возникающие вопросы.
Именно в лаборатории я первый раз увидел Ольгу. Из красной зоны очистки как раз вынимали новые сборки для проверки на тепловыделение, когда она вышла оттуда вместе с компанией второкурсников, сняла фильтрационный шлем и улыбнулась. Можно ли за еще одну такую улыбку продать душу? Враг рода человеческого в тот момент многое потерял из-за своей нерасторопности. А она удивленно посмотрела на меня, моргнула своими синими глазами и спросила, когда я буду закрывать шлюз.
Что есть идеальная пара? Это люди, которые больше всего друг друга любят? Но они сойдут с ума от ревности и страха, даже если будут верить друг другу. Тогда идеальный брак по расчету? Но в нем не будет ни капли чувства. Мы же с Ольгой друг другу не мешали. Мы могли сколько угодно времени проводить вместе, и каждый чувствовал себя абсолютно свободным. Что бы ни говорил или делал один — нравилось другому. Наверное, это и есть счастье.
Дома у меня образовалось что-то вроде смычки с дедом: он только вышел на пенсию, но не хотел превращаться в бормочущего старика, которого не интересует ничего, кроме своих болезней. И он стал помогать мне в научных штудиях. Он настоял на покупке еще одного компьютера и даже часть своей пенсии отдавал на покупку программ и все те мелкие, но частые расходы, что сопровождают любую научную деятельность, даже студенческую.
Родители, наверное, смирились с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Ну я и пошел. Ждал меня на этом поприще грандиозный облом. Экзамен-то компьютеризированный, один на всю страну. Написал я эти ответы на тысячу вопросов вполне хорошо, местами даже прекрасно, вот только многие другие написали еще лучше, и золотая медаль тут помочь ничем не могла. А количество теплых мест ограничено. И не добрал я самой малости, какой-то десятой доли балла. Но математика вещь жестокая — самые перспективные места отсеялись. Вокруг было еще множество экономических колледжей, юридических училищ, высших лицеев и тому подобных заведений не первого сорта, хоть и весьма престижных.
Бурю, которая разразилась тем вечером дома, мне особенно не хочется вспоминать. Дело было в гостиной, которая теперь заодно служила библиотекой и приобрела почти весь утраченный раньше лоск. Родители в полуистерическом состоянии обвиняли меня во всех смертных грехах, а я вяло пытался отбиваться или молчал, да и что я мог сказать?
В такие я проходил с легкостью, но это было уже не то. И тут, понимая, что терять особенно нечего, я твердым голосом заявил о своем желании продолжать дело династии и заниматься наукой. Не бизнесом, а исследованиями.
Далее, видя шокированные лица родителей и не слыша возражений, я развил свою мысль.
— Для технологических специальностей даже в университете у меня баллов хватает и возьмут наверняка. Буду ученым, чем плохо?
Отец, слегка оправившийся от первого шока, зашипел на меня как королевская кобра.
— Мы из какого дерьма выбрались, сколько сил потратили, от нервов одни клочья остались, а ты обратно туда хочешь. Нищим доцентом желаешь стать?
— А вот доцентов попрошу не трогать! Тоже мне нищего нашел! — Отец перегнул палку, и дед перешел в наступление. — Кого вы хотите сделать из этого оболтуса? Акулу капитализма? Да он разорится через полгода и еще в тюрьму сядет!
— Александр Карлович, вы бы помолчали, он хоть немного в юриспруденции должен будет понимать, — попробовала вмешаться мама, но дед уже вошел в раж, и море ему было по щиколотку.
— В наследники бизнеса готовите, династию основать хотите? Рокфеллеры выискались. А если завтра разоритесь — юристов на каждом углу сотни, и ему не чета. Куда он пойдет? Обратно в лес? — Сарказм деда был неисчерпаем.
Говорил он минут двадцать, и рта ему заткнуть никак не удавалось. Скандал продолжался до утра. С рассветом, когда гостиная захлебывалась в клубах сигаретного дыма и все в ней сидели с красными глазами, было решено, что если я буду заниматься созданием чего-то перспективного и нового, то шансы на приличное существование у меня будут. По результатам этой рокировочки я оказался студентом на кафедре электроприборостроения главного университета страны.
— Будешь, Павлуша, компьютеры кувалдой клепать, авось на кусок хлеба заработаешь, — напутствовал меня дед.
С родителями я не то чтобы поссорился, но отношения стали умеренно напряженными.
Студентом быть неплохо, особенно если поначалу тебя не давят требованиями успеваемости. Технические предметы оказались интересными, учился я хорошо. Вряд ли я чем-то отличался от своих тогдашних приятелей — те же привычки, гулянки, желание иногда попасть на концерт очередной знаменитости. Вот только политика тихим вороном летала вокруг моей души. Я смотрел и видел, замечал и анализировал.
А мир менялся все больше. И основное хобби состояло в том, чтобы понимать суть этих изменений. Когда нашей группе предложили заполучить второй диплом, я выбрал социологию. Меня занимало движение гуманистов, как раз рождавшееся в те месяцы, их первые робкие попытки сохранить за человеком привычные рабочие места. Их лозунги и структуру организации, я сделал темой защищаемой работы, но весь этот человеколюбивый пафос был для меня чужим — я жил с другой стороны баррикады.
Против ожидания родителей место мое оказалось не таким уж бесперспективным. Промышленность, которая пыталась изображать производство компьютеров, потихоньку начинала это делать в действительности. От совсем уж отверточной сборки переходили к своей штамповке, выращиванию кристаллов и другим операциям. Разумеется, никакой всеобщей любовью и процветанием здесь и не пахло. Регулярно кого-то банкротили, иногда кто-то исчезал в неизвестном направлении, за одну ночь могли рассыпаться целые заводы. Но суть в том, что возникали они тоже не годами. Словом, курса с третьего мне стало ясно, что хорошо трудоустроиться я смогу в любом случае.
Вот только этого мне показалось мало. Я увлекся проектированием компьютеров всерьез. Это выращивание скелета будущей машины, учет нюансов; превращение начальной 1 идеи, такой хилой и беспомощной, в монстра конечного расчета, способного дать ответ на любой вопрос, — это завораживало меня. Дальше больше: я стал плотно работать с курсовыми работами, подружился с несколькими аспирантами кафедры и стал вхож в лаборатории. Я не проявлял никакого сверхусердия, повышенного прилежания или блестящих способностей, просто всегда делал то, что обещал, и старался давать ответы на возникающие вопросы.
Именно в лаборатории я первый раз увидел Ольгу. Из красной зоны очистки как раз вынимали новые сборки для проверки на тепловыделение, когда она вышла оттуда вместе с компанией второкурсников, сняла фильтрационный шлем и улыбнулась. Можно ли за еще одну такую улыбку продать душу? Враг рода человеческого в тот момент многое потерял из-за своей нерасторопности. А она удивленно посмотрела на меня, моргнула своими синими глазами и спросила, когда я буду закрывать шлюз.
Что есть идеальная пара? Это люди, которые больше всего друг друга любят? Но они сойдут с ума от ревности и страха, даже если будут верить друг другу. Тогда идеальный брак по расчету? Но в нем не будет ни капли чувства. Мы же с Ольгой друг другу не мешали. Мы могли сколько угодно времени проводить вместе, и каждый чувствовал себя абсолютно свободным. Что бы ни говорил или делал один — нравилось другому. Наверное, это и есть счастье.
Дома у меня образовалось что-то вроде смычки с дедом: он только вышел на пенсию, но не хотел превращаться в бормочущего старика, которого не интересует ничего, кроме своих болезней. И он стал помогать мне в научных штудиях. Он настоял на покупке еще одного компьютера и даже часть своей пенсии отдавал на покупку программ и все те мелкие, но частые расходы, что сопровождают любую научную деятельность, даже студенческую.
Родители, наверное, смирились с этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92