Даже если шторм начнется через неделю — им успеют организовать финансовое кровопускание по первому разряду. Люди больше всего помнят те обиды, что были им нанесены перед большим несчастьем.
Рассматривался даже вариант обнародования всего массива информации по этой проблеме. На гребне возмущения людей можно заработать много и еще больше разворовать под шумок. А куда идти потом? Это будет крах института и сильный удар по этой отрасли в России.
Аристарх утер лысину и закрутил картинку прогноза. Эта раскладка вероятностей, больше напоминавшая топазовую друзу, плыла перед глазами, каждую минуту изменяясь под напором свежих данных. Выигрышная линия поведения выделялись зеленым цветом, но она менялась почти непрерывно — так почти всегда бывает, когда в оптимизационные программы не заложена идеология решения проблемы. А ее еще надо выработать, прямо сейчас, когда события еще горячи и людям можно внушить свою точку зрения.
Интрига? Это уже теплее. Объединиться с другими в шантаже чикагцев фактом раскрытия? Под его щелчками и окриками друза буквально вывернулась наизнанку. Тактические перспективы хорошие. Нельзя только высовываться, иначе он слишком сильно поссорится со штатниками. Стратегия здесь выглядит еще хуже. Этот путь ведет чуть ли не к междоусобной войне. Сейчас этого нельзя допускать. Директор усмехнулся своему бледному отражению в стенках аквариумов: он начинал мыслить категориями феодального строя. Этого только ему не хватало для полного счастья.
Хотя если подумать — друза разлетелась множеством осколков и собралась вновь, — выход есть. Какое общее дело можно предложить разноцветным подданным доллара? Только прикрытие их собственных промахов. Пиарщикам всегда нужно время, они не успеют промыть мозги обществу за несколько дней. Штатникам нужна временная фора. Это возможно только при всеобщем заговоре молчания. Тогда для его поддержания они не пожалеют очень много, может быть, даже закроют глаза на появления ИИ здесь. Но просто молчание слишком ненадежно. Значит, надо творить карнавал — распространять такое количество лжи, чтобы никто в принципе не мог додуматься до правды.
Директор будто вымешивал невидимое тесто: топазовая друза меняла оттенки, ее укрывал снег погрешностей, рассекали плоскости антагонистических вариантов поведения. Но понемногу зеленый кристалл переместился в ее центр, стал набирать массу, подобно кукушонку выбрасывая своих конкурентов за пределы друзы. И вот он уже вытянулся почти до потолка, больше напоминая небоскреб, затеняющий своих малорослых соседей. В другой своей ипостаси, как отправная точка прогнозов, как семя будущих успехов, он давал самое пышное дерево благоприятных вариантов действий.
Теперь следовало договориться с коллегами, а потом идти к начальству. Как выяснилось, их институт не был единственным в Союзе, наткнувшимся на это происшествие. Федорович, мелькая склеротическими бляшками на руках, предъявил ему схожую друзу, но настроен был куда более осторожно.
— Аристарх, это дело выгодное, не спорю, а когда до этого додумаются остальные? Максимум дня через два! И нас прижмут.
— Брось ты! Пригласим троих, в крайнем случае пристегнем Земана, подкатимся к министру и уже сможем выйти на чикагцев с тяжелой аргументацией. — Зеленоградец не собирался отступать. — Сам подумай, дело не в том, выгодно это или не выгодно. Ты неправильно ставишь вопрос: что будет, если мы этого не сделаем? Когда мы ведем ситуацию, у нас всегда есть возможность свернуть в сторону, сидя же в окопах, даже отмазаться не удастся.
Федорович мялся, наверное, он слишком устал от бесконечных интриг, свар и авантюр. Но другого выхода у него не было. Пока министр просыпался, умывался и добирался к своему рабочему месту, они уже успели провести малое промежуточное совещание: пятеро директоров со спешно вызванными присными эдаким хороводом электронных призраков вились по кабинету Аристарха, мало чем отличаясь от рыбок в аквариумах. Договорились, что преподнести власти и что требовать от штатников.
Реакция министра была вполне предсказуемой., Сохраняя начальственный вид, он почти что запричитал в стиле чересчур жадного ростовщика.
— Ну, что вы со мной делаете? Ну, сколько вы уже взяли, ничего не дали, а теперь вам надо еще? ГБ-ЧК в курсе? — Его положение, и так пошатнувшееся после недавнего провала, стало еще более неясным, как силуэт статуи в тумане. Объединившиеся институты в бюрократической табели о рангах имели больший вес, чем он, но министр сохранял право разрешительной подписи. Кому же отвечать за провал, инициаторам или ему? По всем раскладам выходило, что ему. Эта разновидность страха проявлялась у него в первую очередь. Так сказать, органический порок чиновничества.
— Яков Семенович, по большому счету от нас уже ничего не зависит! Органам говорить надо, да они, наверное, уже и знают. События идут по своей логике, мы должны ей следовать — результат вполне предсказуем. — Аристарх на правах самого маститого и красноречивого пытался успокоить его оптимистической полуправдой. — В любом случае мы ничего не теряем.
Министр, смотревшийся вульгарным пятном на безукоризненно изысканном фоне своего кабинета, тоже не стал возражать. Во всяком случае, так расшифровали все присутствовавшие его бесконечную путаную речь и вынесенную резолюцию, в которых отрицательные заключения находились в арифметическом равновесии с положительными. Селекторное совещание призраков было закончено.
Это уже был результат, который можно предъявить подчинённым. Этой невнятно одобренной интригой можно подарить им маленькую надежду на ближайшее будущее. Им надо всего лишь получить еще один секрет, такое институт проделывал много раз. Паники уже не будет. Директор облегчённо вздохнул и распластался по своему креслу. Еще через минуту он объявил большую оперативку.
Когда Аристарх Осипович толкал очередную пламенную речь, он почти не обращал внимания на худощавого, слегка сутулого человека с карими глазами, сидевшего за крайним столиком. А у меня в то время голова была забита фаршем из самых разнообразных мыслей. И главной из них была идея о помощи гуманистам. Нет, я не перековался в единой вспышке просветления и раскаяния. О каком раскаянии может идти речь, когда по-прежнему хочется жить, работать, творить. А что могут дать в этом вопросе гуманисты? Несколько десятков лет относительно комфортной жизни? Это смешно. К тому же я не хотел быть изменником; предавать дело, которому посвятил столько лет, просто глупо. Но что-то делать все-таки надо, так нельзя!
И когда Аристарх Осипович уселся в кресло, предоставив рапортовать, оправдываться и растерянно отнекиваться подчиненным, я попытался разобраться с внезапно нахлынувшими идеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Рассматривался даже вариант обнародования всего массива информации по этой проблеме. На гребне возмущения людей можно заработать много и еще больше разворовать под шумок. А куда идти потом? Это будет крах института и сильный удар по этой отрасли в России.
Аристарх утер лысину и закрутил картинку прогноза. Эта раскладка вероятностей, больше напоминавшая топазовую друзу, плыла перед глазами, каждую минуту изменяясь под напором свежих данных. Выигрышная линия поведения выделялись зеленым цветом, но она менялась почти непрерывно — так почти всегда бывает, когда в оптимизационные программы не заложена идеология решения проблемы. А ее еще надо выработать, прямо сейчас, когда события еще горячи и людям можно внушить свою точку зрения.
Интрига? Это уже теплее. Объединиться с другими в шантаже чикагцев фактом раскрытия? Под его щелчками и окриками друза буквально вывернулась наизнанку. Тактические перспективы хорошие. Нельзя только высовываться, иначе он слишком сильно поссорится со штатниками. Стратегия здесь выглядит еще хуже. Этот путь ведет чуть ли не к междоусобной войне. Сейчас этого нельзя допускать. Директор усмехнулся своему бледному отражению в стенках аквариумов: он начинал мыслить категориями феодального строя. Этого только ему не хватало для полного счастья.
Хотя если подумать — друза разлетелась множеством осколков и собралась вновь, — выход есть. Какое общее дело можно предложить разноцветным подданным доллара? Только прикрытие их собственных промахов. Пиарщикам всегда нужно время, они не успеют промыть мозги обществу за несколько дней. Штатникам нужна временная фора. Это возможно только при всеобщем заговоре молчания. Тогда для его поддержания они не пожалеют очень много, может быть, даже закроют глаза на появления ИИ здесь. Но просто молчание слишком ненадежно. Значит, надо творить карнавал — распространять такое количество лжи, чтобы никто в принципе не мог додуматься до правды.
Директор будто вымешивал невидимое тесто: топазовая друза меняла оттенки, ее укрывал снег погрешностей, рассекали плоскости антагонистических вариантов поведения. Но понемногу зеленый кристалл переместился в ее центр, стал набирать массу, подобно кукушонку выбрасывая своих конкурентов за пределы друзы. И вот он уже вытянулся почти до потолка, больше напоминая небоскреб, затеняющий своих малорослых соседей. В другой своей ипостаси, как отправная точка прогнозов, как семя будущих успехов, он давал самое пышное дерево благоприятных вариантов действий.
Теперь следовало договориться с коллегами, а потом идти к начальству. Как выяснилось, их институт не был единственным в Союзе, наткнувшимся на это происшествие. Федорович, мелькая склеротическими бляшками на руках, предъявил ему схожую друзу, но настроен был куда более осторожно.
— Аристарх, это дело выгодное, не спорю, а когда до этого додумаются остальные? Максимум дня через два! И нас прижмут.
— Брось ты! Пригласим троих, в крайнем случае пристегнем Земана, подкатимся к министру и уже сможем выйти на чикагцев с тяжелой аргументацией. — Зеленоградец не собирался отступать. — Сам подумай, дело не в том, выгодно это или не выгодно. Ты неправильно ставишь вопрос: что будет, если мы этого не сделаем? Когда мы ведем ситуацию, у нас всегда есть возможность свернуть в сторону, сидя же в окопах, даже отмазаться не удастся.
Федорович мялся, наверное, он слишком устал от бесконечных интриг, свар и авантюр. Но другого выхода у него не было. Пока министр просыпался, умывался и добирался к своему рабочему месту, они уже успели провести малое промежуточное совещание: пятеро директоров со спешно вызванными присными эдаким хороводом электронных призраков вились по кабинету Аристарха, мало чем отличаясь от рыбок в аквариумах. Договорились, что преподнести власти и что требовать от штатников.
Реакция министра была вполне предсказуемой., Сохраняя начальственный вид, он почти что запричитал в стиле чересчур жадного ростовщика.
— Ну, что вы со мной делаете? Ну, сколько вы уже взяли, ничего не дали, а теперь вам надо еще? ГБ-ЧК в курсе? — Его положение, и так пошатнувшееся после недавнего провала, стало еще более неясным, как силуэт статуи в тумане. Объединившиеся институты в бюрократической табели о рангах имели больший вес, чем он, но министр сохранял право разрешительной подписи. Кому же отвечать за провал, инициаторам или ему? По всем раскладам выходило, что ему. Эта разновидность страха проявлялась у него в первую очередь. Так сказать, органический порок чиновничества.
— Яков Семенович, по большому счету от нас уже ничего не зависит! Органам говорить надо, да они, наверное, уже и знают. События идут по своей логике, мы должны ей следовать — результат вполне предсказуем. — Аристарх на правах самого маститого и красноречивого пытался успокоить его оптимистической полуправдой. — В любом случае мы ничего не теряем.
Министр, смотревшийся вульгарным пятном на безукоризненно изысканном фоне своего кабинета, тоже не стал возражать. Во всяком случае, так расшифровали все присутствовавшие его бесконечную путаную речь и вынесенную резолюцию, в которых отрицательные заключения находились в арифметическом равновесии с положительными. Селекторное совещание призраков было закончено.
Это уже был результат, который можно предъявить подчинённым. Этой невнятно одобренной интригой можно подарить им маленькую надежду на ближайшее будущее. Им надо всего лишь получить еще один секрет, такое институт проделывал много раз. Паники уже не будет. Директор облегчённо вздохнул и распластался по своему креслу. Еще через минуту он объявил большую оперативку.
Когда Аристарх Осипович толкал очередную пламенную речь, он почти не обращал внимания на худощавого, слегка сутулого человека с карими глазами, сидевшего за крайним столиком. А у меня в то время голова была забита фаршем из самых разнообразных мыслей. И главной из них была идея о помощи гуманистам. Нет, я не перековался в единой вспышке просветления и раскаяния. О каком раскаянии может идти речь, когда по-прежнему хочется жить, работать, творить. А что могут дать в этом вопросе гуманисты? Несколько десятков лет относительно комфортной жизни? Это смешно. К тому же я не хотел быть изменником; предавать дело, которому посвятил столько лет, просто глупо. Но что-то делать все-таки надо, так нельзя!
И когда Аристарх Осипович уселся в кресло, предоставив рапортовать, оправдываться и растерянно отнекиваться подчиненным, я попытался разобраться с внезапно нахлынувшими идеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92