Потеря корабля означала, что Боб увезет Каталину в Чарлстон, где Педро никогда не сможет ее найти.
Девушка невольно дотронулась до декольте своего платья, где у нее, скрытый от постороннего взгляда, покоился миниатюрный дамский пистолет. Рука коснулась большого, с доброе чайное блюдце, золотого медальона на цепочке — недавнего подарка Боба. И спасительная мысль родилась сама собою. Каталина смело подошла к Спенсеру и стала за его спиной так, что Боб тут же увидел карты партнера.
Десять бочек пороха остались на «Скорой Надежде». Боб поставил выигранные дублоны и тут же удвоил их. Тогда Бобу пришла в голову идея сменить колоду, вскрыть новую, чтобы не породить в голове Спенсера мысль, будто именно прежняя колода принесла Бобу удачу.
Но убогий ум пирата Меррифьельда, когда он продул все, с чем приехал, рассудил иначе.
— Ты подсунул колоду с краплеными картами, Боб! Ты утратил честь! Мерзавец! Негодяй! Подонок! — хрипел пропитыми связками Спенсер. — Убью!
Англичанин вскочил на ноги. Кресло упало, а Спенсер рванул к козетке, на которой лежали шпаги. Он первым схватил свою и с размаху всадил ее в грудь Боба, который также пытался овладеть своим оружием. Боб упал с лезвием в груди. Меррифьельд же развернулся в сторону Каталины. Увидев медальон на ее груди, он только теперь понял суть дела. Глаза его, налитые ромом и кровью, излучали страсть победы, безудержную разнузданность и полную потерю контроля над собой, в них кипели негодование, ненависть и проснувшаяся похоть. Он облапил Каталину своими грубыми волосатыми руками. Девушка уже была готова ко всему. Она коленом так сильно, как могла, ударила пирата в промежность. От неожиданности и боли он отпустил ее, Каталина сделала шаг назад, выхватила из-за декольте пистолет и разрядила его прямо в сердце своего врага.
На звук выстрела в каюту сбежались Чарли, шкипер и боцман.
— Боцман, немедленно разоружить и арестовать гребцов Меррифьельд а! Шкипер, гасите свет на шхуне, снимайтесь с якорей и выводите ее с рейда в открытое море! — распорядился Чарли. — Каталина, а вы бегите за лекарем.
Дважды старшему помощнику капитана не пришлось повторять. Когда он подошел к Бобу, лежавшему на левом боку, тот открыл глаза. Изо рта сочилась кровь.
Примчавшийся доктор разрезал рубаху на капитане, осмотрел вход и выход шпаги, сидевшей в правой части груди, решительно выдернул ее, туго обвязал грудь холщовым полотном, отер кровь.
— Будет жить! Помогите перенести его на койку.
Затем лекарь «Скорой Надежды» ощупал пульс у Меррифьельда.
— Этого в мешок и за борт.
Услышав такие слова, Чарли тут же отправился на мостик. Шхуна с погашенными огнями тихонько выходила из залива. Чарли повернул ее на юг к островам Инагуа и, пройдя с милю, распорядился возвратить оружие гребцам, усадить их на ялик и обрубить концы.
— За час доберетесь до своей посудины. Там вам придется избирать нового капитана, — сказал Чарли гребцам-пиратам.
Когда те с радостью, что остались живы, налегли на весла, Чарли принялся неустанно наблюдать за яликом в подзорную трубу. Убедившись, что без нее лодки не видно, а значит, и с нее не видна шхуна, Чарли отдал приказ полностью развернуть «Скорую Надежду» и повел ее по Багамскому проливу строго на север, в Чарлстон.
Тело Меррифьельда было предано морю по всем морским законам.
Бедная Каталина всю ночь молилась, не могла сомкнуть глаз и лишь после того, как донья Кончита дала ей некое снадобье, уснула крепким сном.
Утро застало «Ласточку» в проливе Анегада. Солнце, жаркое уже с первых часов дня, слепило рулевого. Земли не было видно.
Педро Гонсалес и Долорес стояли у правого борта полуюта. Девушка внимательно слушала своего собеседника. Он рассказывал о знаменитом французском корсаре Дюкассе. Тот, будучи на службе у короля, то есть став корсаром, сыграл значительную роль в борьбе с пиратами Карибского моря, при помощи которых правительства Англии и Голландии вели борьбу с Испанией в целях захвата ее заморских колоний.
— Расскажите о себе, Педро, — попросила девушка.
— Непременно, сеньорита, но не сейчас. Нас приглашают к столу.
Завтрак еще не был окончен, когда в дверях кают-компании появился вахтенный. Он быстро подошел к капитану и что-то тихо ему доложил. Дюгард извинился и вышел. После завтрака Осуна, проводив Долорес до юта, поднялся на мостик. Капитан, не отводя от глаз подзорную трубу, внимательно наблюдал за неизвестным кораблем, который шел по левому борту в пяти-шести милях от «Ласточки», казалось, параллельным с ней курсом.
Рядом с капитаном спокойно стоял Педро Гонсалес.
Капитан опустил подзорную трубу.
— Что это за корабль? — спросил сеньор Осуна.
Дюгард вместо ответа вопросительно посмотрел на Педро Гонсалеса и молча протянул ему трубу. Затем сложил руки на уже округлившемся животике и стал прикидывать: «Ласточка» находилась не менее чем в двадцати часах хода от Сан-Хуана. Ближе была гавань Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас.
— Что вы скажете, дон Педро? — обратился он к негоцианту. — Извините, сеньор Осуна, на ваш вопрос я ответить не могу.
По лицу капитана было видно, что он весьма озабочен, и Осуна, который хотел было уже вспылить по поводу неуважительного отношения к его персоне, сдержался, ожидая, когда бывший корсар объяснит, что так разволновало капитана.
— Превосходный корабль! Обладает хорошими мореходными качествами. Имеет прекрасные остойчивость и плавучесть, легко управляем. Однако, насколько мне известно, давно не стоял в доке. Капитану его все некогда. Да он и боится зайти в хорошую гавань.
— Неужели вы подтверждаете мои подозрения? — Дюгард нервно заходил по настилу мостика.
— К сожалению! И скажу больше: он идет нам наперерез.
— Черт возьми! И надо же случиться этому в мой последний рейс!
— Сеньор Осуна, нам предстоит опасная встреча. Вам благоразумнее всего пройти к вашей спутнице. Не пугайте ее, но не выходите с ней на палубу. — Педро Гонсалес не просил — он приказывал, еще внимательнее разглядывая в подзорную трубу приближавшийся корабль. — Идите к ней! Своего слугу я поставлю у входа в ее каюту. Он знает свое дело.
Педро Гонсалес сложил трубу, передал ее капитану и дружелюбно положил руку на плечо Осуне.
— Умоляю вас, барон! Девото прав! Идите в каюту! — каким-то странным, чужим голосом заговорил Дюгард.
— Как вы сказали? Кто прав?
— Барон, это сейчас не имеет никакого значения. — Капитан сложил руки и поднес их к лицу.
— Именно сейчас это как раз и может иметь значение! Что вы намерены предпринять, капитан? — Педро Гонсалес, которого капитан назвал Девото, улыбнулся. — Прошу вас, как друга, сеньор Осуна, будьте благоразумны. Спуститесь в каюту к девушке, зарядите пистолеты и ждите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Девушка невольно дотронулась до декольте своего платья, где у нее, скрытый от постороннего взгляда, покоился миниатюрный дамский пистолет. Рука коснулась большого, с доброе чайное блюдце, золотого медальона на цепочке — недавнего подарка Боба. И спасительная мысль родилась сама собою. Каталина смело подошла к Спенсеру и стала за его спиной так, что Боб тут же увидел карты партнера.
Десять бочек пороха остались на «Скорой Надежде». Боб поставил выигранные дублоны и тут же удвоил их. Тогда Бобу пришла в голову идея сменить колоду, вскрыть новую, чтобы не породить в голове Спенсера мысль, будто именно прежняя колода принесла Бобу удачу.
Но убогий ум пирата Меррифьельда, когда он продул все, с чем приехал, рассудил иначе.
— Ты подсунул колоду с краплеными картами, Боб! Ты утратил честь! Мерзавец! Негодяй! Подонок! — хрипел пропитыми связками Спенсер. — Убью!
Англичанин вскочил на ноги. Кресло упало, а Спенсер рванул к козетке, на которой лежали шпаги. Он первым схватил свою и с размаху всадил ее в грудь Боба, который также пытался овладеть своим оружием. Боб упал с лезвием в груди. Меррифьельд же развернулся в сторону Каталины. Увидев медальон на ее груди, он только теперь понял суть дела. Глаза его, налитые ромом и кровью, излучали страсть победы, безудержную разнузданность и полную потерю контроля над собой, в них кипели негодование, ненависть и проснувшаяся похоть. Он облапил Каталину своими грубыми волосатыми руками. Девушка уже была готова ко всему. Она коленом так сильно, как могла, ударила пирата в промежность. От неожиданности и боли он отпустил ее, Каталина сделала шаг назад, выхватила из-за декольте пистолет и разрядила его прямо в сердце своего врага.
На звук выстрела в каюту сбежались Чарли, шкипер и боцман.
— Боцман, немедленно разоружить и арестовать гребцов Меррифьельд а! Шкипер, гасите свет на шхуне, снимайтесь с якорей и выводите ее с рейда в открытое море! — распорядился Чарли. — Каталина, а вы бегите за лекарем.
Дважды старшему помощнику капитана не пришлось повторять. Когда он подошел к Бобу, лежавшему на левом боку, тот открыл глаза. Изо рта сочилась кровь.
Примчавшийся доктор разрезал рубаху на капитане, осмотрел вход и выход шпаги, сидевшей в правой части груди, решительно выдернул ее, туго обвязал грудь холщовым полотном, отер кровь.
— Будет жить! Помогите перенести его на койку.
Затем лекарь «Скорой Надежды» ощупал пульс у Меррифьельда.
— Этого в мешок и за борт.
Услышав такие слова, Чарли тут же отправился на мостик. Шхуна с погашенными огнями тихонько выходила из залива. Чарли повернул ее на юг к островам Инагуа и, пройдя с милю, распорядился возвратить оружие гребцам, усадить их на ялик и обрубить концы.
— За час доберетесь до своей посудины. Там вам придется избирать нового капитана, — сказал Чарли гребцам-пиратам.
Когда те с радостью, что остались живы, налегли на весла, Чарли принялся неустанно наблюдать за яликом в подзорную трубу. Убедившись, что без нее лодки не видно, а значит, и с нее не видна шхуна, Чарли отдал приказ полностью развернуть «Скорую Надежду» и повел ее по Багамскому проливу строго на север, в Чарлстон.
Тело Меррифьельда было предано морю по всем морским законам.
Бедная Каталина всю ночь молилась, не могла сомкнуть глаз и лишь после того, как донья Кончита дала ей некое снадобье, уснула крепким сном.
Утро застало «Ласточку» в проливе Анегада. Солнце, жаркое уже с первых часов дня, слепило рулевого. Земли не было видно.
Педро Гонсалес и Долорес стояли у правого борта полуюта. Девушка внимательно слушала своего собеседника. Он рассказывал о знаменитом французском корсаре Дюкассе. Тот, будучи на службе у короля, то есть став корсаром, сыграл значительную роль в борьбе с пиратами Карибского моря, при помощи которых правительства Англии и Голландии вели борьбу с Испанией в целях захвата ее заморских колоний.
— Расскажите о себе, Педро, — попросила девушка.
— Непременно, сеньорита, но не сейчас. Нас приглашают к столу.
Завтрак еще не был окончен, когда в дверях кают-компании появился вахтенный. Он быстро подошел к капитану и что-то тихо ему доложил. Дюгард извинился и вышел. После завтрака Осуна, проводив Долорес до юта, поднялся на мостик. Капитан, не отводя от глаз подзорную трубу, внимательно наблюдал за неизвестным кораблем, который шел по левому борту в пяти-шести милях от «Ласточки», казалось, параллельным с ней курсом.
Рядом с капитаном спокойно стоял Педро Гонсалес.
Капитан опустил подзорную трубу.
— Что это за корабль? — спросил сеньор Осуна.
Дюгард вместо ответа вопросительно посмотрел на Педро Гонсалеса и молча протянул ему трубу. Затем сложил руки на уже округлившемся животике и стал прикидывать: «Ласточка» находилась не менее чем в двадцати часах хода от Сан-Хуана. Ближе была гавань Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас.
— Что вы скажете, дон Педро? — обратился он к негоцианту. — Извините, сеньор Осуна, на ваш вопрос я ответить не могу.
По лицу капитана было видно, что он весьма озабочен, и Осуна, который хотел было уже вспылить по поводу неуважительного отношения к его персоне, сдержался, ожидая, когда бывший корсар объяснит, что так разволновало капитана.
— Превосходный корабль! Обладает хорошими мореходными качествами. Имеет прекрасные остойчивость и плавучесть, легко управляем. Однако, насколько мне известно, давно не стоял в доке. Капитану его все некогда. Да он и боится зайти в хорошую гавань.
— Неужели вы подтверждаете мои подозрения? — Дюгард нервно заходил по настилу мостика.
— К сожалению! И скажу больше: он идет нам наперерез.
— Черт возьми! И надо же случиться этому в мой последний рейс!
— Сеньор Осуна, нам предстоит опасная встреча. Вам благоразумнее всего пройти к вашей спутнице. Не пугайте ее, но не выходите с ней на палубу. — Педро Гонсалес не просил — он приказывал, еще внимательнее разглядывая в подзорную трубу приближавшийся корабль. — Идите к ней! Своего слугу я поставлю у входа в ее каюту. Он знает свое дело.
Педро Гонсалес сложил трубу, передал ее капитану и дружелюбно положил руку на плечо Осуне.
— Умоляю вас, барон! Девото прав! Идите в каюту! — каким-то странным, чужим голосом заговорил Дюгард.
— Как вы сказали? Кто прав?
— Барон, это сейчас не имеет никакого значения. — Капитан сложил руки и поднес их к лицу.
— Именно сейчас это как раз и может иметь значение! Что вы намерены предпринять, капитан? — Педро Гонсалес, которого капитан назвал Девото, улыбнулся. — Прошу вас, как друга, сеньор Осуна, будьте благоразумны. Спуститесь в каюту к девушке, зарядите пистолеты и ждите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183