Вот проклятье! Как бы ему хотелось сбросить с нее одеяло, обнять ее, ощутив пальцами ее шелковую гладкую кожу и слиться с нею еще хоть раз, последний раз.
«Чего же ты ждешь? — подзадоривал его голос какого-то другого Джима Латура, которого он сам в себе ненавидел, — давай, используй ее, насладись ею в последний раз, а потом скажешь, что между вами больше никогда ничего такого не будет. Вот после этого, она, точно, будет высокого мнения о тебе.»
Сэйдж допила свой кофе, поставила пустую чашку на землю и, посмотрев на сидящего рядом мужчину, заметила сердитое смущенное выражение его лица. Она не отвела в сторону свой обеспокоенный взгляд и продолжала в ожидании смотреть на него. Тогда Джим, неуклюже пошевелившись и предварительно кашлянув, чтобы прочистить горло, сказал:
— Насчет прошлой ночи, Сэйдж… Я сожалею, что позволил себе воспользоваться… Меня извиняет только то, что я наполовину спал. Обещаю, что больше это не повториться! Это просто…
— «Вожделение овладело тобой», — закончила она за него ровным, спокойным голосом. Однако, если бы Джим в эту секунду заглянул ей в лицо, то увидел бы, что мерцание ее глаз выдает душевную боль Сэйдж и скрыть ее, эту боль, она никак не может. Но он не смотрел в ее сторону, а только слышал ее ровный, спокойный голос:
— В любом случае, тебя извиняет гораздо в большей степени, чем меня.
Сэйдж опустила глаза и прикрыла их ресницами, чтобы не выдать собственную ложь.
— О себе могу сказать, что была без мужчины два месяца, и когда ты меня поцеловал, во мне точно огонь зажегся.
Она посмотрела на Латура, и ее лицо показалось ему совершенно непроницаемым.
— Почему бы нам просто не забыть обо всем, что случилось? — спросила она.
Джим против своей воли прищурился и впервые за весь разговор взглянул на Сэйдж, но та равнодушно посмотрела в сторону. Ее спокойное отношение к тому, что ему самому казалось таким волнующе-прекрасным, больно задело самолюбие Латура. Выходит, для нее это был всего лишь способ получить удовлетворение после двухмесячного воздержания? Может быть, он крепко ошибался по поводу ее мужа, — раздраженно подумал Джим. Совершенно очевидно, тот был большой специалист в этой области…
Может, он ошибался и насчет того, что она не позволит себе легкой любовной интрижки?
Что-то ему все-таки сказало, что он не ошибался. Сэйдж Ларкин здравомыслящая женщина. И если она позволила своему телу взять верх над разумом, то это случайность. И, зная ее достаточно хорошо, Латур понимал, что отныне она сама не допустит повторения такой ситуации. Да просто не будет оставаться с ним наедине!
А как же насчет Джона? Сэйдж и доктор часто остаются вдвоем. Целовал ли он ее когда-нибудь? А вдруг и в его присутствии у нее учащается сердцебиение?
Пожалуй, нет. Об этом можно не думать. Сэйдж такая горячая, как ветер в Вайоминге, что дует летом над обширными равнинами. Достаточно вспомнить, как они оба ночью достигли оргазма в первый раз. Он едва прикоснулся к ней, только-только ввел член, и она взмыла к небесам. Нет, Сэйдж действительно вела себя, как женщина, которая давно не занималась любовью.
Однако, сейчас, спустя несколько часов, она выглядела и вела себя так, словно все это не играло для нее особой роли, даже сказала, что им вообще следует обо всем забыть, будто ничего между ними не было.
«Ну что же, мне так лучше», — сказал себе Латур. А вслух произнес:
— Ну и ладно, я рад, что ты к этому именно так относишься.
Однако, в голосе его слышался легкий оттенок сожаления и даже упрека. Он взял пустую чашку и вернулся к костру.
Сэйдж и Джим ехали к Коттонвуду в напряженном молчании, только иногда перебрасываясь отдельными репликами, скорее для того, чтобы показать друг другу, что между ними не произошло ничего особенного, и все остается по-прежнему.
«Да, вот только, ничего по-прежнему не осталось и никогда уже не будет», — с легкой грустью думала Сэйдж, простившись с Джимом возле платных конюшен и направляясь по аллее к двери кухни. Несколько часов любовной игры навсегда изменили их отношения.
— Ну, как поездка? — спросила Тилли, как только Сэйдж переступила порог комнаты. — Как дела у Джонти, малыша Коди, как там Дэнни?
— О, это была длительная и утомительная поездка! — молодая женщина бросилась в кресло, понимая, что необходимо посидеть и поговорить прежде, чем можно будет скрыться в своей комнате и дать, наконец, волю слезам, которые она старательно сдерживала весь день.
Тилли налила ей и себе кофе и уселась за стол. Глаза кухарки блестели, она с трудом сдерживала свое нетерпение скорее узнать все о ее дорогой Джонти.
Сэйдж повторила практически каждое слово, которое было сказано дочерью Джима Латура, описала каждое ее движение и когда, наконец, смогла скрыться в свою комнату, оказалось, к ее удивлению, что слез у нее нет. Вместо них у нее родилось твердое решение выбросить Джима Латура из своего сердца. Она изо всех сил будет стараться, будет петь и зарабатывать деньги. И никогда больше не будет тратить время и думать о человеке, который сожалеет о том, что любил ее.
Сэйдж прошла через комнату к гардеробу и достала самое откровенное платье из сатина, принадлежащее Джонти.
С этого дня она знает, как вести себя со всеми этими мужчинами, которые увиваются вокруг нее и приходят послушать ее песни. Она заставит их всех потерять голову, потому что ей нужны деньги, много и быстро. Чем быстрей она покинет Джима Латура, тем лучше будет для нее самой.
Сэйдж примерила платье, подошла к зеркалу и обратила внимание на то, что ее груди едва прикрыты низким вырезом лифа. У Джонти грудь была меньше, чем у нее, и, возможно, это платье она не часто носила из-за слишком вызывающего декольте.
Однако, Сэйдж не сняла платье и сделала вид, что не слышит предостерегающий голосок внутри, который назойливо предупреждал:
— Ты просто хочешь, чтобы Латур увидел, как будут увиваться вокруг тебя мужчины, когда ты появишься в этом бесстыдном платье. И хочешь, чтобы он опять возжелал тебя.
Однако, Джим ее той ночью в этом откровенном платье так и не увидел. Весь вечер он сидел в своем кабинетике с мистером Полом Эпплгейтом. Сначала они провели около двух часов, вычерчивая синей тушью план дома, который Латур собирался заказывать строителям. Когда они расположились в кабинете, выпили кофе и закурили, Джим подробно рассказал строителю, что он, собственно, хотел бы видеть.
— Дом должен быть двухэтажный. Комнаты большие с широкими окнами, так, чтобы из любой комнаты, в которой я нахожусь, можно было видеть окрестности. Наверху нужно сделать четыре спальные комнаты, а внизу — большую гостиную, кухню, столовую и комнату, где я смогу устроить себе кабинет. Наверх должна вести винтовая лестница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
«Чего же ты ждешь? — подзадоривал его голос какого-то другого Джима Латура, которого он сам в себе ненавидел, — давай, используй ее, насладись ею в последний раз, а потом скажешь, что между вами больше никогда ничего такого не будет. Вот после этого, она, точно, будет высокого мнения о тебе.»
Сэйдж допила свой кофе, поставила пустую чашку на землю и, посмотрев на сидящего рядом мужчину, заметила сердитое смущенное выражение его лица. Она не отвела в сторону свой обеспокоенный взгляд и продолжала в ожидании смотреть на него. Тогда Джим, неуклюже пошевелившись и предварительно кашлянув, чтобы прочистить горло, сказал:
— Насчет прошлой ночи, Сэйдж… Я сожалею, что позволил себе воспользоваться… Меня извиняет только то, что я наполовину спал. Обещаю, что больше это не повториться! Это просто…
— «Вожделение овладело тобой», — закончила она за него ровным, спокойным голосом. Однако, если бы Джим в эту секунду заглянул ей в лицо, то увидел бы, что мерцание ее глаз выдает душевную боль Сэйдж и скрыть ее, эту боль, она никак не может. Но он не смотрел в ее сторону, а только слышал ее ровный, спокойный голос:
— В любом случае, тебя извиняет гораздо в большей степени, чем меня.
Сэйдж опустила глаза и прикрыла их ресницами, чтобы не выдать собственную ложь.
— О себе могу сказать, что была без мужчины два месяца, и когда ты меня поцеловал, во мне точно огонь зажегся.
Она посмотрела на Латура, и ее лицо показалось ему совершенно непроницаемым.
— Почему бы нам просто не забыть обо всем, что случилось? — спросила она.
Джим против своей воли прищурился и впервые за весь разговор взглянул на Сэйдж, но та равнодушно посмотрела в сторону. Ее спокойное отношение к тому, что ему самому казалось таким волнующе-прекрасным, больно задело самолюбие Латура. Выходит, для нее это был всего лишь способ получить удовлетворение после двухмесячного воздержания? Может быть, он крепко ошибался по поводу ее мужа, — раздраженно подумал Джим. Совершенно очевидно, тот был большой специалист в этой области…
Может, он ошибался и насчет того, что она не позволит себе легкой любовной интрижки?
Что-то ему все-таки сказало, что он не ошибался. Сэйдж Ларкин здравомыслящая женщина. И если она позволила своему телу взять верх над разумом, то это случайность. И, зная ее достаточно хорошо, Латур понимал, что отныне она сама не допустит повторения такой ситуации. Да просто не будет оставаться с ним наедине!
А как же насчет Джона? Сэйдж и доктор часто остаются вдвоем. Целовал ли он ее когда-нибудь? А вдруг и в его присутствии у нее учащается сердцебиение?
Пожалуй, нет. Об этом можно не думать. Сэйдж такая горячая, как ветер в Вайоминге, что дует летом над обширными равнинами. Достаточно вспомнить, как они оба ночью достигли оргазма в первый раз. Он едва прикоснулся к ней, только-только ввел член, и она взмыла к небесам. Нет, Сэйдж действительно вела себя, как женщина, которая давно не занималась любовью.
Однако, сейчас, спустя несколько часов, она выглядела и вела себя так, словно все это не играло для нее особой роли, даже сказала, что им вообще следует обо всем забыть, будто ничего между ними не было.
«Ну что же, мне так лучше», — сказал себе Латур. А вслух произнес:
— Ну и ладно, я рад, что ты к этому именно так относишься.
Однако, в голосе его слышался легкий оттенок сожаления и даже упрека. Он взял пустую чашку и вернулся к костру.
Сэйдж и Джим ехали к Коттонвуду в напряженном молчании, только иногда перебрасываясь отдельными репликами, скорее для того, чтобы показать друг другу, что между ними не произошло ничего особенного, и все остается по-прежнему.
«Да, вот только, ничего по-прежнему не осталось и никогда уже не будет», — с легкой грустью думала Сэйдж, простившись с Джимом возле платных конюшен и направляясь по аллее к двери кухни. Несколько часов любовной игры навсегда изменили их отношения.
— Ну, как поездка? — спросила Тилли, как только Сэйдж переступила порог комнаты. — Как дела у Джонти, малыша Коди, как там Дэнни?
— О, это была длительная и утомительная поездка! — молодая женщина бросилась в кресло, понимая, что необходимо посидеть и поговорить прежде, чем можно будет скрыться в своей комнате и дать, наконец, волю слезам, которые она старательно сдерживала весь день.
Тилли налила ей и себе кофе и уселась за стол. Глаза кухарки блестели, она с трудом сдерживала свое нетерпение скорее узнать все о ее дорогой Джонти.
Сэйдж повторила практически каждое слово, которое было сказано дочерью Джима Латура, описала каждое ее движение и когда, наконец, смогла скрыться в свою комнату, оказалось, к ее удивлению, что слез у нее нет. Вместо них у нее родилось твердое решение выбросить Джима Латура из своего сердца. Она изо всех сил будет стараться, будет петь и зарабатывать деньги. И никогда больше не будет тратить время и думать о человеке, который сожалеет о том, что любил ее.
Сэйдж прошла через комнату к гардеробу и достала самое откровенное платье из сатина, принадлежащее Джонти.
С этого дня она знает, как вести себя со всеми этими мужчинами, которые увиваются вокруг нее и приходят послушать ее песни. Она заставит их всех потерять голову, потому что ей нужны деньги, много и быстро. Чем быстрей она покинет Джима Латура, тем лучше будет для нее самой.
Сэйдж примерила платье, подошла к зеркалу и обратила внимание на то, что ее груди едва прикрыты низким вырезом лифа. У Джонти грудь была меньше, чем у нее, и, возможно, это платье она не часто носила из-за слишком вызывающего декольте.
Однако, Сэйдж не сняла платье и сделала вид, что не слышит предостерегающий голосок внутри, который назойливо предупреждал:
— Ты просто хочешь, чтобы Латур увидел, как будут увиваться вокруг тебя мужчины, когда ты появишься в этом бесстыдном платье. И хочешь, чтобы он опять возжелал тебя.
Однако, Джим ее той ночью в этом откровенном платье так и не увидел. Весь вечер он сидел в своем кабинетике с мистером Полом Эпплгейтом. Сначала они провели около двух часов, вычерчивая синей тушью план дома, который Латур собирался заказывать строителям. Когда они расположились в кабинете, выпили кофе и закурили, Джим подробно рассказал строителю, что он, собственно, хотел бы видеть.
— Дом должен быть двухэтажный. Комнаты большие с широкими окнами, так, чтобы из любой комнаты, в которой я нахожусь, можно было видеть окрестности. Наверху нужно сделать четыре спальные комнаты, а внизу — большую гостиную, кухню, столовую и комнату, где я смогу устроить себе кабинет. Наверх должна вести винтовая лестница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99