Это объяснение показалось Гейджу неправдоподобным, но разожгло его любопытство. Ни слой копоти на щеках, ни волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, не испортили красоту Шимейн. Тонкими и выразительными чертами лица она напоминала чудесную грезу, которую некий художник запечатлел на полотне и оживил поцелуем. Гейдж заподозрил, что в жилах Шимейн течет ирландская кровь, ибо ни у одного другого народа не встречал такого естественного сочетания огненно-рыжих волос, искрящихся зеленых глаз и беломраморной кожи. Несмотря на потрепанную одежду, Шимейн держалась с изяществом и сдержанным достоинством, слегка приподняв подбородок и глядя Гейджу прямо в глаза, словно не сомневаясь в том, что видит человека, равного ей по положению.
Гейдж удивился, испытав непривычное душевное волнение, и мог только гадать, что вызвало его — вид девушки, удовлетворяющей всем его требованиям к няне, или другое, невысказанное намерение, которое он не надеялся осуществить. Если он купит ее, насчет его будущих намерений не усомнятся ни друзья, ни враги. Впрочем, не в первый раз он нарушит приличия, идя по жизни собственным путем.
Обуздав лихорадочно мечущиеся думы, Гейдж с притворной небрежностью указал на девушку боцману:
— Мистер Харпер, я хотел бы расспросить вас о вон той невольнице.
Джеймс Харпер повернулся, выясняя, которая из женщин привлекла внимание покупателя, как раз в тот момент, когда старая карга заслонила Шимейн. Харпер поманил старуху к себе, усомнившись во вкусе и благоразумии покупателя, но Гейдж нетерпеливым взмахом руки велел женщине отступить. Встав так, чтобы никто не загораживал Шимейн, Гейдж жестом позвал ее к себе.
Чувствуя, как блестящие карие глаза следят за каждым ее движением, Шимейн поднялась с крышки люка и скользнула в толпу женщин, не скрывающих зависть и уныние. Впрочем, Шимейн никто не останавливал, пока Морриса вдруг не преградила ей путь.
— Будь я на твоем месте, милочка, я бы поостереглась подходить к этому джентльмену. Видишь ли, Шимейн, я отродясь не видела такого красавца и хочу, чтобы он достался мне. А если ты попробуешь перейти мне дорогу, я этого не потерплю. Так что лучше уступи подобру-поздорову.
Шимейн изумилась, услышав, что Морриса продолжает запугивать ее. Даже круглая идиотка поняла бы, что угрозами с Шимейн не совладать.
— А я бы на твоем месте, Морриса, — ответила она со сдержанной улыбкой, — поберегла бы свою шкуру и не вредила слугам человека, за которых он, возможно, заплатит кругленькую сумму.
— Мы еще расквитаемся, Шимейн, помяни мое слово. Я тебя из-под земли достану, и ты еще пожалеешь, что не послушалась меня: после этого на тебя не захочет смотреть ни один мужчина!
В сдержанном голосе Шимейн зазвучал ледяной холод, от которого распутница невольно вздрогнула:
— В таком случае, Морриса, не удивляйся, если я сообщу мистеру Торнтону, что ты угрожала мне.
Морриса злобно зашипела, пропуская Шимейн. Как ей хотелось убить эту болотную жабу или по крайней мере изувечить, особенно теперь, когда Шимейн досталась лучшая добыча. Этот красавец мужчина отказался бы от покупки, будь у каторжницы расцарапанное лицо.
Джеймс Харпер не удосужился взглянуть на Шимейн, когда та остановилась рядом. Суматоха вокруг колониста выводила Харпера из себя, и к тому же, подобно Поттсу, боцман стремился поскорее покончить с распродажей и сойти на берег, где первым делом утолить нестерпимую жажду огромной кружкой пива. Сверившись со списком, он отрывисто спросил:
— Твое имя?
— Шимейн О'Хирн.
Боцман резко вскинул голову, услышав ее бархатистый голос. В памяти мгновенно возник образ стройной рыжеволосой красавицы, которую он видел мельком и издалека, втайне восхищаясь ею. Если боцману было и жаль продавать кого-нибудь из каторжников, то именно эту девушку, воспламенившую страсть большинства матросов «Гордости Лондона». Даже капитан Фитч не устоял, и только самые приближенные из членов экипажа знали, что у его жены вскоре появятся веские причины ревновать к девушке. Еще во время плавания капитан Фитч решил поселить Шимейн где-нибудь по соседству и сделать ее своей любовницей. Харпера вовсе не радовало решение капитана, но у него не было выбора.
— Боюсь, эта женщина вам не подойдет, сэр, — заявил он колонисту, вспомнив распоряжение капитана Фитча отговаривать всех серьезных покупателей. — Ее острый язык способен вогнать в краску любого мужчину. Если не верите, спросите у капитана и его жены.
Услышав это предостережение, Шимейн смерила Харпера недоверчивым взглядом, удивляясь, зачем ему понадобилось искажать подробности того дня, когда он сам собрал узников на палубе для публичной порки Энни Карвер. Им пришлось смотреть, как плеть — кошка-девятихвостка прогуливается по спине хрупкой женщины. Каторжников предупредили, что такая же кара постигнет любого из них за подобную провинность. Смущенный и недоуменный ропот каторжников быстро перерос в открытое возмущение, ибо все прекрасно знали, почему Энни хотела покончить с собой. Один за другим они поворачивались к шканцам, где капитан в стоическом молчании застыл рядом со злорадно усмехающейся женой. Шимейн живо вспомнила, как при виде этих двоих презрение, как желчь, подкатило к ее горлу. С горячностью, унаследованной от отца-ирландца, Шимейн забралась на крышку палубного люка и гневно обвинила супружескую пару в варварском отношении к Энни.
Вспомнив о том, что ей довелось пережить три месяца назад, Шимейн сдержанно спросила боцмана:
— Вы позволите мне объяснить, как было дело, мистер Харпер?
— А разве я солгал? — ответил тот, поскольку опасался, что, повинуясь приказам капитана, настроит девушку против себя. Уйдет Шимейн с незнакомцем или станет любовницей капитана — что он мог поделать?
— Вы справедливо обвинили меня, сэр, — призналась Шимейн, вскинув подбородок. — Но вы не посвятили слушателя в подробности случая. Преступления миссис Фитч против безутешной матери сравнимы разве что с наказанием, наложенным на вдову, скорбящую о смерти мужа. Она сохранила Энни жизнь только ради прибыли, но вы, сэр… разве вы не поняли всю глубину отчаяния Энни, не осознали, почему она пыталась покончить с собой? Или вы настолько лишены сострадания, что не в состоянии постичь скорбь молодой матери, разлученной с ребенком? Вы считаете, она заслуживала порки?
— Я не могу ослушаться капитана, — возразил Харпер, — не мое дело спорить с ним.
— Значит, вы одобрили порку, — подытожила Шимейн. — Какое благородство!
Харпер густо покраснел — доводы Шимейн выбили почву у него из-под ног. Несомненно, убедительные объяснения расположат колониста в ее пользу. В тщетной попытке завоевать доверие колониста он попытался оправдаться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123