Из мира "иня" в его
наиболее темном аспекте. Мира трупов, гниения, мира, куда уходят
испражнения. Все, что уже отжило, отмерло, и теперь осаждается там, внизу,
и разлагается, один слой под другим. Демонический мир неизменного. Времени
- которое было.
Но, тем не менее, при ярком свете солнца серебряный треугольник
сверкает всеми красками. Он отражает свет. Огонь, подумал Тагоми. Он
вообще совсем не мокрый или темный предмет. И не тяжелый, как бы уставший,
но пульсирующий жизнью. Он скорее присущ высокой стихии, аспекту "яня" -
небесам, эфиру. Как и подобает произведению искусства. Да, это работа
художника - извлечь кусок инертного вещества из темной, безмолвной земли и
придать ему такую форму, чтобы он засверкал, отражая небесный свет,
воскрешая к жизни мертвое. Устраивая красочный парад трупов - это прошлое
пролагает дорогу будущему.
Тело из "иня", душа из "яня". Сочетание металла и огня. Внешнего и
внутреннего. Целый микрокосм у меня на ладони.
И что это за пространство, о котором говорит мне эта вещица?
Восхождения ввысь. К небесам. А время? Светлого мира перемен. Да, этот
кусочек металла извергнул свой дух - свет. И мое внимание приковано к нему
- я не в состоянии отвести взор. Он приворожил меня, гипнотически очертив
вокруг себя мерцающую
5
Телефонный разговор с Рэем Келвином застал Уиндем-Мэтсона врасплох.
Он никак не мог уловить суть, частично из-за торопливой манеры Келвина
говорить, и частично из-за того, что в это время - в пол двенадцатого
вечера - он развлекал даму, посетившую его квартиру в отеле "Муромахи".
- Послушайте, дружище, - говорил Келвин, - мы отсылаем назад всю эту
партию товара, что получили от вас. Я бы вернул и тот товар, что мы
получали раньше, но мы уже расплатились за все, кроме последней партии.
Выставленный вами счет датирован восемнадцатым мая.
Уиндем-Мэтсону, естественно, захотелось узнать почему.
- Это все дрянные подделки, - сказал Келвин.
- Но вы ведь знали об этом, - Уиндем-Мэтсон был явно ошарашен. - Рэй,
вы всегда четко представляли себе положение. - Он обвел взглядом вокруг
себя - девушка куда-то вышла, скорее всего, в ванную.
- Я знал, что это подделка, - сказал Келвин. - И не о том толкую. Я
хочу сказать о том, что они дрянь. Послушайте, мне совершенно до лампочки,
использовался ли присылаемый вами револьвер на самом деле в Гражданскую
войну или нет. Все, что меня волнует, так это то, чтобы он был вполне
удовлетворительным кольтом 44-го калибра как-еще-он-там-числится в вашем
каталоге. Он должен удовлетворять определенным требованиям. Послушайте,
вам известно, кто такой Роберт Чилдэн?
- Да, - он смутно помнил это имя, хотя в данный момент никак не мог
определить, кто этот человек точно.
- Он был у меня сегодня. В моей конторе. Мы еще никак не можем
очухаться. Так вот, он пришел и тарахтел здесь очень долго. Он был
разъярен как тысяча чертей. На самом деле, крайне взволнован. Так вот,
очевидно, какой-то крупный его заказчик, адмирал, что ли, пришел к нему
или подослал кого-то из своих людей. Чилдэн говорил о заказе на двадцать
тысяч долларов, но, по всей вероятности, он загибает. Так вот, случилось
так, - у меня нет причин сомневаться в правдивости этой части его
рассказа, - что пришел какой-то японец, захотел совершить покупку, бросил
лишь взгляд на один из этих кольтов-44, которые вы штампуете, разглядел,
что это подделка, засунул свои деньги назад в штаны и ушел. Вот так. Что
вы на это скажете?
Никакого толкового ответа Уиндем-Мэтсон подыскать не мог, зато он
мгновенно взял себе на заметку - то Фринк и Маккарти. Они грозились что-то
сделать. Но он никак не мог сообразить, что же это они затеяли. Из слов
Келвина ему не удавалось схватить смысл произошедшего.
Какой-то суеверный страх охватил его. Как это им удалось выудить
подделку, сработанную еще в феврале? Он предполагал, что они обратятся в
полицию, или в газеты, или даже к правительству "пиноков" в Сакраменто, и,
разумеется, там было кому его защитить. Но что сказать Келвину? Он что-то
невнятно мямлил, как ему казалось, бесконечно долго, пока в конце концов
не удалось закруглить разговор и положить трубку.
Только тогда он, к немалому своему удивлению, обнаружил, что Рита
вышла из спальни и слышала весь разговор. Она раздраженно ходила по
комнате из угла в угол в одной только черной шелковой комбинации, ее
светлые волосы свободно падали на обнаженные, слегка веснушчатые плечи.
- Заявите на них в полицию, - сказала она.
- Ну, - подумал он, - наверное, было бы дешевле предложить им две
тысячи и даже чуть больше. Они бы не отказались; это, наверное, все, чего
они добиваются. Мелкая сошка, подобная им, и мыслит мелко. Такие мысли
кажутся им состоянием. Они вложили бы их в свой новый бизнес, потеряли бы
их и в течение месяца были бы разорены.
- Нет, - сказал он.
- Почему нет? Шантаж является преступлением.
Ей трудно было объяснить, почему нет. Он привык покупать людей. Это
стало частью накладных расходов, подобно оплате коммунальных услуг. Если
сумма была не очень велика... Но в ее словах был определенный смысл. Он
призадумался над ними.
"Я дам им две тысячи, но и свяжусь с тем парнем из Центрального
гражданского управления, которого знаю, с этим инспектором полиции. Велю
повнимательнее присмотреться к ним обоим, к Фринку и Маккарти, и
поглядеть, не выявится ли что-нибудь полезное. Если они вернутся и
попытаются еще раз - я тогда сумею с ними справиться".
"К примеру, кто-то говорил мне, что Фринк - кайк. Что он изменил свой
нос и фамилию. Мне остается только поставить в известность об этом
здешнего немецкого консула. А дальше все пойдет уже по накатанной дорожке.
Он потребует от японских властей его выдворения. И они пошлют этого
педераста в газовую камеру, как только переправят через демаркационную
линию. Я думаю, у них есть такие лагеря в Нью-Йорке, те самые лагеря с
печами".
- Меня удивляет, - сказала девушка, - что кто-то осмеливается
шантажировать человека, занимающего такое высокое положение в обществе,
как вы.
- Ну вот что я тебе на это скажу, - начал он. - Весь этот бизнес,
связанный с предметами исторической ценности - сплошной вздор. Эти япошки
просто дубины. Я докажу это. - Поднявшись рывком, он быстро прошел в
кабинет и сразу же возвратился с двумя зажигалками, которые тут же положил
на столик для кофе.
- Посмотри на них внимательно. С виду они одинаковые, верно? Так вот,
слушай. Одна из них имеет историческую ценность, - он ухмыльнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
наиболее темном аспекте. Мира трупов, гниения, мира, куда уходят
испражнения. Все, что уже отжило, отмерло, и теперь осаждается там, внизу,
и разлагается, один слой под другим. Демонический мир неизменного. Времени
- которое было.
Но, тем не менее, при ярком свете солнца серебряный треугольник
сверкает всеми красками. Он отражает свет. Огонь, подумал Тагоми. Он
вообще совсем не мокрый или темный предмет. И не тяжелый, как бы уставший,
но пульсирующий жизнью. Он скорее присущ высокой стихии, аспекту "яня" -
небесам, эфиру. Как и подобает произведению искусства. Да, это работа
художника - извлечь кусок инертного вещества из темной, безмолвной земли и
придать ему такую форму, чтобы он засверкал, отражая небесный свет,
воскрешая к жизни мертвое. Устраивая красочный парад трупов - это прошлое
пролагает дорогу будущему.
Тело из "иня", душа из "яня". Сочетание металла и огня. Внешнего и
внутреннего. Целый микрокосм у меня на ладони.
И что это за пространство, о котором говорит мне эта вещица?
Восхождения ввысь. К небесам. А время? Светлого мира перемен. Да, этот
кусочек металла извергнул свой дух - свет. И мое внимание приковано к нему
- я не в состоянии отвести взор. Он приворожил меня, гипнотически очертив
вокруг себя мерцающую
5
Телефонный разговор с Рэем Келвином застал Уиндем-Мэтсона врасплох.
Он никак не мог уловить суть, частично из-за торопливой манеры Келвина
говорить, и частично из-за того, что в это время - в пол двенадцатого
вечера - он развлекал даму, посетившую его квартиру в отеле "Муромахи".
- Послушайте, дружище, - говорил Келвин, - мы отсылаем назад всю эту
партию товара, что получили от вас. Я бы вернул и тот товар, что мы
получали раньше, но мы уже расплатились за все, кроме последней партии.
Выставленный вами счет датирован восемнадцатым мая.
Уиндем-Мэтсону, естественно, захотелось узнать почему.
- Это все дрянные подделки, - сказал Келвин.
- Но вы ведь знали об этом, - Уиндем-Мэтсон был явно ошарашен. - Рэй,
вы всегда четко представляли себе положение. - Он обвел взглядом вокруг
себя - девушка куда-то вышла, скорее всего, в ванную.
- Я знал, что это подделка, - сказал Келвин. - И не о том толкую. Я
хочу сказать о том, что они дрянь. Послушайте, мне совершенно до лампочки,
использовался ли присылаемый вами револьвер на самом деле в Гражданскую
войну или нет. Все, что меня волнует, так это то, чтобы он был вполне
удовлетворительным кольтом 44-го калибра как-еще-он-там-числится в вашем
каталоге. Он должен удовлетворять определенным требованиям. Послушайте,
вам известно, кто такой Роберт Чилдэн?
- Да, - он смутно помнил это имя, хотя в данный момент никак не мог
определить, кто этот человек точно.
- Он был у меня сегодня. В моей конторе. Мы еще никак не можем
очухаться. Так вот, он пришел и тарахтел здесь очень долго. Он был
разъярен как тысяча чертей. На самом деле, крайне взволнован. Так вот,
очевидно, какой-то крупный его заказчик, адмирал, что ли, пришел к нему
или подослал кого-то из своих людей. Чилдэн говорил о заказе на двадцать
тысяч долларов, но, по всей вероятности, он загибает. Так вот, случилось
так, - у меня нет причин сомневаться в правдивости этой части его
рассказа, - что пришел какой-то японец, захотел совершить покупку, бросил
лишь взгляд на один из этих кольтов-44, которые вы штампуете, разглядел,
что это подделка, засунул свои деньги назад в штаны и ушел. Вот так. Что
вы на это скажете?
Никакого толкового ответа Уиндем-Мэтсон подыскать не мог, зато он
мгновенно взял себе на заметку - то Фринк и Маккарти. Они грозились что-то
сделать. Но он никак не мог сообразить, что же это они затеяли. Из слов
Келвина ему не удавалось схватить смысл произошедшего.
Какой-то суеверный страх охватил его. Как это им удалось выудить
подделку, сработанную еще в феврале? Он предполагал, что они обратятся в
полицию, или в газеты, или даже к правительству "пиноков" в Сакраменто, и,
разумеется, там было кому его защитить. Но что сказать Келвину? Он что-то
невнятно мямлил, как ему казалось, бесконечно долго, пока в конце концов
не удалось закруглить разговор и положить трубку.
Только тогда он, к немалому своему удивлению, обнаружил, что Рита
вышла из спальни и слышала весь разговор. Она раздраженно ходила по
комнате из угла в угол в одной только черной шелковой комбинации, ее
светлые волосы свободно падали на обнаженные, слегка веснушчатые плечи.
- Заявите на них в полицию, - сказала она.
- Ну, - подумал он, - наверное, было бы дешевле предложить им две
тысячи и даже чуть больше. Они бы не отказались; это, наверное, все, чего
они добиваются. Мелкая сошка, подобная им, и мыслит мелко. Такие мысли
кажутся им состоянием. Они вложили бы их в свой новый бизнес, потеряли бы
их и в течение месяца были бы разорены.
- Нет, - сказал он.
- Почему нет? Шантаж является преступлением.
Ей трудно было объяснить, почему нет. Он привык покупать людей. Это
стало частью накладных расходов, подобно оплате коммунальных услуг. Если
сумма была не очень велика... Но в ее словах был определенный смысл. Он
призадумался над ними.
"Я дам им две тысячи, но и свяжусь с тем парнем из Центрального
гражданского управления, которого знаю, с этим инспектором полиции. Велю
повнимательнее присмотреться к ним обоим, к Фринку и Маккарти, и
поглядеть, не выявится ли что-нибудь полезное. Если они вернутся и
попытаются еще раз - я тогда сумею с ними справиться".
"К примеру, кто-то говорил мне, что Фринк - кайк. Что он изменил свой
нос и фамилию. Мне остается только поставить в известность об этом
здешнего немецкого консула. А дальше все пойдет уже по накатанной дорожке.
Он потребует от японских властей его выдворения. И они пошлют этого
педераста в газовую камеру, как только переправят через демаркационную
линию. Я думаю, у них есть такие лагеря в Нью-Йорке, те самые лагеря с
печами".
- Меня удивляет, - сказала девушка, - что кто-то осмеливается
шантажировать человека, занимающего такое высокое положение в обществе,
как вы.
- Ну вот что я тебе на это скажу, - начал он. - Весь этот бизнес,
связанный с предметами исторической ценности - сплошной вздор. Эти япошки
просто дубины. Я докажу это. - Поднявшись рывком, он быстро прошел в
кабинет и сразу же возвратился с двумя зажигалками, которые тут же положил
на столик для кофе.
- Посмотри на них внимательно. С виду они одинаковые, верно? Так вот,
слушай. Одна из них имеет историческую ценность, - он ухмыльнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83