Клептоманка! А с другой стороны — что они ей сделают из-за несчастного пакета за двадцать семь рублей? Поорут, да и отпустят с миром!
Анька успокоилась, нащупала клапан, открыла пакет и стала неторопливыми глотками пить холодный апельсиновый сок, раскусывая крохотные дольки.
За дверью раздались неровные шаги. Кто-то, сопя и вздыхая, пытаясь открыть замок с другой стороны.
Во дворе появился Иван. Он нес на плече тяжелую сумку с продуктами, в руке — магнитолу. Подошел, окинул взглядом шумную компанию.
— Анька где?
— За соком в супермаркет убежала, — отозвался Миша. — Говорит, сворую.
— Идиотка! Я же ей два пакета купил, апельсинового, — Иван сплюнул, нахмурился. — Давно?
— Минут пятнадцать уже. Ты не дергайся, сейчас вернется.
— Ладно, подождем, покурим, — Иван сел на скамейку, достал из кармана сигареты.
Они выкурили по две сигареты, Аньки все не было.
— Может, она передумала? А мы греемся, — предположил кто-то.
— Конечно, у Аньки семь пятниц на неделе.
— Безбашенная она. Встретила подругу, треплется, а мы тут ее жди! Поехали уже!
— А ну-ка, чижье, цыц! — прикрикнул на компанию Иван. — Хотите, валите на свое водохранилище. Вот вам сумка с “хавчиком”, а я буду Аньку ждать!
— Может, правда поедем…? — начал было Миша, но, увидев глаза Ивана, смолк.
— Идите, идите. Мы попозже подъедем, — Иван пододвинул к Мише сумку.
— Все, двинули! — Миша вскинул сумку на плечо, и шумная компания устремилась со двора.
Иван вынул из кармана еще одну сигарету.
Нина Владимировна сидела у экрана телевизора, ковырялась вилкой в тарелке с остывшим ужином. Шла французская комедия с Пьером Ришаром. Зазвонил телефон, Нина Владимировна сняла трубку.
— Алло, Иван? Нет, Аня не подходила. Ты уже пятый раз звонишь, совесть надо иметь! Хорошо, подойдет, я обязательно передам, — она положила трубку, покачала головой. — Вот тоже фрукт банановый! Взрослый мужик, а клеится к малолетке! Вчера с ним болталась, сегодня еще с кем-то, ой-ей-ей! — Нина Владимировна посмотрела на часы, сегодня Валерик уже точно не придет. Совсем от рук отбился! А, может, завел себе другую подружку, помоложе? Ну ничего, Анька заявится, я ей, шалаве, всыплю!
Щелкнул замок входной двери. Нина Владимировна отставила тарелку, решительно поднялась с дивана, вышла в прихожую.
Анька сидела на тумбочке, покачиваясь, пыталась стянуть кроссовки.
— Ты что, пьяная?
— Не-а, — мотнула головой Анька и чуть не упала с тумбочки.
— Нажралась! — всплеснула руками Нина Владимировна. — В пятнадцать лет нажралась! А что дальше будет?
— Мне уже почти шестнадцать! — плохо ворочая языком, сказала Анька.
— Ой, боже мой, боже мой, вот что значит — мужика в доме нет! Совсем распоясалась! — Нина Владимировна помогла Аньке снять кроссовки, подхватила ее, поволокла в комнату. — У тебя и майка на левой стороне! Побью, ей богу побью, скотину!
— Нечаянно! Купались мы на водохран… в общем! — сказала Анька.
Не снимая одежды, Нина Владимировна уложила дочь на кровать, накрыла покрывалом.
— Я тебе тазик принесу, — Нина Владимировна сходила в ванную, вернулась с тазом. Анька уже спала. Мать поставила таз на пол рядом с изголовьем. — Непутевая ты у меня! Ну, ничего, завтра я с тобой поговорю, дрянь такая! — она нежно погладила Аньку по волосам.
Нина Владимировна залезла в Анькину сумку, достала купальник, сигареты, зажигалку. Чиркнула зажигалкой.
— Ишь ты, дорогие курит! — удивилась Нина Владимировна, затягиваясь сигаретой. — Купались они! А купальник-то сухой.
Она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер.
— Иван? Ты Аньку не ищи. Дома она — спит. Не знаю, ничего не знаю! Завтра звони, — Нина Владимировна положила трубку и расплакалась.
Шелковый шнурок
Владимир Генрихович уселся в своей удобное кресло и стал разбирать бумаги на столе. Бумажную работу он не любил, предпочитал ей живое дело с людьми, с товаром, а потому накапливались бумаги эти у него целыми кипами, и приходилось потом все разбирать, но никуда от них не денешься, хоть тресни!
В дверь постучали.
— Да-да! — поднял взгляд Владимир Генрихович.
Вошел Сергей Моисеев.
— Разрешите?
— Ты прямо как в своей ментовке, — засмеялся директор. — Присаживайся. Коньяк будешь?
— С утра? — удивился Сергей.
— Да хоть с ночи! — Владимир Генрихович поднялся, подошел к бару, достал бутылку коньяка. — Ну, как тебе работается, Сережа? Почему раньше не зашел?
— Спал. Отдежурил свое и вырубился прямо в будке на топчане. Потом в больнице был. Закрутился. Слабый стал. Старый.
— Какие твои годы! Хотя… при такой работе. Поведал мне Евгений Викторович о твоей нелегкой судьбе. Ты был абсолютно прав, и нечего на этот счет себе глупостями башку забивать. Если каждый по торту домой унесет, сам знаешь, что с супермаркетом будет. Итак все разворовали. И ладно бы ничье, народное, как говорится, а то кровное, мое, заместителя моего… Реально четверо нас здесь, хозяев. Привыкли, понимаешь ли, как в старые времена… Не волнуйся. Коллектив успокоился, все уж и забыли про тебя, работают, как миленькие. Продавщица выпишется — уволим.
— Не надо! — сказал Сергей, насупившись.
Владимир Генрихович налил в рюмки коньяку. Они чокнулись.
— Ну что, вздрогнули, спаситель ты мой. Сколько лет не виделись — шесть? -Владимир Генрихович опрокинул в себя рюмку, зажмурился. — Как это не надо? Что ты такое говоришь? Надо, Сережа, надо! Чтоб другим неповадно было.
— Не надо! — упрямо повторил Сергей. — Вы же их опустили тут всех, как “петухов” в зоне. Люди слова сказать боятся. Пашут за свою грошовую зарплату по двенадцать часов и трясутся, что их на улицу выкинут.
— Не такая уж у них грошовая зарплата. Другие этого не имеют, — рассердился директор. — И зачем им слова говорить, если не их это дело? Пускай работают.
— Значит, вы теперь с бандюками, Владимир Генрихович? На той стороне? А шесть лет назад все иначе было.
— Сережа, так у нас с тобой разговора не получится. Ты вроде раньше попокладистей был, погибче. Я хотел тебе работу другую предложить.
— С бандитами я никогда покладистым не был, — возразил Сергей. — Раньше вы от их “крыши”, как от огня, шарахались, а теперь сами в доле. Большая хоть?
— Маленькая. Тебе-то что?
— Ничего, коготок увяз — всей птичке пропасть. Видел я, как по ночам “левый” товар возят. Его тут, наверное, две трети. Или больше? Хороший бизнес. Только не ваш, судя по всему. Короче, лучше меня увольте, а Леру Логинову не трогайте.
— Ты что, влюбился, Сережа? — Владимир Генрихович хохотнул, налил себе еще коньяку. — Точно! По глазам вижу, что влюбился! Во, дает. Сначала отлупил девицу почем зря, а теперь подъезжает! Сложная штука — жизнь. Взаимно хоть? Или безнадежно?
Сергей молчал.
— Ладно, если так, пусть работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Анька успокоилась, нащупала клапан, открыла пакет и стала неторопливыми глотками пить холодный апельсиновый сок, раскусывая крохотные дольки.
За дверью раздались неровные шаги. Кто-то, сопя и вздыхая, пытаясь открыть замок с другой стороны.
Во дворе появился Иван. Он нес на плече тяжелую сумку с продуктами, в руке — магнитолу. Подошел, окинул взглядом шумную компанию.
— Анька где?
— За соком в супермаркет убежала, — отозвался Миша. — Говорит, сворую.
— Идиотка! Я же ей два пакета купил, апельсинового, — Иван сплюнул, нахмурился. — Давно?
— Минут пятнадцать уже. Ты не дергайся, сейчас вернется.
— Ладно, подождем, покурим, — Иван сел на скамейку, достал из кармана сигареты.
Они выкурили по две сигареты, Аньки все не было.
— Может, она передумала? А мы греемся, — предположил кто-то.
— Конечно, у Аньки семь пятниц на неделе.
— Безбашенная она. Встретила подругу, треплется, а мы тут ее жди! Поехали уже!
— А ну-ка, чижье, цыц! — прикрикнул на компанию Иван. — Хотите, валите на свое водохранилище. Вот вам сумка с “хавчиком”, а я буду Аньку ждать!
— Может, правда поедем…? — начал было Миша, но, увидев глаза Ивана, смолк.
— Идите, идите. Мы попозже подъедем, — Иван пододвинул к Мише сумку.
— Все, двинули! — Миша вскинул сумку на плечо, и шумная компания устремилась со двора.
Иван вынул из кармана еще одну сигарету.
Нина Владимировна сидела у экрана телевизора, ковырялась вилкой в тарелке с остывшим ужином. Шла французская комедия с Пьером Ришаром. Зазвонил телефон, Нина Владимировна сняла трубку.
— Алло, Иван? Нет, Аня не подходила. Ты уже пятый раз звонишь, совесть надо иметь! Хорошо, подойдет, я обязательно передам, — она положила трубку, покачала головой. — Вот тоже фрукт банановый! Взрослый мужик, а клеится к малолетке! Вчера с ним болталась, сегодня еще с кем-то, ой-ей-ей! — Нина Владимировна посмотрела на часы, сегодня Валерик уже точно не придет. Совсем от рук отбился! А, может, завел себе другую подружку, помоложе? Ну ничего, Анька заявится, я ей, шалаве, всыплю!
Щелкнул замок входной двери. Нина Владимировна отставила тарелку, решительно поднялась с дивана, вышла в прихожую.
Анька сидела на тумбочке, покачиваясь, пыталась стянуть кроссовки.
— Ты что, пьяная?
— Не-а, — мотнула головой Анька и чуть не упала с тумбочки.
— Нажралась! — всплеснула руками Нина Владимировна. — В пятнадцать лет нажралась! А что дальше будет?
— Мне уже почти шестнадцать! — плохо ворочая языком, сказала Анька.
— Ой, боже мой, боже мой, вот что значит — мужика в доме нет! Совсем распоясалась! — Нина Владимировна помогла Аньке снять кроссовки, подхватила ее, поволокла в комнату. — У тебя и майка на левой стороне! Побью, ей богу побью, скотину!
— Нечаянно! Купались мы на водохран… в общем! — сказала Анька.
Не снимая одежды, Нина Владимировна уложила дочь на кровать, накрыла покрывалом.
— Я тебе тазик принесу, — Нина Владимировна сходила в ванную, вернулась с тазом. Анька уже спала. Мать поставила таз на пол рядом с изголовьем. — Непутевая ты у меня! Ну, ничего, завтра я с тобой поговорю, дрянь такая! — она нежно погладила Аньку по волосам.
Нина Владимировна залезла в Анькину сумку, достала купальник, сигареты, зажигалку. Чиркнула зажигалкой.
— Ишь ты, дорогие курит! — удивилась Нина Владимировна, затягиваясь сигаретой. — Купались они! А купальник-то сухой.
Она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер.
— Иван? Ты Аньку не ищи. Дома она — спит. Не знаю, ничего не знаю! Завтра звони, — Нина Владимировна положила трубку и расплакалась.
Шелковый шнурок
Владимир Генрихович уселся в своей удобное кресло и стал разбирать бумаги на столе. Бумажную работу он не любил, предпочитал ей живое дело с людьми, с товаром, а потому накапливались бумаги эти у него целыми кипами, и приходилось потом все разбирать, но никуда от них не денешься, хоть тресни!
В дверь постучали.
— Да-да! — поднял взгляд Владимир Генрихович.
Вошел Сергей Моисеев.
— Разрешите?
— Ты прямо как в своей ментовке, — засмеялся директор. — Присаживайся. Коньяк будешь?
— С утра? — удивился Сергей.
— Да хоть с ночи! — Владимир Генрихович поднялся, подошел к бару, достал бутылку коньяка. — Ну, как тебе работается, Сережа? Почему раньше не зашел?
— Спал. Отдежурил свое и вырубился прямо в будке на топчане. Потом в больнице был. Закрутился. Слабый стал. Старый.
— Какие твои годы! Хотя… при такой работе. Поведал мне Евгений Викторович о твоей нелегкой судьбе. Ты был абсолютно прав, и нечего на этот счет себе глупостями башку забивать. Если каждый по торту домой унесет, сам знаешь, что с супермаркетом будет. Итак все разворовали. И ладно бы ничье, народное, как говорится, а то кровное, мое, заместителя моего… Реально четверо нас здесь, хозяев. Привыкли, понимаешь ли, как в старые времена… Не волнуйся. Коллектив успокоился, все уж и забыли про тебя, работают, как миленькие. Продавщица выпишется — уволим.
— Не надо! — сказал Сергей, насупившись.
Владимир Генрихович налил в рюмки коньяку. Они чокнулись.
— Ну что, вздрогнули, спаситель ты мой. Сколько лет не виделись — шесть? -Владимир Генрихович опрокинул в себя рюмку, зажмурился. — Как это не надо? Что ты такое говоришь? Надо, Сережа, надо! Чтоб другим неповадно было.
— Не надо! — упрямо повторил Сергей. — Вы же их опустили тут всех, как “петухов” в зоне. Люди слова сказать боятся. Пашут за свою грошовую зарплату по двенадцать часов и трясутся, что их на улицу выкинут.
— Не такая уж у них грошовая зарплата. Другие этого не имеют, — рассердился директор. — И зачем им слова говорить, если не их это дело? Пускай работают.
— Значит, вы теперь с бандюками, Владимир Генрихович? На той стороне? А шесть лет назад все иначе было.
— Сережа, так у нас с тобой разговора не получится. Ты вроде раньше попокладистей был, погибче. Я хотел тебе работу другую предложить.
— С бандитами я никогда покладистым не был, — возразил Сергей. — Раньше вы от их “крыши”, как от огня, шарахались, а теперь сами в доле. Большая хоть?
— Маленькая. Тебе-то что?
— Ничего, коготок увяз — всей птичке пропасть. Видел я, как по ночам “левый” товар возят. Его тут, наверное, две трети. Или больше? Хороший бизнес. Только не ваш, судя по всему. Короче, лучше меня увольте, а Леру Логинову не трогайте.
— Ты что, влюбился, Сережа? — Владимир Генрихович хохотнул, налил себе еще коньяку. — Точно! По глазам вижу, что влюбился! Во, дает. Сначала отлупил девицу почем зря, а теперь подъезжает! Сложная штука — жизнь. Взаимно хоть? Или безнадежно?
Сергей молчал.
— Ладно, если так, пусть работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76