В сущности, пожилая женщина отделалась испугом, правда, не совсем легким — плохо стало с сердцем. Храбрость, как говорится, храбростью, а возраст дает о себе знать.
Очень не понравилось Николаю также и то, что происшествия с собаками объединили две фамилии: Новосельская и Барханов. Он уже слышал эти фамилии вместе, и вывод напрашивался сам собой.
Получив в свое время из достоверных источников исчерпывающую информацию по Барханову, Николай убедился, что его первое интуитивное ощущение не подвело: он правильно сделал, что не взялся за это дело. С самого начала ему не понравился заказ, а полученные сведения показали, что хирург не совершил ничего, за что его следовало бы приговорить к казни. Но кто-то упорно хотел от него избавиться. Кто?
Николая это весьма заинтересовало.
* * *
Хворь не проходила. День ото дня Чаку становилось все хуже. Теперь Штопка поняла слова ветеринарного врача, говорившего, что надежда есть всегда. Надежда еще оставалась, хотя было ее очень мало.
Легкие болели так сильно, что Чак едва мог глотать, да и аппетита никакого не было. Губы покрылись белесым налетом. Ему было худо, очень-очень худо.
Штопка более-менее оживлялась только, когда приходило время делать уколы, менять подстилку или еще что-нибудь. Это было хоть каким-то занятием, потому что в остальное время она могла только смотреть в окно или на экран телевизора, постоянно думая о Чаке. Глупо, конечно, так убиваться из-за собаки, не человек все-таки — животное. Все это Штопка понимала и повторяла самой себе, но не могла сдержать слез, глядя на Чака. Самым чудовищным было ощущение собственной беспомощности. Пес страдал молча, не скулил и не жаловался — он тихо угасал. Чак вел себя не просто как человек, а как достойнейший и мудрейший из людей — ждал смерти спокойно и не роптал.
Штопка была в отчаянии, но улучшения не наступало. Хотелось рыдать от бессилия, видя, какими глазами Чак смотрел на хозяев. Ведь для собак люди — почти что боги, сильные и всемогущие. Но если они не могут помочь, значит, спасения нет и быть не может. Нужно принять все покорно — такова судьба…
Штопка не выдержала и позвонила доктору, который уже не казался ей Айболитом. Везти Чака к нему было немыслимо, на руках не донести, а машины у Самариных не было. Ей долго не отвечали, и Штопка уже хотела положить трубку, как, наконец, услышала какое-то странное «алло».
— Олега Глебовича? А кто его просит? — спросил голос, показавшийся знакомым.
— Я была у вас несколько дней назад с золотистым ретривером. Аденовирусная инфекция.
— А, да-да, помню, — ответил голос. — Сейчас он подойдет. Совсем плохо собаке?
— Совсем.
К счастью, врач согласился посмотреть Чака без лишних разговоров и скоро приехал вместе с медсестрой.
Они долго и тщательно мыли руки в ванной, потом очень внимательно осмотрели собаку: доктор прослушал Чака, измерил температуру, проверил язык и горло собаки.
Наконец доктор взглянул на сестру, а та на него.
— Капельницу, — кивнула она, словно прочитав его мысли.
— А разве собакам ставят капельницы? — спросила Штопка. — И как же?
— Они от нас мало отличаются, — ответил врач. — Размерами только. Потому и капельница детская.
Он открыл портфель, достал одноразовую капельницу, какой-то раствор в большой бутыли, резиновые жгуты.
— Найдите что-нибудь, к чему можно подвесить бутыль с раствором. — обратился доктор к Штопке.
Та заметалась по комнате, схватила бамбуковую вешалку с рожками, на которой в спальне висели халаты.
— В самый раз, — сказал доктор, снова ставший для Штопки Айболитом. — Теперь придется нам всем подождать. Минут сорок пять-час, не меньше.
— Почистим ему кровь, — сказала медсестра Таня.
— Таня, глюкозу, — время от времени говорил он, и сестра подавала ему нужную ампулу.
Пес покорно лежал на боку, позволяя людям, пахнущим болезнью, делать с ним все, что им заблагорассудится. Ведь рядом стояла Хозяйка, а раз она считает, что так нужно, значит, так и есть. Чак даже не шевельнулся, когда человек с неприятным запахом туго перетянул ему лапу, и только слегка дернулся, когда он больно уколол ее иглой.
— Умница, хороший песик, — Штопка гладила Чака по голове. — Молодец. Теперь нужно лежать.
Лежать на боку было неудобно, мешала капельница, болела от укола лапа, но сил на сопротивление не было. Постепенно боль притупилась, сильно захотелось спать.
— Теперь ему уже не больно, но придерживать нужно, а то игла выскочит и все наши труды пропадут даром.
Чак лежал, чувствуя, что постепенно дурнота исчезает, а приходит усталость. Он закрыл глаза и вспомнил себя щенком. Какой же он был тогда глупый и ничего не понимал в жизни! Иногда даже не мог понять, кто живой, а кто нет. Малышом он думал, что машины — это большие вонючие звери, а лифт — грозное страшилище, и только потом понял, что вещи неживые, просто люди умеют заставить их двигаться, как они умеют открывать белый шкаф на кухне, в котором лежат всякие вкусные вещи. И все-таки забавно вспоминать себя маленьким и глупым. Одно Чак знал точно — ему повезло, как ни одной другой собаке на свете. У него были самые лучшие на свете хозяева.
Постепенно боль и жар спали, стало легче дышать, и Чак задремал.
— А я думала, нужно выбривать шерсть, чтобы капельницу ставить, — сказала Штопка.
— Многие так делают, — отозвалась Таня, — но это потому, что не могут сразу найти вену. Олег Глебович — виртуоз.
— Перестаньте, Танюша, — сказал Айболит. — Мало ли чего не умеют делать дилетанты.
— Коновалы, — кивнула Таня.
— А вот это вы зря. Коновал — старое название ветеринара. Я и есть коновал, и тем горжусь, — засмеялся Айболит.
Штопка видела, что, по мере уменьшения уровня жидкости в бутыли, Чак дышит ровнее, и отчаяние стало отступать. Жаль, что Митя, как всегда, на работе. Вдвоем было бы легче.
Наконец час прошел. Доктор быстро выдернул иглу из лапы и помазал место укола.
— Спасибо вам, доктор, — сказала Штопка.
— Но вы понимаете, что лечение нужно продолжать. Мы очистили кровь, снизили температуру, поддержали сердце, но до выздоровления далеко. Возможно, капельницу придется поставить еще раз, а может быть, и не один.
— Да сколько угодно, только бы спасти его! — воскликнула Штопка, провожая доктора и его помощницу. — Может быть, сразу день назначим?
— Нет, звоните, — покачал головой доктор, и, помолчав, добавил задумчиво. — Как еще дело повернется. Медсестра потрепала Чака по голове.
— Красивая собака!
Они с доктором переглянулись, и Таня сказала:
— На всякий случай оставьте бутыль и все ампулы, мало ли, кому-то другому придется работать, он будет знать, что было сделано.
— Но разве… — удивилась Штопка…
— Ну, конечно, мы приедем, если сможем, — улыбнулась Таня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Очень не понравилось Николаю также и то, что происшествия с собаками объединили две фамилии: Новосельская и Барханов. Он уже слышал эти фамилии вместе, и вывод напрашивался сам собой.
Получив в свое время из достоверных источников исчерпывающую информацию по Барханову, Николай убедился, что его первое интуитивное ощущение не подвело: он правильно сделал, что не взялся за это дело. С самого начала ему не понравился заказ, а полученные сведения показали, что хирург не совершил ничего, за что его следовало бы приговорить к казни. Но кто-то упорно хотел от него избавиться. Кто?
Николая это весьма заинтересовало.
* * *
Хворь не проходила. День ото дня Чаку становилось все хуже. Теперь Штопка поняла слова ветеринарного врача, говорившего, что надежда есть всегда. Надежда еще оставалась, хотя было ее очень мало.
Легкие болели так сильно, что Чак едва мог глотать, да и аппетита никакого не было. Губы покрылись белесым налетом. Ему было худо, очень-очень худо.
Штопка более-менее оживлялась только, когда приходило время делать уколы, менять подстилку или еще что-нибудь. Это было хоть каким-то занятием, потому что в остальное время она могла только смотреть в окно или на экран телевизора, постоянно думая о Чаке. Глупо, конечно, так убиваться из-за собаки, не человек все-таки — животное. Все это Штопка понимала и повторяла самой себе, но не могла сдержать слез, глядя на Чака. Самым чудовищным было ощущение собственной беспомощности. Пес страдал молча, не скулил и не жаловался — он тихо угасал. Чак вел себя не просто как человек, а как достойнейший и мудрейший из людей — ждал смерти спокойно и не роптал.
Штопка была в отчаянии, но улучшения не наступало. Хотелось рыдать от бессилия, видя, какими глазами Чак смотрел на хозяев. Ведь для собак люди — почти что боги, сильные и всемогущие. Но если они не могут помочь, значит, спасения нет и быть не может. Нужно принять все покорно — такова судьба…
Штопка не выдержала и позвонила доктору, который уже не казался ей Айболитом. Везти Чака к нему было немыслимо, на руках не донести, а машины у Самариных не было. Ей долго не отвечали, и Штопка уже хотела положить трубку, как, наконец, услышала какое-то странное «алло».
— Олега Глебовича? А кто его просит? — спросил голос, показавшийся знакомым.
— Я была у вас несколько дней назад с золотистым ретривером. Аденовирусная инфекция.
— А, да-да, помню, — ответил голос. — Сейчас он подойдет. Совсем плохо собаке?
— Совсем.
К счастью, врач согласился посмотреть Чака без лишних разговоров и скоро приехал вместе с медсестрой.
Они долго и тщательно мыли руки в ванной, потом очень внимательно осмотрели собаку: доктор прослушал Чака, измерил температуру, проверил язык и горло собаки.
Наконец доктор взглянул на сестру, а та на него.
— Капельницу, — кивнула она, словно прочитав его мысли.
— А разве собакам ставят капельницы? — спросила Штопка. — И как же?
— Они от нас мало отличаются, — ответил врач. — Размерами только. Потому и капельница детская.
Он открыл портфель, достал одноразовую капельницу, какой-то раствор в большой бутыли, резиновые жгуты.
— Найдите что-нибудь, к чему можно подвесить бутыль с раствором. — обратился доктор к Штопке.
Та заметалась по комнате, схватила бамбуковую вешалку с рожками, на которой в спальне висели халаты.
— В самый раз, — сказал доктор, снова ставший для Штопки Айболитом. — Теперь придется нам всем подождать. Минут сорок пять-час, не меньше.
— Почистим ему кровь, — сказала медсестра Таня.
— Таня, глюкозу, — время от времени говорил он, и сестра подавала ему нужную ампулу.
Пес покорно лежал на боку, позволяя людям, пахнущим болезнью, делать с ним все, что им заблагорассудится. Ведь рядом стояла Хозяйка, а раз она считает, что так нужно, значит, так и есть. Чак даже не шевельнулся, когда человек с неприятным запахом туго перетянул ему лапу, и только слегка дернулся, когда он больно уколол ее иглой.
— Умница, хороший песик, — Штопка гладила Чака по голове. — Молодец. Теперь нужно лежать.
Лежать на боку было неудобно, мешала капельница, болела от укола лапа, но сил на сопротивление не было. Постепенно боль притупилась, сильно захотелось спать.
— Теперь ему уже не больно, но придерживать нужно, а то игла выскочит и все наши труды пропадут даром.
Чак лежал, чувствуя, что постепенно дурнота исчезает, а приходит усталость. Он закрыл глаза и вспомнил себя щенком. Какой же он был тогда глупый и ничего не понимал в жизни! Иногда даже не мог понять, кто живой, а кто нет. Малышом он думал, что машины — это большие вонючие звери, а лифт — грозное страшилище, и только потом понял, что вещи неживые, просто люди умеют заставить их двигаться, как они умеют открывать белый шкаф на кухне, в котором лежат всякие вкусные вещи. И все-таки забавно вспоминать себя маленьким и глупым. Одно Чак знал точно — ему повезло, как ни одной другой собаке на свете. У него были самые лучшие на свете хозяева.
Постепенно боль и жар спали, стало легче дышать, и Чак задремал.
— А я думала, нужно выбривать шерсть, чтобы капельницу ставить, — сказала Штопка.
— Многие так делают, — отозвалась Таня, — но это потому, что не могут сразу найти вену. Олег Глебович — виртуоз.
— Перестаньте, Танюша, — сказал Айболит. — Мало ли чего не умеют делать дилетанты.
— Коновалы, — кивнула Таня.
— А вот это вы зря. Коновал — старое название ветеринара. Я и есть коновал, и тем горжусь, — засмеялся Айболит.
Штопка видела, что, по мере уменьшения уровня жидкости в бутыли, Чак дышит ровнее, и отчаяние стало отступать. Жаль, что Митя, как всегда, на работе. Вдвоем было бы легче.
Наконец час прошел. Доктор быстро выдернул иглу из лапы и помазал место укола.
— Спасибо вам, доктор, — сказала Штопка.
— Но вы понимаете, что лечение нужно продолжать. Мы очистили кровь, снизили температуру, поддержали сердце, но до выздоровления далеко. Возможно, капельницу придется поставить еще раз, а может быть, и не один.
— Да сколько угодно, только бы спасти его! — воскликнула Штопка, провожая доктора и его помощницу. — Может быть, сразу день назначим?
— Нет, звоните, — покачал головой доктор, и, помолчав, добавил задумчиво. — Как еще дело повернется. Медсестра потрепала Чака по голове.
— Красивая собака!
Они с доктором переглянулись, и Таня сказала:
— На всякий случай оставьте бутыль и все ампулы, мало ли, кому-то другому придется работать, он будет знать, что было сделано.
— Но разве… — удивилась Штопка…
— Ну, конечно, мы приедем, если сможем, — улыбнулась Таня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103