Рембо клялся и божился, что его оклеветали, потом вдруг покаялся, на что студиозус сказал: «Дурак, попросил бы – я бы ливр тебе дал».
– Никакой наш Рембо не шпион, – выслушав сержанта, заключил Робер. – Но отпускать его нельзя ни при каких обстоятельствах. Посоветуюсь-ка я с приором, и, если он позволит, возьмем негодяя с собой. Дорога длинная, пока доберемся, поди, и на поправку пойдет да, глядишь, между делом что полезное вспомнит да расскажет.
Флорентинцу, которого безо всяких объяснений утром подняли с лежанки и погрузили в повозку, казалось, было на все наплевать. Он быстро пересадил к себе жонглера, выпросил у сердобольного мастера Грига кувшин его любимого шотландского зелья, «дабы унять боль», и теперь ехал, наслаждаясь жизнью и слушая жонглера, голосящего длинные, как караванный путь, баллады.
Завидев Жака, Николо приветственно помахал рукой, в которой был зажат почти опорожненный кувшин. Жак отрицательно мотнул головой. Студиозус кивнул, соглашаясь, передал сосуд Рембо и подозвал Жака к себе. При этом его лицо мгновенно потеряло привычное разгильдяйское выражение.
– Найди Робера, – произнес он шепотом, едва Жак приблизился настолько, чтобы его расслышать, – и возвращайтесь вдвоем. Мне очень нужно с вами поговорить.
– Звал? – коротко поинтересовался Робер, спрыгивая на ходу с Ветра прямо на передок повозки.
– Звал, – ответил Николо. – Значит, давайте для начала расставим все точки над i. Так получилось, что мы оказались в лагерях противоборствующих сторон. Тут никаких обид друг к другу нет и быть не может. Стало быть, в том, что я, выполняя приказ бальи, ехал со срочным донесением к императору, нет ничего подлого. На то, что вы при этом меня выследили и захватили, я со своей стороны тоже не вправе обижаться. Но вот то, что вы мне оказали помощь и сохранили жизнь, делает меня вашим должником. Видел я рожу этого Аббаса, – Николо передернуло от отвращения. – Оставь вы меня у него, этот живодер спускал бы с меня шкуру лоскутами до вашего возвращения. А так как отец приучил меня всегда отдавать долги, я не буду откладывать это дело в долгий ящик. Короче говоря, я знаю, что в вашем отряде есть предатель. После приема в Рикорданском дворце, когда все гости разъехались, я договорился с одной смазливой служанкой встретиться в одной из дальних комнат. Надо же такому случиться, чтобы император Фридрих и бальи, граф Томмазо, для того чтобы побеседовать с глазу на глаз, пришли именно туда. Я спрятался в нишу за драпировкой и слышал весь разговор. Среди прочего, обсуждая ваши сборы, граф Томмазо сказал императору: «Впрочем, мы обо всем знаем из первых уст. В окружении этого непробиваемого приора есть преданный мне человек».
– Значит, так, – немного подумав, произнес Робер, – про все это никому ни слова. Сен-Жермен человек прямой, и своим поведением он может спугнуть шпиона. А сами будем его искать…
– А он не попробует снова подсыпать отраву в еду, как это было за день до отъезда? – спросил Жак.
– Вряд ли, – мотнул головой рыцарь. – После того случая все стали очень осторожны. Теперь слуги, допущенные к провианту и стряпне, первыми пробуют то, что подается рыцарям и сержантам. Да и опасаться особо пока нечего. Путь у нас неблизкий, а для одиночки так и вообще смертельный. Да и цель нашей поездки, насколько я понял, не секрет для Фридриха. Кто бы он ни был, этот императорский шпион, – до Багдада он от нас не сбежит. А до того времени, думаю, мы его сможем раскрыть.
* * *
Вторую ночь после выезда из Акры посланники провели в пограничном селении Ар-Рама. Здесь, в отличие от постоялого двора Аббаса, рассчитанного как на франков, так и на сарацин, располагался самый настоящий восточный караван-сарай – большой, шумный, суетливый и разноязычный. Купцы из Мосула и Дамаска везли в земли крестоносцев ткани, пряности и рабов и возвращались с рулонами фландрского сукна, оружием и железной утварью, изготовленной в Ломбардии.
До полудня караван двигался против солнца, вдоль бесконечных фруктовых садов. Волы тянули повозки в непривычном для рыцарей медленном темпе, так что командующий конницей брат Серпен дал команду перевести лошадей с рыси на шаг.
Никто из путников, встречавшихся по дороге, на них особого внимания не обращал – франкские торговцы частенько проникали в эти земли и не были здесь редкостью. А если и находился любопытный караванщик, который с высоты верблюжьего горба начинал с удивлением разглядывать крытые возы, то, наткнувшись взглядом на киликийца, понятливо отводил глаза. Торговые люди этой нации были здесь не редкостью и, по своему христианскому вероисповеданию, предпочитали для охраны своих грузов нанимать латинских солдат.
Когда солнце достигло зенита, Жак увидел огромную, уходящую вниз, цветущую долину, на дне которой сверкала водная гладь Галилейского моря.
– Так это никакое не море, а просто большое озеро, – разочарованно пробурчал Робер, – таких морей и в Шотландии пруд пруди.
– Может, Галилейское море и не так велико, как принято считать, – отозвался мастер Григ, – но для нас, христиан, оно имеет особое значение. Большинство апостолов, учеников Спасителя, были здешними рыбаками, и сам Иисус, перед тем как отправиться в Иерусалим, проповедовал именно в этих землях…
– А вот и первые гости, – перебил киликийца Робер, который, слушая рассказ, по привычке, выработанной годами военных походов, не забывал все это время внимательно оглядывать окрестности.
Снизу по дороге к ним навстречу скакал отряд в полтора десятка легких всадников в открытых остроконечных шлемах, с маленькими круглыми щитами. У каждого из них из-за спины выглядывал колчан, полный стрел. Братья-рыцари, все как один, опустили руки на рукоятки мечей.
– Дайте команду остановить повозки, мессир, – произнес мастер Григ, обращаясь к Сен-Жермену, – я думаю, что смогу все уладить мирным путем.
Караван остановился. Вскоре сарацины приблизились на расстояние в два десятка шагов и выстроились поперек дороги полукругом. Вели они себя вполне мирно – кривые сабли оставались в ножнах, а короткие луки в седельных колчанах.
– Кто здесь старший? – крикнул сарацин, одетый побогаче своих спутников, явно их предводитель.
Мастер Григ тронул поводья и двинулся ему навстречу.
– Я устам Григ из Киликии, – спокойно произнес он, обращаясь к сарацину. – Я вольный каменщик и следую по своим делам. Каким негаданным счастьем я обязан тому, что такой доблестный витязь осчастливил мой скромный караван личной встречей?
– Я эмир Алим аль-Талум, вы находитесь на моих землях, – косясь на мощную грудь Лаврентиус-Павла, произнес сарацин. – Ты не можешь ехать дальше вместе со своими джигитами, если они не правоверные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Никакой наш Рембо не шпион, – выслушав сержанта, заключил Робер. – Но отпускать его нельзя ни при каких обстоятельствах. Посоветуюсь-ка я с приором, и, если он позволит, возьмем негодяя с собой. Дорога длинная, пока доберемся, поди, и на поправку пойдет да, глядишь, между делом что полезное вспомнит да расскажет.
Флорентинцу, которого безо всяких объяснений утром подняли с лежанки и погрузили в повозку, казалось, было на все наплевать. Он быстро пересадил к себе жонглера, выпросил у сердобольного мастера Грига кувшин его любимого шотландского зелья, «дабы унять боль», и теперь ехал, наслаждаясь жизнью и слушая жонглера, голосящего длинные, как караванный путь, баллады.
Завидев Жака, Николо приветственно помахал рукой, в которой был зажат почти опорожненный кувшин. Жак отрицательно мотнул головой. Студиозус кивнул, соглашаясь, передал сосуд Рембо и подозвал Жака к себе. При этом его лицо мгновенно потеряло привычное разгильдяйское выражение.
– Найди Робера, – произнес он шепотом, едва Жак приблизился настолько, чтобы его расслышать, – и возвращайтесь вдвоем. Мне очень нужно с вами поговорить.
– Звал? – коротко поинтересовался Робер, спрыгивая на ходу с Ветра прямо на передок повозки.
– Звал, – ответил Николо. – Значит, давайте для начала расставим все точки над i. Так получилось, что мы оказались в лагерях противоборствующих сторон. Тут никаких обид друг к другу нет и быть не может. Стало быть, в том, что я, выполняя приказ бальи, ехал со срочным донесением к императору, нет ничего подлого. На то, что вы при этом меня выследили и захватили, я со своей стороны тоже не вправе обижаться. Но вот то, что вы мне оказали помощь и сохранили жизнь, делает меня вашим должником. Видел я рожу этого Аббаса, – Николо передернуло от отвращения. – Оставь вы меня у него, этот живодер спускал бы с меня шкуру лоскутами до вашего возвращения. А так как отец приучил меня всегда отдавать долги, я не буду откладывать это дело в долгий ящик. Короче говоря, я знаю, что в вашем отряде есть предатель. После приема в Рикорданском дворце, когда все гости разъехались, я договорился с одной смазливой служанкой встретиться в одной из дальних комнат. Надо же такому случиться, чтобы император Фридрих и бальи, граф Томмазо, для того чтобы побеседовать с глазу на глаз, пришли именно туда. Я спрятался в нишу за драпировкой и слышал весь разговор. Среди прочего, обсуждая ваши сборы, граф Томмазо сказал императору: «Впрочем, мы обо всем знаем из первых уст. В окружении этого непробиваемого приора есть преданный мне человек».
– Значит, так, – немного подумав, произнес Робер, – про все это никому ни слова. Сен-Жермен человек прямой, и своим поведением он может спугнуть шпиона. А сами будем его искать…
– А он не попробует снова подсыпать отраву в еду, как это было за день до отъезда? – спросил Жак.
– Вряд ли, – мотнул головой рыцарь. – После того случая все стали очень осторожны. Теперь слуги, допущенные к провианту и стряпне, первыми пробуют то, что подается рыцарям и сержантам. Да и опасаться особо пока нечего. Путь у нас неблизкий, а для одиночки так и вообще смертельный. Да и цель нашей поездки, насколько я понял, не секрет для Фридриха. Кто бы он ни был, этот императорский шпион, – до Багдада он от нас не сбежит. А до того времени, думаю, мы его сможем раскрыть.
* * *
Вторую ночь после выезда из Акры посланники провели в пограничном селении Ар-Рама. Здесь, в отличие от постоялого двора Аббаса, рассчитанного как на франков, так и на сарацин, располагался самый настоящий восточный караван-сарай – большой, шумный, суетливый и разноязычный. Купцы из Мосула и Дамаска везли в земли крестоносцев ткани, пряности и рабов и возвращались с рулонами фландрского сукна, оружием и железной утварью, изготовленной в Ломбардии.
До полудня караван двигался против солнца, вдоль бесконечных фруктовых садов. Волы тянули повозки в непривычном для рыцарей медленном темпе, так что командующий конницей брат Серпен дал команду перевести лошадей с рыси на шаг.
Никто из путников, встречавшихся по дороге, на них особого внимания не обращал – франкские торговцы частенько проникали в эти земли и не были здесь редкостью. А если и находился любопытный караванщик, который с высоты верблюжьего горба начинал с удивлением разглядывать крытые возы, то, наткнувшись взглядом на киликийца, понятливо отводил глаза. Торговые люди этой нации были здесь не редкостью и, по своему христианскому вероисповеданию, предпочитали для охраны своих грузов нанимать латинских солдат.
Когда солнце достигло зенита, Жак увидел огромную, уходящую вниз, цветущую долину, на дне которой сверкала водная гладь Галилейского моря.
– Так это никакое не море, а просто большое озеро, – разочарованно пробурчал Робер, – таких морей и в Шотландии пруд пруди.
– Может, Галилейское море и не так велико, как принято считать, – отозвался мастер Григ, – но для нас, христиан, оно имеет особое значение. Большинство апостолов, учеников Спасителя, были здешними рыбаками, и сам Иисус, перед тем как отправиться в Иерусалим, проповедовал именно в этих землях…
– А вот и первые гости, – перебил киликийца Робер, который, слушая рассказ, по привычке, выработанной годами военных походов, не забывал все это время внимательно оглядывать окрестности.
Снизу по дороге к ним навстречу скакал отряд в полтора десятка легких всадников в открытых остроконечных шлемах, с маленькими круглыми щитами. У каждого из них из-за спины выглядывал колчан, полный стрел. Братья-рыцари, все как один, опустили руки на рукоятки мечей.
– Дайте команду остановить повозки, мессир, – произнес мастер Григ, обращаясь к Сен-Жермену, – я думаю, что смогу все уладить мирным путем.
Караван остановился. Вскоре сарацины приблизились на расстояние в два десятка шагов и выстроились поперек дороги полукругом. Вели они себя вполне мирно – кривые сабли оставались в ножнах, а короткие луки в седельных колчанах.
– Кто здесь старший? – крикнул сарацин, одетый побогаче своих спутников, явно их предводитель.
Мастер Григ тронул поводья и двинулся ему навстречу.
– Я устам Григ из Киликии, – спокойно произнес он, обращаясь к сарацину. – Я вольный каменщик и следую по своим делам. Каким негаданным счастьем я обязан тому, что такой доблестный витязь осчастливил мой скромный караван личной встречей?
– Я эмир Алим аль-Талум, вы находитесь на моих землях, – косясь на мощную грудь Лаврентиус-Павла, произнес сарацин. – Ты не можешь ехать дальше вместе со своими джигитами, если они не правоверные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87