– Десять рыцарей, которые защищали каррочио – повозку с Честным Крестом, – в полной тишине произнес Сен-Жермен, – были братьями Святого Гроба во главе с приором. Все они погибли, выполняя свой рыцарский долг. Вступая в орден, я поклялся быть достойным чести и славы тех, кто сложил голову в Хаттинском сражении, и, видит Бог, я сделаю все, чтобы ее исполнить. Давайте же, братья, вознесем молитву за упокой их душ.
Все присутствующие – рыцари, сержанты и слуги – вслед за приором опустились на колени, обратив свои взоры к почти неразличимым в опустившейся на землю ночи очертаниям страшных холмов.
– Мы никогда не ходим наверх, – дождавшись, когда христиане завершат молитву, тихо сказал проводник, – и не пасем на них коз. Там бродят духи непогребенных воинов, а земля после каждых осенних дождей и по сей день смывает вниз щедрый урожай выбеленных временем костей. Но в каждую годовщину сражения мы собираемся в мечети и просим Аллаха, чтобы он простил неверных и дал им покой, потому что они храбро сражались, даже не имея надежды.
Несмотря на усталость после дневного перехода, Жак, чей караул был на рассвете, так и не смог заснуть. Лежа на земле, он, не отрываясь, смотрел на холмы, и ему чудилось, что оттуда доносятся стоны и лязг мечей. Следуя душевному порыву, он встал, вышел из лагеря, опустился на колени и, по воинскому обычаю воткнув в землю меч, сложил перед собой руки. Обращаясь к ярким звездам, мерцающим в седловине, словно души погибших рыцарей, он стал произносить клятву, не задумываясь над тем, откуда к нему приходят эти торжественные и берущие за душу слова. Поднявшись на ноги, он увидел, что чуть в стороне от него молится, стоя перед мечом на коленях, Робер де Мерлан, еще дальше – брат Серпен, а за ним еще один брат-рыцарь.
Жак возвратился в лагерь и уснул, едва его голова коснулась дорожного мешка. Сон его был легким и счастливым. Он видел смеющуюся Зофи в белом льняном платье, бегущую к нему по полю ярко-желтых одуванчиков, каких нет нигде, кроме родного Монтелье, и отца, который стоит у раскрытых ворот и протягивает ему повод оседланного коня, словно провожая сына в дальнюю дорогу…
Сержант проснулся, ощущая на сердце давно позабытую легкость, какую он испытывал, наверное, только в отрочестве, во время учебы в монастыре, после отпущения грехов и святого причастия. Вся его жизнь, которая в последнее время превратилась в нескончаемую борьбу за выживание, словно обрела иное значение и наполнилась особым смыслом. Если до этого он воспринимал их поездку как простую обязанность орденского сержанта, которую он должен исполнять как плату за спасенную жизнь, то теперь он в полной мере осознавал себя частью крестоносного братства рыцарей Святого Гроба. Далекий, загадочный Багдад стал его единственной и вожделенной целью, рядом с которой все прежние страхи и устремления меркли, как исчезают с небосвода звезды при появлении первых солнечных лучей.
* * *
Отряд продолжал двигаться по краю Галилейской долины. Рембо время от времени брал в руки лютню и, скрашивая монотонность пути, наигрывал какую-нибудь веселую прованскую мелодию, а понемногу оправляющийся Каранзано рассказывал о своих студенческих похождениях и бесчисленных интрижках.
После полудня, когда в просветах между холмами стал просматриваться южный край Галилейского моря, перед глазами у посланников выросла одиноко стоящая гора.
– Она напоминает мне тушу огромного кабана, который лежит посреди поляны, уткнувшись носом в землю, – заявил Робер, который как раз рассказывал друзьям про большую охоту в Арденнском лесу, которую устроил в честь короля Филиппа-Августа его покойный дядюшка, граф де Ретель. – Неплохое, однако, место, если нужно защищаться от врага, – добавил он, оглядывая окрестности, – а уж если там, на плоской вершине, поставить добрую крепость, то можно, пожалуй, все эти земли от Тивериады до Капернаума так прижать, что мышь без спросу не проскочит…
– Ты прав, Робер, – ответил Сен-Жермен. – Это место, гора Фавор, и в самом деле ключ не только к Галилее, но и ко всему королевству…
– Мессир! – Его рассказ прервал дозорный из арьергарда. – Нас догоняет большой конный отряд, и разрази меня гром, если это не воины, а простые купцы!
– Кто это может быть? – задал вопрос приор.
– Похоже, – прикладывая ладонь ко лбу, ответил Робер, – что эмир аль-Талум все же решил не упускать добычу.
– Рыцарям и сержантам! – скомандовал Сен-Жермен. – Надеть доспех и не высовываться из-за повозок! Пусть думают, что нас мало. Тогда, если захотят напасть, сделают это сразу, а иначе будут преследовать и нападать по ночам. Брат Серпен, оставайся пока с обозом. Проследи, чтобы рыцари и сержанты полностью вооружились. Оруженосцев также на конь и пусть приготовят копья. Укройтесь за фургонами и ждите моей команды.
Приняв все необходимые меры, приор подозвал к себе трех рыцарей и трех сержантов караульной смены, в числе которых оказались Жак и Робер.
– Наденьте шлемы, братья, и приготовьтесь к бою, – сказал он, направляя коня в сторону приближающегося отряда.
Отъехав от каравана на расстояние в половину полета стрелы, рыцари выбрали небольшой холмик и, выстроившись в шеренгу, стали ждать приближения врага.
– Человек тридцать, от силы сорок, – всматриваясь в катящееся прямо на них пыльное облако, произнес Робер, – хотят атаковать нас с ходу. Если бы это была разведка – то не мчались бы сломя голову.
Тем временем всадники, разглядев рыцарский авангард, а затем и караван, замедлили ход, перевели коней с бега на шаг, а затем и вовсе остановились. От общей массы отделились три всадника.
– Похоже, вы правы, это воины Алима, – щурясь от солнца, сказал мастер Григ. – Вот и отлично!
Сен-Жермен поднял было руку, чтобы остановить киликийца, но было уже поздно. Не дожидаясь приближения парламентеров, тот достал из-за пазухи и поднял высоко над головой охранный фирман. Реакция мусульман оказалась молниеносной. Все трое парламентеров, чуть не подпрыгнув в стременах, завыли, словно стая голодных шакалов, резко осадили своих лошадей и, продолжая вопить на ходу, что было духу припустили обратно.
– Если это и воины Алима, – зашевелились под шлемом усы де Мерлана, – то нападают они на нас явно на свой страх и риск. Вот что, мастер Григ! Этой твоей парадной кольчужкой только сусликов пугать, а показывать сарацинам другие фирманы я бы теперь не рискнул. Так что, огрей-ка своего Лаврентиус-Павла плеткой да скачи что есть духу в укрытие. А мы уж тут сами как-нибудь справимся.
Киликиец не стал тратить времени на пустые препирательства. Он в точности выполнил все указания Робера, и вскоре его знаменитый германский першерон, оскорбленный до глубины души непочтительным обращением, недовольно храпя, двигался в сторону обоза, который издалека казался вымершим и беззащитным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87