От бесчинств, что творились вокруг, здешние рыцари постоянно были готовы взяться за оружие. Поэтому весть о том, что Яффская крепость достроена и готова принять гарнизон, была встречена с таким облегчением, какого крестоносное войско не испытывало еще с тех самых времен, когда первый крестоносный Годфруа де Булон освободил Иерусалим.
Прознав о том, что крестоносцы готовятся к выступлению, хитрый и осторожный султан аль-Камил направил в Газу семитысячное войско. Фридрих, как опытный полководец, не стал рисковать и отдал приказ всем военным силам королевства участвовать в марше. И вот тут началось самое интересное. Барон Ибелин и его двести рыцарей демонстративно развернулись и отправились в сторону Тира, сообщив императору, что они будут охранять северные пределы королевства от возможного нападения со стороны Дамаска. Фридрих направил приказы великим магистрам тамплиеров и госпитальеров, но те, под давлением патриарха, заявили, что подчиняются только приказам папы и не могут участвовать в боевых действиях под руководством отлученного императора.
Если бы не фон Зальца, который сумел проявить чудеса дипломатического искусства и, загоняя коней, буквально размазывался между Рикорданским замком, акрским Тамплем и патриаршим кварталом, то неизвестно, чем бы дело закончилось. Стоило показать неверным, что в стане крестоносцев нет единомыслия, как каирский султан без колебаний из вероятного союзника превратился бы в первого врага и, собрав в кулак свою армию, перебил бы и так небольшие силы королевства по частям. Понимая, чем чревато распыление сил, главы военно-монашеских орденов, как настоящие полководцы, согласились пойти на предложенный компромисс и проследовали до Яффы единым войском.
Если верить де Барну, который после четвертого кувшина вина начал рассказывать очень интересные вещи, то идею, как обойти папский запрет, не нарушая его формально, тевтонскому гранмастеру подсказал один еврейский раввин. Он славился умением объявлять кошерным блюдом даже свинину и обходить запрет работать в Шаббат так ловко, что, будь этот раввин одним из апостолов Иисуса Христа, фарисеям нипочем бы не удалось предъявить Спасителю ни одного обвинения. Так вот, по совету этого еврея, переданного всем заинтересованным сторонам устами фон Зальца, полки госпитальеров и тамплиеров проследовали боевым порядком на расстоянии одного дневного перехода от германской колонны. При этом было договорено, что если Фридриху понадобится военная поддержка, то он отправит гонца с письмом, где укажет, каких действий ожидает от своих союзников «во имя Бога», не упоминая при этом ни имен, ни титулов.
Во вторую субботу ноября император, имея под рукой восемьсот рыцарей и около десяти тысяч пехоты, которая, впрочем, состояла в основном из мирных паломников, двинулся по Яффской дороге и на четвертый день пути поднял свое знамя над новой цитаделью, где и пребывает по сей день. Встревоженный возведением Яффы и Монфорта, аль-Камил, который как огня боится своего мятежного племянника в Дамаске, теперь заискивает перед Фридрихом, ведет переговоры с хорезмийцами и подобно лисе, пойманной в капкан, готов себе лапу отгрызть, только бы не лишиться шкуры. Короче, по мнению ближайшего окружения Фридриха, сдача Иерусалима – вопрос решенный.
С первыми лучами солнца, как только открылись городские ворота, мы продолжили путь и на третий день добрались до Акры. Не успели мы спешиться, въехав в патриарший квартал, как нас уже ожидал один из служек его высокопреосвященства. Патриарх потребовал меня к себе, не дав времени даже на то, чтобы сменить пропахшее потом дорожное платье. Когда я попробовал стряхнуть пыль со своего сюрко, то в воздух взлетели такие клубы, словно в Акру прилетела песчаная буря…
– Что сказал патриарх? – Сен-Жермен бесцеремонно перебил Серпена, который уж было собрался углубиться в описание всех нюансов дорожного вида, в котором ему пришлось предстать перед главным духовным лицом Иерусалимского королевства.
– Судя по всему, патриарх ждал нас так, как пылкий юноша ожидает всю ночь под балконом свою возлюбленную, честь которой семья бережет пуще фамильных драгоценностей. И когда почти под утро, так и не дождавшись ее появления и давно обещанных тайных ласк, уже собирается несолоно хлебавши возвратиться домой, он вдруг видит ее, несущуюся сквозь кусты и стаскивающую на бегу свой единственный наряд – ночную рубашку…
– Не слишком ли смелое сравнение, мой друг? – осторожно заметил мастер Григ, который переводил рассказ монголам и теперь, когда речь немного пришедшего в себя после многодневной скачки рыцаря стала образной и цветистой, испытывал определенные затруднения. – Вы сравниваете политические чаяния высокого прелата с вожделением неопытного юнца?
– Если бы вы, мастер, вместе со мной в тот миг наблюдали за патриархом Геральдом, – не сдался брат Серпен, – то у вас, я уверен, появились бы сравнения и похлеще. Его высокопреосвященство сильно сдал с тех пор, как я видел его в последний раз. Тогда, на богослужении в кафедральном соборе, это был настоящий духовный пастырь крестоносного королевства, уверенный в собственной правоте и не знающий сострадания к врагам церкви. Теперь же передо мной сидел, мертвой хваткой вцепившись в посох, человек, который нуждался только в двух вещах – нескольких месяцах полного покоя и мудром советнике, который бы подсказывал ему, как нужно поступать в том или ином случае. Я, не углубляясь в подробности, рассказал ему обо всем, что с нами произошло с того самого дня, как мы покинули Акру.
– Ты рассказал ему, с кем мы возвращаемся и что с собой везем? – спросил приор.
Мастер Григ вполголоса перевел вопрос монголам, и под навесом воцарилась тишина, окруженная со всех сторон пением цикад, которое уже давно превратилось в сплошной дрожащий гул.
– Как вы и пожелали, мессир, – ответил брат Серпен, – я сказал, что мы возвращаемся в королевство с полномочным монгольским ханом и везем с собой истинную корону, а также и письма Святого Гроба, чудом спасенные из сарацинских лап. Ни о том, кем именно является упомянутый хан, ни о другой цели нашей миссии я даже не намекнул.
– И что ответил патриарх?
– Да ничего он не ответил. Надолго задумался. Он, вероятно, предполагал, что мы приведем с собой сотню тысяч сабель, которые позволят решить все стоящие перед ним проблемы одним ударом, словно разрубив гордиев узел… Патриарх сидел словно каменная статуя так долго, что я за это время мог бы выспаться, совершить омовение и сменить одежду. Рискуя навлечь на себя гнев его высокопреосвященства, я отвлек его от тяжких раздумий и поинтересовался, каковы будут его распоряжения, так как мне необходимо как можно быстрее вернуться к вам, дабы сообразовать наши совместные действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Прознав о том, что крестоносцы готовятся к выступлению, хитрый и осторожный султан аль-Камил направил в Газу семитысячное войско. Фридрих, как опытный полководец, не стал рисковать и отдал приказ всем военным силам королевства участвовать в марше. И вот тут началось самое интересное. Барон Ибелин и его двести рыцарей демонстративно развернулись и отправились в сторону Тира, сообщив императору, что они будут охранять северные пределы королевства от возможного нападения со стороны Дамаска. Фридрих направил приказы великим магистрам тамплиеров и госпитальеров, но те, под давлением патриарха, заявили, что подчиняются только приказам папы и не могут участвовать в боевых действиях под руководством отлученного императора.
Если бы не фон Зальца, который сумел проявить чудеса дипломатического искусства и, загоняя коней, буквально размазывался между Рикорданским замком, акрским Тамплем и патриаршим кварталом, то неизвестно, чем бы дело закончилось. Стоило показать неверным, что в стане крестоносцев нет единомыслия, как каирский султан без колебаний из вероятного союзника превратился бы в первого врага и, собрав в кулак свою армию, перебил бы и так небольшие силы королевства по частям. Понимая, чем чревато распыление сил, главы военно-монашеских орденов, как настоящие полководцы, согласились пойти на предложенный компромисс и проследовали до Яффы единым войском.
Если верить де Барну, который после четвертого кувшина вина начал рассказывать очень интересные вещи, то идею, как обойти папский запрет, не нарушая его формально, тевтонскому гранмастеру подсказал один еврейский раввин. Он славился умением объявлять кошерным блюдом даже свинину и обходить запрет работать в Шаббат так ловко, что, будь этот раввин одним из апостолов Иисуса Христа, фарисеям нипочем бы не удалось предъявить Спасителю ни одного обвинения. Так вот, по совету этого еврея, переданного всем заинтересованным сторонам устами фон Зальца, полки госпитальеров и тамплиеров проследовали боевым порядком на расстоянии одного дневного перехода от германской колонны. При этом было договорено, что если Фридриху понадобится военная поддержка, то он отправит гонца с письмом, где укажет, каких действий ожидает от своих союзников «во имя Бога», не упоминая при этом ни имен, ни титулов.
Во вторую субботу ноября император, имея под рукой восемьсот рыцарей и около десяти тысяч пехоты, которая, впрочем, состояла в основном из мирных паломников, двинулся по Яффской дороге и на четвертый день пути поднял свое знамя над новой цитаделью, где и пребывает по сей день. Встревоженный возведением Яффы и Монфорта, аль-Камил, который как огня боится своего мятежного племянника в Дамаске, теперь заискивает перед Фридрихом, ведет переговоры с хорезмийцами и подобно лисе, пойманной в капкан, готов себе лапу отгрызть, только бы не лишиться шкуры. Короче, по мнению ближайшего окружения Фридриха, сдача Иерусалима – вопрос решенный.
С первыми лучами солнца, как только открылись городские ворота, мы продолжили путь и на третий день добрались до Акры. Не успели мы спешиться, въехав в патриарший квартал, как нас уже ожидал один из служек его высокопреосвященства. Патриарх потребовал меня к себе, не дав времени даже на то, чтобы сменить пропахшее потом дорожное платье. Когда я попробовал стряхнуть пыль со своего сюрко, то в воздух взлетели такие клубы, словно в Акру прилетела песчаная буря…
– Что сказал патриарх? – Сен-Жермен бесцеремонно перебил Серпена, который уж было собрался углубиться в описание всех нюансов дорожного вида, в котором ему пришлось предстать перед главным духовным лицом Иерусалимского королевства.
– Судя по всему, патриарх ждал нас так, как пылкий юноша ожидает всю ночь под балконом свою возлюбленную, честь которой семья бережет пуще фамильных драгоценностей. И когда почти под утро, так и не дождавшись ее появления и давно обещанных тайных ласк, уже собирается несолоно хлебавши возвратиться домой, он вдруг видит ее, несущуюся сквозь кусты и стаскивающую на бегу свой единственный наряд – ночную рубашку…
– Не слишком ли смелое сравнение, мой друг? – осторожно заметил мастер Григ, который переводил рассказ монголам и теперь, когда речь немного пришедшего в себя после многодневной скачки рыцаря стала образной и цветистой, испытывал определенные затруднения. – Вы сравниваете политические чаяния высокого прелата с вожделением неопытного юнца?
– Если бы вы, мастер, вместе со мной в тот миг наблюдали за патриархом Геральдом, – не сдался брат Серпен, – то у вас, я уверен, появились бы сравнения и похлеще. Его высокопреосвященство сильно сдал с тех пор, как я видел его в последний раз. Тогда, на богослужении в кафедральном соборе, это был настоящий духовный пастырь крестоносного королевства, уверенный в собственной правоте и не знающий сострадания к врагам церкви. Теперь же передо мной сидел, мертвой хваткой вцепившись в посох, человек, который нуждался только в двух вещах – нескольких месяцах полного покоя и мудром советнике, который бы подсказывал ему, как нужно поступать в том или ином случае. Я, не углубляясь в подробности, рассказал ему обо всем, что с нами произошло с того самого дня, как мы покинули Акру.
– Ты рассказал ему, с кем мы возвращаемся и что с собой везем? – спросил приор.
Мастер Григ вполголоса перевел вопрос монголам, и под навесом воцарилась тишина, окруженная со всех сторон пением цикад, которое уже давно превратилось в сплошной дрожащий гул.
– Как вы и пожелали, мессир, – ответил брат Серпен, – я сказал, что мы возвращаемся в королевство с полномочным монгольским ханом и везем с собой истинную корону, а также и письма Святого Гроба, чудом спасенные из сарацинских лап. Ни о том, кем именно является упомянутый хан, ни о другой цели нашей миссии я даже не намекнул.
– И что ответил патриарх?
– Да ничего он не ответил. Надолго задумался. Он, вероятно, предполагал, что мы приведем с собой сотню тысяч сабель, которые позволят решить все стоящие перед ним проблемы одним ударом, словно разрубив гордиев узел… Патриарх сидел словно каменная статуя так долго, что я за это время мог бы выспаться, совершить омовение и сменить одежду. Рискуя навлечь на себя гнев его высокопреосвященства, я отвлек его от тяжких раздумий и поинтересовался, каковы будут его распоряжения, так как мне необходимо как можно быстрее вернуться к вам, дабы сообразовать наши совместные действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87