Разве Боги умирают? В газетах постоянно упоминалось имя Сталина, по радио звучали его изречения, на собраниях избирался всегда почетный президиум в составе Политбюро во главе с товарищем Сталиным. А те, кто сомневался в гениальности вождя или, не дай Бог, рассказывал про него анекдоты, неожиданно исчезали, падали, словно камни, на дно, а «круги» захватывали друзей и родных. И все-таки, когда наступила смерть этого человека, многие растерялись.
Но в тот момент ни Жидков, ни его друзья не знали, что со смертью Сталина резко затормозила хорошо отлаженная машина репрессий и убийств неугодных людей, которых всегда предостаточно на всех жизненных уровнях от правительства до рабочей среды, и на каждом уровне всегда есть люди, готовые утопить в мутной воде себе подобных. Ольга Чурзина была как раз из таких.
Сколько было оборванных жизней, искалеченных судеб, сколько та машина воспитала доносчиков, искренне верящих, что делают доброе дело на благо Родины. Именно в эту машину попала и его семья, измолотила-измочалила она его родителей, старшего брата. Лишь спустя годы узнал Иван Жидков, что и сам он, когда учился в Астрахани, чудом удержался на краю смертоносного конвейера, который втянул в ту машину тысячи людей – человек, написавший на него донос, что он скрыл свое «кулацкое» происхождение под чужой фамилией, сам был арестован. Потомки то время назвали культом личности.
Впервые о культе личности сказали на двадцать втором съезде коммунистической партии. Жидков, слушая речь, генерального секретаря компартии Н.С. Хрущева на том съезде, вздохнул легко и свободно за долгие годы: карающий меч больше не висел над ним. Исчез страх, что однажды ночью за ним придут и отправят за колючую проволоку, но уже в своей стране. Те же самые чувства испытали и его друзья, бывшие военнопленные.
В жизни каждого человека наступает момент, когда хочется подвести итог всей жизни. Наступил такой момент и для Ивана Васильевича Жидкова, человека, который, несмотря на перенесенные испытания, может считать себя счастливым. Ну, разве не счастье просто жить, мыслить и радоваться солнцу, небу, всему, что окружает человека? Трудно было выжить в плену, а он выжил. Непросто было найти живых свидетелей по лагерю, а у него они нашлись, и проверка в «СМЕРШЕ» прошла удачно. И потом, когда имел ежемесячные «беседы» со следователем НКВД, все для него тоже завершалось благополучно.
Что надо человеку, кроме жизни? Конечно, семья. Иван Васильевич, пронесший через всю войну и лишения трепетное чувство первой любви, потерял любимую девушку в первые дни возвращения домой. Но не может человек жить один: сохраняя в душе теплоту к Тосе, он женился. Родилась у него дочь, с годами – и внуки.
И опять промчались годы.
Однажды Иван Васильевич позвонил мне и сообщил:
– Хочу поделиться радостью! Моего отца полностью реабилитировали, мне выдали удостоверение об этом! Но…
И он рассказал, что ездил в свою Смирновку, чтобы объявить всем – его семья не была врагами своей власти. Но родное подворье не нашел, потому что давным-давно оно сметено с лица земли временем.
– А все-таки, Иван Васильевич, признайтесь, ведь вы – счастливый человек?
Он улыбнулся той самой застенчивой улыбкой, как улыбнулся мне при самой-самой первой встрече:
– Это так. Был в плену и выжил, не попал в сталинские застенки. Жизнь прожить, конечно, не поле перейти. И все-таки жизнь продолжается.
Да. Жизнь продолжается. И пусть она всегда будет счастливой для всех нас. Пусть никогда Россия не знает войны.
ЖЕМЧУЖНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ,
Или повесть о певучих душах
Наверное, я счастливая, если рядом со мной всегда было больше хороших людей, чем плохих. С детства меня тянуло к людям, у которых я могла научиться чему-то полезному, причем это были люди старше меня – от них я набиралась мудрости и жизненного опыта. Поэтому, неудивительно, что, когда я познакомилась с участницами хора «Зоренька» ассоциации «Дети военного Сталинграда», у меня возникло желание узнать их лучше. А когда узнала, захотелось о них поведать уж если не всему миру, то хотя бы рассказать жителям своего города, в котором прошла половина моей жизни.
Я благодарна этим замечательным женщинам за терпение, с каким они выслушивали мои многочисленные вопросы, за искренность и правдивость их рассказов, за то тепло, которым они окружали меня во время наших вечерних встреч, ведь я приезжала к ним после окончания моего рабочего дня – уставшая и голодная. За их заботу о моем здоровье, за деликатный интерес к моим проблемам и желание помочь разрешить их. А еще я прошу у них прощения, что заставила вновь вернуться мысленно в страшные годы войны, вновь испытать страдания и страх.
Судьбы этих милых и очень дружных женщин такие разные и в тоже время словно яркие стеклышки-смальта одного огромного исторического мозаичного полотна. Общение с ними я могу сравнить лишь с ощущением тепла, которое исходит от настоящего, не искусственного, жемчуга. Впрочем, я их рассказы и в самом деле нанизывала один за другим, словно жемчужины на нитку, и так получилось целое ожерелье – прекрасное жемчужное ожерелье.
Да, наверное, я и в самом деле счастливая, если судьба по-прежнему сводит меня с хорошими людьми…
«МЫ ВЫЖИЛИ БЛАГОДАРЯ НАШЕЙ МАМЕ…»
Детьми и внуками Надежда Тарасовна Анненкова очень гордится – большие умницы. Сын Юрий – отставной офицер вместе с женой получил второе, экономическое, образование. Дочь Люба окончила Волжский инженерно-строительный институт. Внучка Вера решила стать врачом и поступила в медицинскую академию.
– Сама! Никто за нее не хлопотал», – с гордостью сообщила Надежда Тарасовна. – В общем, все сейчас у нас хорошо. Вера меня очень радует. Но я думаю, чтобы в жизни произошло что-то хорошее, надо пережить плохое.
А плохого в жизни Надежды Тарасовны было немало, но, видимо, сильный у ее семьи Ангел-хранитель, заботливый, если плохое в конце концов обращается хорошим. И она стала рассказывать про свою долгую, с 1937 года, жизнь.
– Мои родители, Пелагея Федоровна и Тарас Николаевич Смусевы – уроженцы Светло-Ярского района, который вплотную прилегает с юга к Сталинграду. Потом они переехали в Красноармейский район, где жили родители папы – бабушка Степанида и дедушка Николай. Там я и родилась 15 сентября 1937 года. А когда началась война, папу отправили на фронт 13 сентября, так он и не отметил мое четырехлетие. А с мамой осталось дочери – Лена, Нина и я. Папу мы увидели только в 1942 году, когда его после госпиталя отпустили домой долечиваться на сорок два дня, а потом опять он, хоть хромота еще не прошла, ушел на фронт. Они находились сначала в районе Пичуги возле Дубовки, оттуда он прислал нам письмо: «Я иду в бой за родной город».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Но в тот момент ни Жидков, ни его друзья не знали, что со смертью Сталина резко затормозила хорошо отлаженная машина репрессий и убийств неугодных людей, которых всегда предостаточно на всех жизненных уровнях от правительства до рабочей среды, и на каждом уровне всегда есть люди, готовые утопить в мутной воде себе подобных. Ольга Чурзина была как раз из таких.
Сколько было оборванных жизней, искалеченных судеб, сколько та машина воспитала доносчиков, искренне верящих, что делают доброе дело на благо Родины. Именно в эту машину попала и его семья, измолотила-измочалила она его родителей, старшего брата. Лишь спустя годы узнал Иван Жидков, что и сам он, когда учился в Астрахани, чудом удержался на краю смертоносного конвейера, который втянул в ту машину тысячи людей – человек, написавший на него донос, что он скрыл свое «кулацкое» происхождение под чужой фамилией, сам был арестован. Потомки то время назвали культом личности.
Впервые о культе личности сказали на двадцать втором съезде коммунистической партии. Жидков, слушая речь, генерального секретаря компартии Н.С. Хрущева на том съезде, вздохнул легко и свободно за долгие годы: карающий меч больше не висел над ним. Исчез страх, что однажды ночью за ним придут и отправят за колючую проволоку, но уже в своей стране. Те же самые чувства испытали и его друзья, бывшие военнопленные.
В жизни каждого человека наступает момент, когда хочется подвести итог всей жизни. Наступил такой момент и для Ивана Васильевича Жидкова, человека, который, несмотря на перенесенные испытания, может считать себя счастливым. Ну, разве не счастье просто жить, мыслить и радоваться солнцу, небу, всему, что окружает человека? Трудно было выжить в плену, а он выжил. Непросто было найти живых свидетелей по лагерю, а у него они нашлись, и проверка в «СМЕРШЕ» прошла удачно. И потом, когда имел ежемесячные «беседы» со следователем НКВД, все для него тоже завершалось благополучно.
Что надо человеку, кроме жизни? Конечно, семья. Иван Васильевич, пронесший через всю войну и лишения трепетное чувство первой любви, потерял любимую девушку в первые дни возвращения домой. Но не может человек жить один: сохраняя в душе теплоту к Тосе, он женился. Родилась у него дочь, с годами – и внуки.
И опять промчались годы.
Однажды Иван Васильевич позвонил мне и сообщил:
– Хочу поделиться радостью! Моего отца полностью реабилитировали, мне выдали удостоверение об этом! Но…
И он рассказал, что ездил в свою Смирновку, чтобы объявить всем – его семья не была врагами своей власти. Но родное подворье не нашел, потому что давным-давно оно сметено с лица земли временем.
– А все-таки, Иван Васильевич, признайтесь, ведь вы – счастливый человек?
Он улыбнулся той самой застенчивой улыбкой, как улыбнулся мне при самой-самой первой встрече:
– Это так. Был в плену и выжил, не попал в сталинские застенки. Жизнь прожить, конечно, не поле перейти. И все-таки жизнь продолжается.
Да. Жизнь продолжается. И пусть она всегда будет счастливой для всех нас. Пусть никогда Россия не знает войны.
ЖЕМЧУЖНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ,
Или повесть о певучих душах
Наверное, я счастливая, если рядом со мной всегда было больше хороших людей, чем плохих. С детства меня тянуло к людям, у которых я могла научиться чему-то полезному, причем это были люди старше меня – от них я набиралась мудрости и жизненного опыта. Поэтому, неудивительно, что, когда я познакомилась с участницами хора «Зоренька» ассоциации «Дети военного Сталинграда», у меня возникло желание узнать их лучше. А когда узнала, захотелось о них поведать уж если не всему миру, то хотя бы рассказать жителям своего города, в котором прошла половина моей жизни.
Я благодарна этим замечательным женщинам за терпение, с каким они выслушивали мои многочисленные вопросы, за искренность и правдивость их рассказов, за то тепло, которым они окружали меня во время наших вечерних встреч, ведь я приезжала к ним после окончания моего рабочего дня – уставшая и голодная. За их заботу о моем здоровье, за деликатный интерес к моим проблемам и желание помочь разрешить их. А еще я прошу у них прощения, что заставила вновь вернуться мысленно в страшные годы войны, вновь испытать страдания и страх.
Судьбы этих милых и очень дружных женщин такие разные и в тоже время словно яркие стеклышки-смальта одного огромного исторического мозаичного полотна. Общение с ними я могу сравнить лишь с ощущением тепла, которое исходит от настоящего, не искусственного, жемчуга. Впрочем, я их рассказы и в самом деле нанизывала один за другим, словно жемчужины на нитку, и так получилось целое ожерелье – прекрасное жемчужное ожерелье.
Да, наверное, я и в самом деле счастливая, если судьба по-прежнему сводит меня с хорошими людьми…
«МЫ ВЫЖИЛИ БЛАГОДАРЯ НАШЕЙ МАМЕ…»
Детьми и внуками Надежда Тарасовна Анненкова очень гордится – большие умницы. Сын Юрий – отставной офицер вместе с женой получил второе, экономическое, образование. Дочь Люба окончила Волжский инженерно-строительный институт. Внучка Вера решила стать врачом и поступила в медицинскую академию.
– Сама! Никто за нее не хлопотал», – с гордостью сообщила Надежда Тарасовна. – В общем, все сейчас у нас хорошо. Вера меня очень радует. Но я думаю, чтобы в жизни произошло что-то хорошее, надо пережить плохое.
А плохого в жизни Надежды Тарасовны было немало, но, видимо, сильный у ее семьи Ангел-хранитель, заботливый, если плохое в конце концов обращается хорошим. И она стала рассказывать про свою долгую, с 1937 года, жизнь.
– Мои родители, Пелагея Федоровна и Тарас Николаевич Смусевы – уроженцы Светло-Ярского района, который вплотную прилегает с юга к Сталинграду. Потом они переехали в Красноармейский район, где жили родители папы – бабушка Степанида и дедушка Николай. Там я и родилась 15 сентября 1937 года. А когда началась война, папу отправили на фронт 13 сентября, так он и не отметил мое четырехлетие. А с мамой осталось дочери – Лена, Нина и я. Папу мы увидели только в 1942 году, когда его после госпиталя отпустили домой долечиваться на сорок два дня, а потом опять он, хоть хромота еще не прошла, ушел на фронт. Они находились сначала в районе Пичуги возле Дубовки, оттуда он прислал нам письмо: «Я иду в бой за родной город».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95