Семейная жизнь Кикуко и Сюити не только коротка, но и стоит на грани краха.
И спрашивать у Кикуко, не оставит ли она предсмертного письма, если вместе с Сюити покончит с собой, было бестактно и жестоко, вопрос Синго причинил Кикуко боль.
Теперь и Синго понял, у какой страшной пропасти стоит Кикуко.
– Ты чересчур балуешь Кикуко – вот она и расплакалась от твоего вопроса, – сказала Ясуко. – Ты любишь одну только Кикуко, а когда нужно решить что-то важное, тебя не допросишься. Фусако твоя дочь – разве с ней случилось не то же самое?
Синго смотрел в сад на вишню, сплошь усыпанную цветами. У самого ствола этого огромного дерева густо разрослась аралия.
Синго терпеть не мог аралии и собирался спилить ее до того, как зацветет вишня, но вот еще только март, еще лежит глубокий снег, а на вишне он уже увидел цветы.
Года три назад он однажды спиливал аралию, но от этого она только гуще разрослась. Он тогда подумал, что надо бы выкорчевать ее, но потом решил – ладно, не буду возиться.
Слова Ясуко почему-то вызвали у Синго еще большее отвращение к мясистым ярко-зеленым листьям аралии. Если бы не эти заросли, был бы виден толстый, могучий ствол вишни и ее нижние ветви, не встречая помехи, свободно раскинулись бы во все стороны густым навесом. Правда, они раскинулись и несмотря на аралию.
Цветов было столько, что, думалось, больше просто не бывает.
Облитые вечерним солнцем, цветы плавали в небе. Они не были ни особенно яркими, ни особенно большими, – казалось, они сотканы из воздуха. Сейчас, в разгар цветения, не верилось, что все они скоро осыплются.
Но все же по одному, по два лепестки падали, и внизу кое-где они уже лежали островками.
– Когда читаешь статью о самоубийстве или о смерти человека молодого, думаешь только: ну что ж, еще один, а если речь идет о старике, всегда бывает очень тяжело, – сказала Ясуко. – Самое лучшее уйти из жизни, пока все еще любят и уважают тебя. – Казалось, Ясуко во второй, в третий раз перечитывает статью о тех пожилых супругах. – Недавно один шестидесятилетний старик привез из Тотиги в Токио семнадцатилетнего сына, страдавшего детским параличом, чтобы поместить его в. клинику, причем в одну из лучших, но перед этим решил показать ему город, и вот старик целый день носил сына за спиной, и мысль о разлуке с сыном стала ему так невыносима, что он задушил его носовым платком. По-моему, об этом тоже писали в газетах.
– Что ты говоришь? Не читал, – ответил Синго и вдруг с грустью вспомнил статью о беременных девочках из префектуры Аомори и свой сон.
Как все-таки он отличается от старухи жены.
2
– Кикуко-сан, – позвала Фусако. – Машина все время рвет нитку. Может, сломалась? Посмотри, пожалуйста. Зингеровская, значит, должна быть хорошая – или это я такая неловкая? Может быть, нервничаю – поэтому? Пожалуй, все-таки испортилась. Она ведь у нас еще с тех пор, как я была студенткой, – старая.
Кикуко вошла в комнату.
– Знаете что, давайте я вам прострочу.
– Ну что ж. Сатоко прямо прилипла, ни на минуту не отстает – раздражает ужасно. Все время боюсь прошить ей палец. Хоть я и понимаю, что ей не дотянуться до иголки, но оттого, что она все время лезет сюда руками, а я должна внимательно следить, чтобы строчка была ровной, у меня прямо в глазах рябит от этой пестрой материи и от ее мелькающих рук.
– Может, вы устали?
– Да нет, просто все время нервничаю. Если уж говорить, кто устал, так это ты, Кикуко-сан. Здесь у нас не устают только дед и бабка. Как стал дедом, за шестьдесят перевалило – совсем поглупел, грудь у него, видите ли, зудит.
Когда Кикуко ездила в университетскую клинику навестить подругу, на обратном пути она купила материи для девочек.
Вот почему, занимаясь шитьем, Фусако была расположена к Кикуко.
Но когда Кикуко села вместо Фусако за машину, Сатоко посмотрела на нее сердито.
– Тетя купила тебе в подарок материю, почему же ты не хочешь, чтобы она и сшила? – Фусако сказала извиняющимся тоном: – Прости ее, пожалуйста. Девочка вся в Аихара.
Кикуко обняла Сатоко за плечи.
– Сходи-ка с дедушкой и мамой к Большому Будде. Увидишь там многомного детей, они будут танцевать.
Фусако позвала Синго, и они втроем вышли из дому. Когда они шли по улице Хасэ, Синго бросилась в глаза карликовая камелия у входа в табачную лавку. Он купил сигареты и похвалил деревце. На нем цвело пять-шесть махровых цветов.
– Белые махровые цветы в крапинку – не так уж красиво, но, к сожалению, лишь горную камелию удается вырастить карликовой, – сказал хозяин табачной лавки и пригласил Синго в сад за домом. Там оказалась грядка с овощами, вдоль которой, прямо на земле, в ряд, стояли горшки с карликовыми деревьями. Это тоже были горные камелии, старые, с мощными стволами.
– Нельзя допускать, чтобы деревья истощались, поэтому я обобрал с них цветы, – сказал хозяин.
– Значит, они уже цветут? – спросил Синго.
– На них распускается масса цветов, но я оставляю не больше двух-трех на деревце. На той камелии, что у входа в лавку, их было штук двадцать – тридцать.
Хозяин стал рассказывать об уходе за карликовыми деревьями. Потом перешел к историям о любителях, которые их выращивает. Слушая его, Синго вспомнил, что на торговой улице во многих витринах выставлены карликовые деревца.
– Большое спасибо. Было очень интересно. – Синго направился к выходу.
– У меня, к сожалению, нет экземпляра, подходящего для вас, я это понимаю, но все же и горные камелии, которые вы видели во дворе, не так уж плохи… Возьмите одно деревце – это очень хорошее средство от лени – появляются обязанности, надо сохранять его форму, не допускать, чтобы оно засохло, – уговаривал хозяин табачной лавки.
Синго на ходу закурил только что купленную сигарету.
– На коробке изображен Большой Будда. Наверно, сигареты выпустили специально для Камакура. – Он показал пачку Фусако.
– И мне покажи, – потянулась к нему Сатоко.
– Помнишь, прошлой осенью, уйдя из дому, ты поехала в Синею.
– Я не уходила из дому, – возразила Фусако.
– Так вот, ты не видела в нашем деревенском доме карликового деревца?
– Не видела.
– Ну конечно. Ведь все это было лет сорок назад. Дедушка, отец твоей матери, был большим любителем карликовых деревьев. А мать совсем не имела к этому склонности, душевной тонкости, что ли, ей не хватало, и поэтому отец доверил уход за ними старшей дочери. Она была удивительная красавица, даже не верилось, что они сестры. У меня и сейчас еще стоит перед глазами, как зимним утром, когда подставка под деревцем засыпана снегом, она с непокрытой головой, в легком девичьем кимоно сметает снег. Это было так прекрасно. В Синею холодно, и изо рта у нее шел пар.
Ему тогда казалось, что и пар из ее рта благоухает девичьей чистотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56