Но временами Синго почему-то не слышит их. Кикуко, работает она или разговаривает, все равно слышит, а Синго, если не прислушивается, не слышит.
– Слышите? – сказала Кикуко. – Снова звонят. Слышите?
– Не разберу. – Синго наклонил голову. – А ты, бабка?
– Слышу, конечно. Неужели ты не слышишь? – Ясуко не хотелось разговаривать.
Положив на колени стопку газет дней за пять, она медленно листала их.
– Звонят. Звонят, – сказал Синго.
Стоило ему хоть раз уловить звон, потом он уже легко различал его.
– Услышал наконец и радуешься. – Ясуко сняла очки и посмотрела на Синго. – А монахи в храмах из сил выбиваются – день-деньской бьют в колокола.
– Это бьют в колокола верующие, которые приходят в храм, – десять иен за удар. А совсем не монахи, – сказала Кикуко.
– Ну и выдумщица же ты.
– Нет, правда, эти колокола называют колоколами моления об усопших… У храмов, говорят, есть даже план, сколько человек должно ударить в колокола – не то сто тысяч, не то миллион.
– План?
Синго показалось это странным.
– Колокола в храмах звонят очень уж уныло, не люблю я их.
– Ну что вы? Почему же уныло?
Синго подумал, как покойно сидеть вот так, в апрельское воскресенье в столовой и любоваться цветущей вишней.
– Семисотлетие. Семисотлетие чего? Одни говорят – семисотлетие Большого Будды другие – семисотлетие святого Нитирэна, – сказала Ясуко.
Синго не мог ответить.
– А ты, Кикуко, не знаешь?
– Не знаю.
– Странно. А еще называется, живем в Камакура.
– Мама, в газетах, которые у вас, нет ничего интересного?
– Кое-что есть. – Ясуко протянула Кикуко газеты. Они были аккуратно сложены стопкой. Одну газету она оставила себе. – Как раз в этой газете прочла. Когда я прочла, как двое стариков покинули дом, просто сердце сжалось, эта история не выходит у меня из головы. Ты, наверно, тоже читала.
– Да.
– «Заместитель президента японской ассоциации гребного спорта, которого называли отцом любителей гребли…» – начала было Ясуко читать статью, а потом стала пересказывать ее своими словами: – Он был, кроме того, директором компании, которая строит лодки и яхты. Ему было шестьдесят девять лет, жене – шестьдесят восемь.
– Почему же у тебя сжалось сердце?
– Там перепечатаны прощальные письма приемному сыну, его жене и внукам.
И Ясуко снова стала читать газету:
– «Представляя себе, сколь убоги люди, влачащие жалкое существование забытых всеми, мы не хотим дожить до такого дня. Нам понятно душевное состояние виконта Такаги. Думается, что самое лучшее – уйти из жизни, пока все еще любят и уважают тебя. И мы, окруженные искренней любовью домашних, сердечным участием многочисленных друзей и сверстников, решили все же, что нам следует уйти». Это приемному сыну и его жене. А внукам: «День независимости Японии приближается, но будущее ее покрыто мраком. Если молодежь и студенты, напуганные ужасами войны, хотят мира, они должны последовательно держаться идеи непротивления, принадлежащей Ганди. Мы слишком стары, и у нас уже не хватает сил идти правильным путем, в который мы верим, и вести вас по этому пути. Бессмысленно ждать, пока мы достигнем возраста, когда станем для вас обузой, дожить до этого – значит перечеркнуть всю свою жизнь. Мы хотим одного – чтобы вы, наши внуки, сохранили о нас теплое воспоминание как о любящих дедушке и бабушке. Мы еще не знаем, куда направимся. У нас лишь одно желание – уснуть спокойно».
Ясуко умолкла.
Синго сидел к ней боком и смотрел в сад, на цветущую вишню.
Ясуко продолжала читать газету:
– «Ушли из дома в Токио и, навестив сестру в Осака, пропали без вести. Сестре, живущей в Осака, уже восемьдесят лет».
– А где прощальное письмо жены?
– Что?
Ясуко с рассеянным видом подняла голову.
– Жена не оставила письма?
– Жена? Эта бабка?
– Конечно. Они ведь вдвоем решили умереть, значит, и жена тоже должна была оставить письмо. Представь себе, я и ты решили вместе покончить с собой и ты хочешь что-то сказать на прощание, разве ты не оставишь письма?
– Нет, мне это ни к чему, – не задумываясь, ответила Ясуко. – Мужчина и женщина пишут отдельные письма, если они еще молоды и решили вместе покончить с собой. Когда с грустью убеждаются, что им не суждено быть вместе… Если же это делают муж и жена, достаточно и того, что напишет муж от имени обоих. Ну что я смогу добавить к тому, что ты бы сказал на прощание?
– Ты так считаешь?
– Вот если я решу умереть сама, тогда другое дело.
– Еще бы, когда умирает один, возникает масса сложностей и неприятностей.
– Ну что ты, все это чепуха. В нашем-то возрасте.
– Ты говоришь так беспечно, как будто совсем не думаешь о смерти, да и вообще умирать не собираешься, – засмеялся Синго. – А ты, Кикуко?
– Что бы сделала я?
Кикуко произнесла это неуверенно, тихим голосом.
– Если бы вы с Сюити решили вместе покончить с собой, тебе не захотелось бы оставить прощальное письмо?
Синго тотчас же пожалел о сказанном. Напрасно я это говорю, подумал он.
– Не знаю. Что я сделаю, если это действительно случится, не знаю. – Кикуко засунула большой палец правой руки за оби. Потом посмотрела на Синго. – Но мне кажется, отец, я бы оставила письмо вам.
Глаза Кикуко затуманились, как у ребенка, в них стояли слезы.
Ясуко, та никогда не думает о смерти, а Кикуко, наверно, задумывается, почувствовал Синго.
Кикуко наклонила голову и, уже готовая разрыдаться, вскочила и убежала.
Ясуко посмотрела ей вслед.
– Странно. Чего это она вдруг? Истеричной стала. Это же обыкновенная истерика.
Синго расстегнул рубаху и положил руку на грудь.
– Сердцебиение? – сказала Ясуко.
– Нет, грудь зудит. Затвердела и зудит.
– Как у пятнадцатилетней девочки. Синго массировал левый сосок.
Муж и жена решают вместе покончить жизнь самоубийством, а прощальное письмо пишет один муж – жена почему-то не пишет. То ли жена просто сваливает все на плечи мужа, то ли считает себя одним целым с ним?
Слушая, как Ясуко читает газету, Синго задавал себе этот вопрос, пытался ответить на него.
Может, от долгой совместной жизни они превращаются в одно целое или старуха жена полностью теряет индивидуальность и ей просто нечего добавить к тому, что написал муж? Может, хотя у жены и нет особых причин умирать, она, послушно, следуя за мужем, совершает вместе с ним самоубийство, и, присоединяясь к его прощальному письму, освобождает себя таким образом и от сожалений, и от раскаяний, и от сомнений? Поразительно.
Вот и его старуха жена тоже говорит: если мы вместе покончим с собой, то мне незачем оставлять письмо, ты один напишешь – этого вполне достаточно.
Женщина – безропотная попутчица мужчины в смерти, правда, изредка мужчина и женщина меняются местами, но в большинстве случаев жена беспрекословно подчиняется мужу, и одна из таких женщин, теперь уже состарившаяся, сидит рядом с ним, – эта мысль поразила Синго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56