Прорыв в исследованиях, на который я надеялся, возможно, очень близок. Сегодня вечером встречался с лордом Рутвеном — на ужин к Стокеру он пришел последним. Не ожидал, что он там будет. За столом я сидел напротив него, но изо всех сил старался не вступать в беседу, вместо этого большую часть ужина разговаривал с Эдвардом Весткотом. Люси переговорила со мной о нем, пока мы шли в столовую. Оказывается, возникли слухи, что сестра Весткота вовсе не умерла.
Весткоту написал какой-то младший офицер, и в письме говорилось, что в горы направлена экспедиция. Люси, естественно, опасается, что муж ее будет разочарован, и подозревает, что все это какой-то грубый розыгрыш. Я спросил ее почему, и она слегка пожала плечами.
— Что-то не то в этом письме, — призналась она. — Почему, например, если сестру действительно нашли, Нэд не получил никакой весточки от отца? Он ведь тоже там, в Индии, а не написал ни строчки.
— Но кому нужно разыгрывать такую жестокую шутку?
— Не знаю. Но прошу вас, Джек, уверена, что Нэд будет расспрашивать вас о Каликшутре, ибо знает, что вы сами жили в тех местах. Так что говорите с ним осторожно. Не хочу даже думать о том, что Нэд воспрянет духом, а потом все опять кончится ничем.
Это верно. И все же предпочитаю считать, что сестры его нет в живых, ибо, если она жива, страшусь подумать, в каком состоянии она находится. Как и просила меня Люси, я постарался притушить чувство ожидания у Весткота. Он перенес разговор хорошо, но я почувствовал, что он не разделяет мой пессимизм, поскольку все равно продолжал расспрашивать о Каликшутре. Естественно, лорд Рутвен навострил уши, и мне расхотелось говорить об этом, но я счел своим долгом рассказать Весткоту все, что знал. Мне пришлось упомянуть и ту болезнь в горах, породившую столько страхов и суеверий. В беседу вмешался лорд Рутвен, а за ним — остальные гости. Последовал общий разговор о философии смерти, и вклад в него лорда Рутвена был очень мрачен. Он говорил со своей обычной грацией и остроумием, так что ужас того, что, как я знал, было самоанализом, почти скрыли его очаровательные манеры. Почти, но не совсем, ибо ужас остался, спрятанный под красотой, которую сам лорд Рутвен описал как маску, натянутую поверх агонии и гниения. Всего раз, один лишь раз, мне удалось заметить, что эта маска слегка соскользнула, и мельком взглянуть на то, что лежит под нею, — агония, самая настоящая агония. Потрясенный этим, не обладая искусством лицемерия, я решил уйти. Мне нужно было какое-то время побыть одному, подготовиться. Ибо я знал, что лорд Рутвен последует за мной.
Из Челси я возвращался пешком вдоль Темзы. У Воксхол-Бридж я услышал, как катится тяжелый экипаж. Я обернулся, экипаж притормозил и остановился у обочины. Дверца распахнулась, я вошел внутрь, и лорд Рутвен постучал по крыше своей тростью с серебряным набалдашником.
— Извините, — шепнул он, — за то, что вмешался сегодня в вашу беседу.
Я прислушался к грохоту колес тронувшегося экипажа.
— Мне просто было интересно узнать, не могли бы вы пересмотреть свое решение.
Наступило молчание, и я было подумал, что он ждет моего ответа. Но он повернулся, прижался щекой к стеклу окошка и смотрел, как на водах Темзы играют лунные блики.
— Вы ведь увидели это сегодня, не так ли? — спросил он.
— Увидел?
— Да, когда замолчали. Вы поняли. Я знаю.
— Боюсь, больные души не по моей части.
— Я не прошу вас лечить мою душу, — тихо рассмеялся лорд Рутвен.
— А что же тогда?
— Кровь… Вы же сами сказали, доктор, болезнь у меня в крови. И причина ее — физиологическая.
Он наклонился, взял меня за руки и заглянул в глаза. На его лице отразилось отчаяние.
— Вы должны мне помочь… и ради меня, и ради всех тех, кому я могу угрожать.
— А если нет?
— Ничего. С моей стороны, вам ничего не угрожает, доктор Элиот, если вы это имеете в виду. Я не хочу, чтобы вы продолжали работу по принуждению. Совершенно верно, я убиваю, но только потому, что мне надо пить. Вы видели мои кровяные клетки и понимаете причину… я не могу удержаться, так же как ваши пациенты не могут не поддаться воздействию заболеваний. Но я не маньяк-убийца. По крайней мере, — он помедлил, — я могу выбирать свои жертвы.
Он глотнул воздуха, и по лицу его пробежала тень. Не знаю каким образом, но на секунду его агония обнажилась передо мной.
— Вы должны помочь, — проговорил он, — во имя, — он горько улыбнулся, — гуманности.
Я долго не отвечал.
— Не могу, — сказал я наконец. — То, что вы просите, — излечение ваших кровяных клеток от жажды крови… Такое лечение, как я уже говорил, означало бы бессмертие. Бессмертие, лорд Рутвен! Но найти это лечение — вне моих сил, вне сил какого-либо человека вообще.
— Нет, — коротко бросил лорд Рутвен, — такая возможность должна быть. — Он наклонился ко мне. — Найдите ее… для меня, доктор. Сделайте все, что сможете. Где-то как-то вы должны подарить мне надежду. Мне и всему моему племени. — Он сжал мне руку, вцепившись в нее пальцами. — Не отказывайтесь, доктор!
Экипаж остановился на перекрестке. Я высвободился от хватки лорда Рутвена и встал.
— Выйду здесь, — промолвил я.
Лорд Рутвен следил взглядом, как я открываю дверь и вылезаю на улицу, но не пытался меня удержать.
— Если хотите, мы могли бы довезти вас до Уайтчепеля, — предложил он.
— Предпочитаю пройтись. Мне надо о многом подумать.
Брови лорда Рутвена выгнулись:
— Действительно, надо.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я. — Но пока, прошу вас, оставьте меня.
Я повернулся, перешел улицу и зашагал в гущу узких улочек, по которым не мог проехать его экипаж. Шагая, я улыбнулся, почти ликуя. Может быть, мои исследования не обречены на провал! Я думал только об этом, о том, что раз теперь лорд Рутвен снова мой пациент, я все-таки добьюсь прорыва в исследованиях, над которыми так усердно и долго работал. Бессмертие… Слишком уж большая цель, чтобы просто думать об этом… Но были и другие цели, которые мне, может быть, удастся достичь. И, конечно же, мне очень нужен Хури. Он — эксперт по миру вампиров. И как только я произнес про себя это слово — вампир, — я осознал, сколь велико было мое нежелание произносить его раньше. Неудивительно, что мои исследования закончились провалом — я никогда не отваживался признать то, что было их подлинным предметом. Но сейчас у меня не осталось колебаний, я не сдерживал себя как раньше. Обстоятельства благословили мое решение. После получаса ходьбы я добрался до дома и, взойдя по лестнице к себе в кабинет, увидел, что дверь его распахнута настежь, а внутри мерцает свет. Осторожно приблизившись, я заметил, что свет очень слабый. Я вошел в комнату. На моей конторке стояло изображение Кали, украшенное гирляндами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Весткоту написал какой-то младший офицер, и в письме говорилось, что в горы направлена экспедиция. Люси, естественно, опасается, что муж ее будет разочарован, и подозревает, что все это какой-то грубый розыгрыш. Я спросил ее почему, и она слегка пожала плечами.
— Что-то не то в этом письме, — призналась она. — Почему, например, если сестру действительно нашли, Нэд не получил никакой весточки от отца? Он ведь тоже там, в Индии, а не написал ни строчки.
— Но кому нужно разыгрывать такую жестокую шутку?
— Не знаю. Но прошу вас, Джек, уверена, что Нэд будет расспрашивать вас о Каликшутре, ибо знает, что вы сами жили в тех местах. Так что говорите с ним осторожно. Не хочу даже думать о том, что Нэд воспрянет духом, а потом все опять кончится ничем.
Это верно. И все же предпочитаю считать, что сестры его нет в живых, ибо, если она жива, страшусь подумать, в каком состоянии она находится. Как и просила меня Люси, я постарался притушить чувство ожидания у Весткота. Он перенес разговор хорошо, но я почувствовал, что он не разделяет мой пессимизм, поскольку все равно продолжал расспрашивать о Каликшутре. Естественно, лорд Рутвен навострил уши, и мне расхотелось говорить об этом, но я счел своим долгом рассказать Весткоту все, что знал. Мне пришлось упомянуть и ту болезнь в горах, породившую столько страхов и суеверий. В беседу вмешался лорд Рутвен, а за ним — остальные гости. Последовал общий разговор о философии смерти, и вклад в него лорда Рутвена был очень мрачен. Он говорил со своей обычной грацией и остроумием, так что ужас того, что, как я знал, было самоанализом, почти скрыли его очаровательные манеры. Почти, но не совсем, ибо ужас остался, спрятанный под красотой, которую сам лорд Рутвен описал как маску, натянутую поверх агонии и гниения. Всего раз, один лишь раз, мне удалось заметить, что эта маска слегка соскользнула, и мельком взглянуть на то, что лежит под нею, — агония, самая настоящая агония. Потрясенный этим, не обладая искусством лицемерия, я решил уйти. Мне нужно было какое-то время побыть одному, подготовиться. Ибо я знал, что лорд Рутвен последует за мной.
Из Челси я возвращался пешком вдоль Темзы. У Воксхол-Бридж я услышал, как катится тяжелый экипаж. Я обернулся, экипаж притормозил и остановился у обочины. Дверца распахнулась, я вошел внутрь, и лорд Рутвен постучал по крыше своей тростью с серебряным набалдашником.
— Извините, — шепнул он, — за то, что вмешался сегодня в вашу беседу.
Я прислушался к грохоту колес тронувшегося экипажа.
— Мне просто было интересно узнать, не могли бы вы пересмотреть свое решение.
Наступило молчание, и я было подумал, что он ждет моего ответа. Но он повернулся, прижался щекой к стеклу окошка и смотрел, как на водах Темзы играют лунные блики.
— Вы ведь увидели это сегодня, не так ли? — спросил он.
— Увидел?
— Да, когда замолчали. Вы поняли. Я знаю.
— Боюсь, больные души не по моей части.
— Я не прошу вас лечить мою душу, — тихо рассмеялся лорд Рутвен.
— А что же тогда?
— Кровь… Вы же сами сказали, доктор, болезнь у меня в крови. И причина ее — физиологическая.
Он наклонился, взял меня за руки и заглянул в глаза. На его лице отразилось отчаяние.
— Вы должны мне помочь… и ради меня, и ради всех тех, кому я могу угрожать.
— А если нет?
— Ничего. С моей стороны, вам ничего не угрожает, доктор Элиот, если вы это имеете в виду. Я не хочу, чтобы вы продолжали работу по принуждению. Совершенно верно, я убиваю, но только потому, что мне надо пить. Вы видели мои кровяные клетки и понимаете причину… я не могу удержаться, так же как ваши пациенты не могут не поддаться воздействию заболеваний. Но я не маньяк-убийца. По крайней мере, — он помедлил, — я могу выбирать свои жертвы.
Он глотнул воздуха, и по лицу его пробежала тень. Не знаю каким образом, но на секунду его агония обнажилась передо мной.
— Вы должны помочь, — проговорил он, — во имя, — он горько улыбнулся, — гуманности.
Я долго не отвечал.
— Не могу, — сказал я наконец. — То, что вы просите, — излечение ваших кровяных клеток от жажды крови… Такое лечение, как я уже говорил, означало бы бессмертие. Бессмертие, лорд Рутвен! Но найти это лечение — вне моих сил, вне сил какого-либо человека вообще.
— Нет, — коротко бросил лорд Рутвен, — такая возможность должна быть. — Он наклонился ко мне. — Найдите ее… для меня, доктор. Сделайте все, что сможете. Где-то как-то вы должны подарить мне надежду. Мне и всему моему племени. — Он сжал мне руку, вцепившись в нее пальцами. — Не отказывайтесь, доктор!
Экипаж остановился на перекрестке. Я высвободился от хватки лорда Рутвена и встал.
— Выйду здесь, — промолвил я.
Лорд Рутвен следил взглядом, как я открываю дверь и вылезаю на улицу, но не пытался меня удержать.
— Если хотите, мы могли бы довезти вас до Уайтчепеля, — предложил он.
— Предпочитаю пройтись. Мне надо о многом подумать.
Брови лорда Рутвена выгнулись:
— Действительно, надо.
— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я. — Но пока, прошу вас, оставьте меня.
Я повернулся, перешел улицу и зашагал в гущу узких улочек, по которым не мог проехать его экипаж. Шагая, я улыбнулся, почти ликуя. Может быть, мои исследования не обречены на провал! Я думал только об этом, о том, что раз теперь лорд Рутвен снова мой пациент, я все-таки добьюсь прорыва в исследованиях, над которыми так усердно и долго работал. Бессмертие… Слишком уж большая цель, чтобы просто думать об этом… Но были и другие цели, которые мне, может быть, удастся достичь. И, конечно же, мне очень нужен Хури. Он — эксперт по миру вампиров. И как только я произнес про себя это слово — вампир, — я осознал, сколь велико было мое нежелание произносить его раньше. Неудивительно, что мои исследования закончились провалом — я никогда не отваживался признать то, что было их подлинным предметом. Но сейчас у меня не осталось колебаний, я не сдерживал себя как раньше. Обстоятельства благословили мое решение. После получаса ходьбы я добрался до дома и, взойдя по лестнице к себе в кабинет, увидел, что дверь его распахнута настежь, а внутри мерцает свет. Осторожно приблизившись, я заметил, что свет очень слабый. Я вошел в комнату. На моей конторке стояло изображение Кали, украшенное гирляндами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113