Нефертари встретила его и провела к супруге.
Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.
При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.
— Это я, Елена.
— Я вижу.
— Разве ты не должна была меня приветствовать?
— С какой стати?
— Но… я твой муж и хозяин!
— Единственный хозяин здесь — это фараон.
— Мы отправляемся в Лакедемон.
— Я еще не закончила свою работу.
— Поднимайся и следуй за мной.
— Ты поедешь один, Менелас.
Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.
— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.
— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!
— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.
Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.
Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.
— Эта стерва… Что она еще выдумала?
— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.
— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!
— Вы останетесь в Мемфисе?
— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!
— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.
Менелас ударил кулаком по жернову.
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.
Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.
— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.
Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.
— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.
— Зачем? Вы нездоровы?
— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?
— Что она была долгой и унесла много жертв.
— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.
Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.
Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.
— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.
Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.
Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.
Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский конь», гораздо более проворный, чем первый, только что проник в благословенную страну.
Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.
Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Одеяние Елены, на которой по египетской моде было длинное платье из льна на завязках, показалось ему почти непристойным; к счастью, никакой другой Парис не собирался выкрасть ее! Нравы фараонов запрещали подобные действия, тем более что женщины здесь явно были гораздо независимее, чем в Греции. Они не сидели в заточении в гинекее, могли свободно передвигаться, не пряча лицо, противостояли мужчинам и даже могли занимать высокие посты — странные и прискорбные обычаи, которые Менелас ни за что не хотел бы занести на свою землю.
При приближении своего мужа Елена позволила себе не встать и осталась сидеть, увлеченная своим занятием за ткацким станком.
— Это я, Елена.
— Я вижу.
— Разве ты не должна была меня приветствовать?
— С какой стати?
— Но… я твой муж и хозяин!
— Единственный хозяин здесь — это фараон.
— Мы отправляемся в Лакедемон.
— Я еще не закончила свою работу.
— Поднимайся и следуй за мной.
— Ты поедешь один, Менелас.
Царь кинулся на свою жену и попытался схватить ее за запястье. Кинжал, внезапно появившийся у нее в руке, заставил его отступить.
— Не приближайся, иначе я позову на помощь; в Египте насилие карается смертью.
— Но… ты моя жена, ты принадлежишь мне!
— Царица Туйа доверила мне управление ткацкой мастерской; это счастье, которого, как мне кажется, я достойна. Я буду делать платья для придворных дам, а когда мне это наскучит, мы поедем. Если ты слишком торопишься, езжай, я тебя не держу.
Менелас изломал два меча и три копья о мельничный жернов булочника. Его ярость напугала слуг; не появись вовремя Шенар, полиция забрала бы буяна. Старший сын фараона предусмотрительно держался на расстоянии, пока гнев воинственного грека не утих; когда, наконец, тот утомился рубить и колоть, Шенар принес ему кружку крепкого пива.
Царь Лакедемона жадно выпил все до капли и уселся на мельничный жернов.
— Эта стерва… Что она еще выдумала?
— Я понимаю ваш гнев, но все это бесполезно. Елена свободна в своем выборе.
— Свободна, свободна! Цивилизация, которая предоставляет столько свободы женщинам, должна быть уничтожена!
— Вы останетесь в Мемфисе?
— А разве у меня есть выбор? Если я вернусь в Лакедемон без Елены, меня поднимут на смех; мой народ станет презирать меня, а какой-нибудь из моих офицеров перережет мне горло, пока я буду спать. Мне нужна эта женщина!
— Дело, которое доверила ей Туйа, не просто предлог; царица высоко ценит мастерство вашей супруги.
Менелас ударил кулаком по жернову.
— Будь проклята эта Елена!
— Криком здесь не поможешь. Теперь у нас общие интересы.
Грек внимательно прислушался.
— Если я стану фараоном, я отдам вам Елену.
— Что я должен делать?
— Помочь мне убрать с дороги Рамзеса.
— Сети может прожить до ста лет!
— Девять лет царствования измотали моего отца; отдавая себя без остатка Египту, он растрачивает драгоценные силы. И вам еще раз повторяю, что нам понадобится время; когда будет объявлено о том, что трон опустел на время траура, нам придется действовать умело и быстро. Подобная стратегия должна быть тщательно разработана.
Убитый этим известием, Менелас весь сгорбился.
— Сколько еще надо будет ждать?
— Нам повезет, поверьте; но нам еще предстоит исполнить несколько щекотливых дел.
Опираясь на руку Рамзеса, Гомер отправился осматривать свое новое жилище, особняк в двести квадратных метров, окруженный садом и находящийся в трехстах метрах от одного из крыльев дворца, предназначенного для регента. Повар, горничная и садовник составляли всю прислугу поэта, который потребовал прежде всего большой запас сосудов с оливковым маслом, анисом и кориандром для придания особого вкуса его вину: он предпочитал особенно хмельное.
Из-за своего плохого зрения Гомеру приходилось склоняться перед каждым кустом, каждым цветком; их разнообразие почему-то не радовало его. Рамзес даже стал опасаться, как бы это недавно выстроенное жилище не показалось ему недостойным. Внезапно поэт загорелся.
— Ну, наконец-то, лимонное дерево! Если рядом нет лимонного дерева, невозможно слагать прекрасные стихи; это вершина творения. Стул, скорее.
Рамзес принес ему табурет на трех ножках. Казалось, это было как раз то, что нужно Гомеру.
— Пусть мне принесут сухие листья шалфея.
— Зачем? Вы нездоровы?
— Потом увидите. Что вы знаете о Троянской войне?
— Что она была долгой и унесла много жертв.
— Да, не слишком поэтический итог! Я сочиню длинную поэму, которая поведает о подвигах Ахилла и Гектора, и назову ее «Илиада». Мои песни переживут века и не потускнеют в памяти человеческой.
Регент рассудил, что Гомер несколько претенциозен, но ему понравился запал поэта.
Черно-белый кот вышел из дома, приблизился к ним и остановился в каком-нибудь метре от поэта; немного подождав, он запрыгнул на колени к Гомеру и стал мурлыкать.
— Кот, лимонное дерево и душистое вино! Я не ошибся. «Илиада» будет шедевром.
Шенар мог гордиться Менеласом: греческий герой, стойко сопротивляясь судьбе, согласился играть на его стороне. Чтобы снискать себе милость царя и касты жрецов, он подарил храму Гурнаха, посвященному фараону, греческие амфоры, украшенные круговыми желтыми росписями и венками из бутонов лотоса в нижней части. Эти великолепные предметы искусства были помещены в сокровищницу храма.
Греческие матросы и солдаты, зная, что их пребывание здесь может затянуться и очень надолго, расположились в окрестностях Мемфиса и стали торговать, обменивая мази, духи, предметы из золота и серебра на продукты питания. Администрация позволила им открыть небольшие лавочки и мастерские, где они могли бы совершенствовать свое умение.
Офицеры и выдающиеся представители рядового состава были приняты в египетскую армию; им предстояло выполнять хозяйственные работы, такие как содержание каналов или восстановление пирсов. Многие собирались жениться, нарожать детей и обзавестись своим домом; так, понемногу, они влились бы в египетское общество. Ни Сети, ни Рамзеса не беспокоило их присутствие: новый «троянский конь», гораздо более проворный, чем первый, только что проник в благословенную страну.
Менеласу опять удалось повидать Елену, на этот раз в присутствии царицы Туйи, и теперь он вел себя уважительно, как и подобает относиться к супруге. С этого момента он обещал, что не будет сам тревожить ее, и предоставил ей возможность приходить к нему, если она пожелает. И хотя Елена не поверила в искренность его слов, она заметила, что Менелас, как зверь, попавший в сети, перестал вырываться.
Царь Лакедемона предпринял и другой, еще более деликатный ход — смягчить озлобление Рамзеса. Встреча носила официальный характер и обошлась без каких-либо выпадов с той и с другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87