Брат Ирвинг не заметил ни того, как она уходила, ни того, как она возвращалась.
Дом для гостей был построен добротно и удобно: длинный коридор с кельями по обеим его сторонам, главный вход — как раз посередине — делил коридор на две части. Женские спальни располагались в правой половине, мужские — в левой. В соответствии с тем положением, которое занимала Эдлин, ее келья располагалась в самом конце коридора. Монастырской приживалке не полагалось излишнего комфорта. Пространство у входа всегда было освещено по вечерам, но слабый свет не достигал ее двери. Поэтому, когда она возвращалась в сумерках в полном одиночестве, ей казалось, что привидения из ее прошлого преследуют ее по пятам. Это всегда заставляло ее бежать сломя голову, только бы скорее оказаться в спасительной келье. Однако сейчас она не могла себе этого позволить. Только не в этот момент, когда за ней упрямо тащился Уортон.
Но надо признать, что в его присутствии коридор был совершенно необитаем. Похоже, привидения достаточно разумны, чтобы при Уортоне не появляться. Очевидно, он и на них произвел впечатление.
Добравшись наконец до своей двери, она повернулась к слишком настойчивому провожатому.
— К утру у лорда Хью наступит улучшение. — Зная, каким эхом отдается каждое слово в каменных стенах, она старалась говорить как можно тише. — Тебе не следует больше приходить за мной.
Ее слова как будто вовсе не были услышаны Уортоном. Вместо какого-либо ответа он толкнул дверь и вполне по-хозяйски вошел в келью.
— Я зажгу свечу.
— Свечу? — Она поспешила в комнату за ним. — У меня нет свечей.
— У меня есть. — Он распоряжался, не спрашивая ее. Видно, его господин подбирал слугу характером себе под стать.
В комнате темнота не казалась такой кромешной, а была слегка разбавлена слабым светом луны, падавшим из окна. Окошко находилось почти под потолком и было совсем небольшим, как все окна в монастырских зданиях. Эдлин любила держать его открытым в любую погоду Она радовалась лунному свету, свету звезд, нежным краскам восхода солнца. Не то чтобы она боялась темноты, но, когда начинало смеркаться, ощущала поневоле какое-то беспокойство. Накануне, когда Уортон тайно пришел за ней и слабо тронул за плечо, чтобы разбудить, она даже слегка вскрикнула — он показался ей частью ночного кошмара. Еще одна причина, отчего Эдлин не любила темноты — по ночам тени прошлого обретали пугающую реальность. Ей тем не менее показалось, что она смогла скрыть свою тревогу. Как этому странному слуге удалось разгадать ее притворство, почему теперь он неуклюже старается рассеять ее страх, она не понимала. Она вообще не могла понять, каков он: столь неожиданым Уортон был в своих проявлениях.
Он наконец высек искру, и, когда фитиль загорелся, мысли ее перескочили совсем на другое.
— Где ты достал свечу?
Грубо рассмеявшись и, разумеется, оставив вопрос без ответа, он закрепил свечку в оловянной подставке, которую тоже вытащил из кармана. Затем внимательно оглядел келью — по убогой обстановке покоев он сможет понять голую правду ее жизни, и ничего уже не скроешь.
Вместе с ним она принялась рассматривать собственное жилище как чужое. От его взгляда ничто не ускользало, и Уортон посмотрел на нее с нескрываемой жалостью — с такой жалостью, которая заставила ее сердце дрогнуть, а подбородок судорожно дернуться вверх.
Он отвел взгляд, поставил свечу на столик возле кровати и бесшумно исчез.
Завернувшись в плед, она села на кровать И поставила туфли так, чтобы утром не задумываясь сунуть в них ноги. Затем быстро юркнула под одеяло, свернулась калачиком и, уставясь на свечку, смотрела на ее пламя до тех пор, пока в глазах не пошли круги.
И тогда келья ее преобразилась. Все обрело иной облик, запах, цвет…
На стенах — драгоценные гобелены. На полу — пушистые, великолепные ковры, в мягкий ворс которых так приятно погрузить ноги. Смешно говорить о холоде. В камине постоянно горит огонь. Меха на постели.
Как посмел этот отвратительный Уортон смотреть на нее с такой жалостью? Где еще он найдет леди, утопающую в такой роскоши?
Она снова моргнула, и видение, так занимавшее ее, исчезло. Осталась полупустая комната с голыми каменными стенами. Осталась узкая кровать, покрытая грубыми шерстяными одеялами. На шатком столе — деревянная миска для воды. И два аккуратно свернутых и сложенных в углу тюфячка. Уортону было за что пожалеть ее.
Эдлин задула свечку.
* * *
— Не дайте ему умереть. Вы не можете позволить ему умереть, — монотонно заклинал ее Уортон. Каждое его слово было безысходность и паника. — Лорд Хью — мой хозяин, — добавил он, как будто это могло что-нибудь изменить.
— Я знаю, — сказала Эдлин, чтобы хоть как-то отозваться на его стенания. Она протирала горячее, изнуренное тело раненого влажной тряпкой, смоченной в уксусе. Ее цепкий взгляд искал хоть какой-нибудь намек на улучшение, но все оставалось по-прежнему. Вот уже четыре ночи, как Хью лежал в таком положении. Голова его покоилась на груде свернутых тряпок. Она колдовала над ним, применяя все свои знания, чтобы сбить жар и не допустить заражения крови. Ничего не помогало. Ничего.
Уортон тоже испробовал все средства, которые знал. Он кричал, угрожал, запугивал и молился. Теперь он умолял, утирая слезы, которые градом катились по его щекам.
— Миледи, верните ему здоровье. Мне его больше никто не заменит.
Эдлин, вздохнув, отвернулась от изможденного тела Хью и внимательно посмотрела на Уортона. Даже в золотых отблесках огня, лившихся из приоткрытой дверцы печки, он казался мертвенно бледным.
— Уходи. Ты сейчас ничем ему не поможешь, — с состраданием сказала она. — Выйди, подыши ночным воздухом.
По тому, как он бросил прощальный взгляд на Хью и тяжело вывалился за дверь, она поняла, что напряжение Уортона достигло предела.
Она прислушалась к его частым удаляющимся шагам. Он бежал в поисках уединения, подальше от этого страшного дома, где царили смрад и разложение. Наконец она осталась одна. Одна с человеком, которому не дожить до утра.
Впрочем, к чему ей так переживать из-за него? Ведь он неиссякаемый источник ее бед. Каждую ночь Уортон потихоньку проникал в спальню и будил ее, чтобы привести сюда. Она была вынуждена лгать людям, которые приютили ее. Ей приходилось высокомерно обходиться с монахинями, не позволяя им входить в дом, где готовились лечебные снадобья. Она торопливо просовывала им травы за приоткрытую дверь, и наверняка это уже вызвало пересуды. Все свое время она проводила за приготовлением припарок и лечебных отваров, почти полностью опустошая свои кладовые в борьбе за жизнь Хью. От напряженной работы, от постоянной, не свойственной ей обычно лжи силы ее иссякли — она чувствовала себя полностью опустошенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Дом для гостей был построен добротно и удобно: длинный коридор с кельями по обеим его сторонам, главный вход — как раз посередине — делил коридор на две части. Женские спальни располагались в правой половине, мужские — в левой. В соответствии с тем положением, которое занимала Эдлин, ее келья располагалась в самом конце коридора. Монастырской приживалке не полагалось излишнего комфорта. Пространство у входа всегда было освещено по вечерам, но слабый свет не достигал ее двери. Поэтому, когда она возвращалась в сумерках в полном одиночестве, ей казалось, что привидения из ее прошлого преследуют ее по пятам. Это всегда заставляло ее бежать сломя голову, только бы скорее оказаться в спасительной келье. Однако сейчас она не могла себе этого позволить. Только не в этот момент, когда за ней упрямо тащился Уортон.
Но надо признать, что в его присутствии коридор был совершенно необитаем. Похоже, привидения достаточно разумны, чтобы при Уортоне не появляться. Очевидно, он и на них произвел впечатление.
Добравшись наконец до своей двери, она повернулась к слишком настойчивому провожатому.
— К утру у лорда Хью наступит улучшение. — Зная, каким эхом отдается каждое слово в каменных стенах, она старалась говорить как можно тише. — Тебе не следует больше приходить за мной.
Ее слова как будто вовсе не были услышаны Уортоном. Вместо какого-либо ответа он толкнул дверь и вполне по-хозяйски вошел в келью.
— Я зажгу свечу.
— Свечу? — Она поспешила в комнату за ним. — У меня нет свечей.
— У меня есть. — Он распоряжался, не спрашивая ее. Видно, его господин подбирал слугу характером себе под стать.
В комнате темнота не казалась такой кромешной, а была слегка разбавлена слабым светом луны, падавшим из окна. Окошко находилось почти под потолком и было совсем небольшим, как все окна в монастырских зданиях. Эдлин любила держать его открытым в любую погоду Она радовалась лунному свету, свету звезд, нежным краскам восхода солнца. Не то чтобы она боялась темноты, но, когда начинало смеркаться, ощущала поневоле какое-то беспокойство. Накануне, когда Уортон тайно пришел за ней и слабо тронул за плечо, чтобы разбудить, она даже слегка вскрикнула — он показался ей частью ночного кошмара. Еще одна причина, отчего Эдлин не любила темноты — по ночам тени прошлого обретали пугающую реальность. Ей тем не менее показалось, что она смогла скрыть свою тревогу. Как этому странному слуге удалось разгадать ее притворство, почему теперь он неуклюже старается рассеять ее страх, она не понимала. Она вообще не могла понять, каков он: столь неожиданым Уортон был в своих проявлениях.
Он наконец высек искру, и, когда фитиль загорелся, мысли ее перескочили совсем на другое.
— Где ты достал свечу?
Грубо рассмеявшись и, разумеется, оставив вопрос без ответа, он закрепил свечку в оловянной подставке, которую тоже вытащил из кармана. Затем внимательно оглядел келью — по убогой обстановке покоев он сможет понять голую правду ее жизни, и ничего уже не скроешь.
Вместе с ним она принялась рассматривать собственное жилище как чужое. От его взгляда ничто не ускользало, и Уортон посмотрел на нее с нескрываемой жалостью — с такой жалостью, которая заставила ее сердце дрогнуть, а подбородок судорожно дернуться вверх.
Он отвел взгляд, поставил свечу на столик возле кровати и бесшумно исчез.
Завернувшись в плед, она села на кровать И поставила туфли так, чтобы утром не задумываясь сунуть в них ноги. Затем быстро юркнула под одеяло, свернулась калачиком и, уставясь на свечку, смотрела на ее пламя до тех пор, пока в глазах не пошли круги.
И тогда келья ее преобразилась. Все обрело иной облик, запах, цвет…
На стенах — драгоценные гобелены. На полу — пушистые, великолепные ковры, в мягкий ворс которых так приятно погрузить ноги. Смешно говорить о холоде. В камине постоянно горит огонь. Меха на постели.
Как посмел этот отвратительный Уортон смотреть на нее с такой жалостью? Где еще он найдет леди, утопающую в такой роскоши?
Она снова моргнула, и видение, так занимавшее ее, исчезло. Осталась полупустая комната с голыми каменными стенами. Осталась узкая кровать, покрытая грубыми шерстяными одеялами. На шатком столе — деревянная миска для воды. И два аккуратно свернутых и сложенных в углу тюфячка. Уортону было за что пожалеть ее.
Эдлин задула свечку.
* * *
— Не дайте ему умереть. Вы не можете позволить ему умереть, — монотонно заклинал ее Уортон. Каждое его слово было безысходность и паника. — Лорд Хью — мой хозяин, — добавил он, как будто это могло что-нибудь изменить.
— Я знаю, — сказала Эдлин, чтобы хоть как-то отозваться на его стенания. Она протирала горячее, изнуренное тело раненого влажной тряпкой, смоченной в уксусе. Ее цепкий взгляд искал хоть какой-нибудь намек на улучшение, но все оставалось по-прежнему. Вот уже четыре ночи, как Хью лежал в таком положении. Голова его покоилась на груде свернутых тряпок. Она колдовала над ним, применяя все свои знания, чтобы сбить жар и не допустить заражения крови. Ничего не помогало. Ничего.
Уортон тоже испробовал все средства, которые знал. Он кричал, угрожал, запугивал и молился. Теперь он умолял, утирая слезы, которые градом катились по его щекам.
— Миледи, верните ему здоровье. Мне его больше никто не заменит.
Эдлин, вздохнув, отвернулась от изможденного тела Хью и внимательно посмотрела на Уортона. Даже в золотых отблесках огня, лившихся из приоткрытой дверцы печки, он казался мертвенно бледным.
— Уходи. Ты сейчас ничем ему не поможешь, — с состраданием сказала она. — Выйди, подыши ночным воздухом.
По тому, как он бросил прощальный взгляд на Хью и тяжело вывалился за дверь, она поняла, что напряжение Уортона достигло предела.
Она прислушалась к его частым удаляющимся шагам. Он бежал в поисках уединения, подальше от этого страшного дома, где царили смрад и разложение. Наконец она осталась одна. Одна с человеком, которому не дожить до утра.
Впрочем, к чему ей так переживать из-за него? Ведь он неиссякаемый источник ее бед. Каждую ночь Уортон потихоньку проникал в спальню и будил ее, чтобы привести сюда. Она была вынуждена лгать людям, которые приютили ее. Ей приходилось высокомерно обходиться с монахинями, не позволяя им входить в дом, где готовились лечебные снадобья. Она торопливо просовывала им травы за приоткрытую дверь, и наверняка это уже вызвало пересуды. Все свое время она проводила за приготовлением припарок и лечебных отваров, почти полностью опустошая свои кладовые в борьбе за жизнь Хью. От напряженной работы, от постоянной, не свойственной ей обычно лжи силы ее иссякли — она чувствовала себя полностью опустошенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99