У него, у этого приятеля, есть веские причины тебя не любить.
– Господи, – повторил Ремизов.
– Что, наложил в штаны, умник? Правильно, самое время. Ты уже без пяти минут покойник. Не понимаю, почему я сам тебя не замочил? Впрочем, теперь я этого делать уже не стану: мне любопытно посмотреть, что с тобой сделает Инкассатор.
– Кто?
– Конь в пальто. Я ведь как раз об этом хотел тебя предупредить, когда звонил по телефону, что есть парочка, состоящая из журналиста и бывшего десантника, и что парочка эта идет по нашему следу. Десантник гоняется за мной, а журналист тем временем, как видишь, вычислил тебя. Разделение труда, понял? Журналист думает, и думает неплохо, а десантник – это сильные руки при умной голове…
– О господи! – в третий раз произнес Ремизов. Он был совершенно деморализован. – Что же теперь делать?
– Снять штаны и бегать, – презрительно ответил Аверкин. Он вынул из кобуры пистолет, достал из кармана куртки глушитель и стал неторопливо навинчивать его на ствол. Ремизов наблюдал за этой нехитрой процедурой расширенными от ужаса глазами. – В каждой игре свои правила, Витек, – продолжал Аверкин, привычным жестом оттягивая затвор, – и, когда вступаешь в игру, эти правила надо бы знать, чтобы потом не пришлось удивляться и плакаться соседу по нарам: мол, я же не знал!.. А ты, толстый боров, не послушал меня, влез в чужую весовую категорию, а теперь меня же и спрашиваешь, что делать. Что ж, если хочешь, я отвечу, но учти, это будет последний бесплатный совет, который я тебе дам. Так вот. Ты можешь выбирать из двух вариантов: либо сразу застрелиться, не дожидаясь, пока тебе помогут, либо обратиться за помощью к квалифицированному специалисту – то есть ко мне. Но тогда тебе, дружок, придется платить не торгуясь и делать все, как я скажу. А если ты думаешь, что сумеешь выкрутиться, просто вернув икону и сдав меня ментам, я должен сразу тебя предупредить: даже и не мечтай. Пристрелю как собаку. Ну, так как? Если у тебя кишка тонка пустить себе пулю в висок, я с удовольствием помогу. Решай, только поскорее.
С этими словами он поднял пистолет и направил удлиненное глушителем дуло Ремизову в лоб. Лицо его было, как всегда, спокойно и бесстрастно, и одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы понять: бывший майор спецназа не думает шутить.
Ремизов достаточно хорошо знал своего старинного приятеля, чтобы разобраться во всех этих тонкостях. Он испуганно шарахнулся в сторону, прикрывая голову скрещенными руками, и придушенно пискнул, как крыса, угодившая в зубы терьеру.
– Я так понимаю, что умирать ты не хочешь, – с хорошо разыгранным удивлением констатировал Аверкин и, согнув руку в локте, направил пистолет в потолок. – Странно… А чего ж ты тогда хочешь-то, родной?
Ремизов молча моргал на него панически выпученным глазом, видневшимся сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы.
– Чем это здесь так воняет? – брезгливо морща нос, осведомился Саныч. – Ты обгадился, что ли? Ну-ну, не надо так драматизировать. Все далеко не так страшно, как тебе, может быть, представляется. Ситуацию еще можно выправить. Хочешь, чтобы я этим занялся?
Ремизов часто-часто закивал, продолжая прижимать к лицу ладони с растопыренными пальцами.
" – Это будет стоить денег, – сказал Аверкин. – Живых, осязаемых, зеленых американских рублей, и притом в изрядном количестве.
– Сколько? – невнятно послышалось из-за прижатых к лицу жирных волосатых ладоней.
– Триста, – сказал Аверкин и, не глядя, наступил на хребет журналисту, который опять пытался подняться на карачки, – наступил и прижал, снова распластав этого умника по давно нуждавшемуся в циклевке паркету.
– Сколько?! – Ремизов отнял ладони от лица и посмотрел на Саныча уже без страха, но с удивлением – с презрительным, черт бы его побрал, удивлением. – Ты сказал триста?..
– Триста тысяч, – спокойно уточнил Аверкин.
Ремизов фыркнул и театральным жестом воздел к потолку короткие жирные руки.
– Бред! – визгливо выкрикнул он. – Ты в своем уме? Где это видано – просить такие деньги за какого-то журналюгу?! И потом, где я возьму такую сумму?
– В оффшорном банке, – подсказал Саныч. – Сказать тебе номер счета?
– Сука, – процедил Ремизов. – Ах ты сука!
– Был бы сука, давно бы вымел с твоего счета все до последнего цента, – невозмутимо ответил Аверкин. – Все шестьсот тысяч, как одну копейку. А я, как видишь, предлагаю честный раздел имущества. Кстати, ты зря пузыришься. Конечно, журналист таких денег не стоит.
Ну а ты? Ты сам? Я ведь могу просто повернуться и уйти, а ты поступай как знаешь. Только помни, на том свете деньги тебе ни к чему. Ну, ей-богу, нельзя же быть таким жадным! Сколько ты намерен состричь со своего лондонского партнера за икону – миллион, два? Или, может быть, больше? Наверняка больше. А я прошу несчастные триста тысяч. Это же обыкновенная инвестиция! Не вложишь этих денег в дело – ничего не получишь, вложишь – поимеешь свои миллионы… Ты же деловой человек! Да лежи ты спокойно, мать твою! – прикрикнул он на копошившегося внизу журналиста.
– Все равно подохнешь, урод, – пробормотал снизу Светлов. – Фантомас хренов…
– Все там будем, – философски ответил Аверкин, нагнулся и аккуратно ударил его по затылку рукояткой пистолета. – Хороший парень, – объяснил он Ремизову, который таращил на него белые от ужаса глаза. – Незачем ему мучиться, бояться незачем. Сейчас он вроде как уснул, а проснется уже на том свете… Милое дело! Ну, что ты решил?
Ремизов немного похлопал глазами на лежавшего без сознания журналиста, с усилием проглотил слюну и сказал:
– Черт с тобой, я согласен. Что ты предлагаешь?
Аверкин одобрительно кивнул, подошел к двери и запер ее на ключ.
– Ничего особенного, – сказал он, вынимая из кармана сигареты и закуривая. – Твое дело телячье. Дай отбой своему аукционисту, припрячь икону, а сам вали куда подальше, пока какой-нибудь дошлый эфэсбэшник не вычислил тебя так же, как этот пацан. Потом, когда пыль уляжется, вернешься и вывезешь свою доску – тихо, спокойно, без шума и пыли. Нужно просто потерпеть, не пороть горячку и, главное, сегодня же перевести на мой счет триста штук. Это все, что от тебя требуется.
Остальное я сделаю сам.
– Угу, – промычал Ремизов. Он немного успокоился, и в его голосе опять появились привычные иронические нотки, столь ненавидимые Аверкиным. – Я переведу бабло, а ты просто слиняешь. Куда как хорошо!
– Жирный дурак, – сказал ему Саныч. – Ну, давай, предложи другой вариант! Чего молчишь? Нет вариантов? Вот и не выступай. А чтобы ты не боялся, я приступлю к работе прямо сейчас, при тебе.
С этим словами он направил пистолет в голову Светлову, который по-прежнему лежал на полу, не подавая признаков жизни.
– Стой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Господи, – повторил Ремизов.
– Что, наложил в штаны, умник? Правильно, самое время. Ты уже без пяти минут покойник. Не понимаю, почему я сам тебя не замочил? Впрочем, теперь я этого делать уже не стану: мне любопытно посмотреть, что с тобой сделает Инкассатор.
– Кто?
– Конь в пальто. Я ведь как раз об этом хотел тебя предупредить, когда звонил по телефону, что есть парочка, состоящая из журналиста и бывшего десантника, и что парочка эта идет по нашему следу. Десантник гоняется за мной, а журналист тем временем, как видишь, вычислил тебя. Разделение труда, понял? Журналист думает, и думает неплохо, а десантник – это сильные руки при умной голове…
– О господи! – в третий раз произнес Ремизов. Он был совершенно деморализован. – Что же теперь делать?
– Снять штаны и бегать, – презрительно ответил Аверкин. Он вынул из кобуры пистолет, достал из кармана куртки глушитель и стал неторопливо навинчивать его на ствол. Ремизов наблюдал за этой нехитрой процедурой расширенными от ужаса глазами. – В каждой игре свои правила, Витек, – продолжал Аверкин, привычным жестом оттягивая затвор, – и, когда вступаешь в игру, эти правила надо бы знать, чтобы потом не пришлось удивляться и плакаться соседу по нарам: мол, я же не знал!.. А ты, толстый боров, не послушал меня, влез в чужую весовую категорию, а теперь меня же и спрашиваешь, что делать. Что ж, если хочешь, я отвечу, но учти, это будет последний бесплатный совет, который я тебе дам. Так вот. Ты можешь выбирать из двух вариантов: либо сразу застрелиться, не дожидаясь, пока тебе помогут, либо обратиться за помощью к квалифицированному специалисту – то есть ко мне. Но тогда тебе, дружок, придется платить не торгуясь и делать все, как я скажу. А если ты думаешь, что сумеешь выкрутиться, просто вернув икону и сдав меня ментам, я должен сразу тебя предупредить: даже и не мечтай. Пристрелю как собаку. Ну, так как? Если у тебя кишка тонка пустить себе пулю в висок, я с удовольствием помогу. Решай, только поскорее.
С этими словами он поднял пистолет и направил удлиненное глушителем дуло Ремизову в лоб. Лицо его было, как всегда, спокойно и бесстрастно, и одного взгляда на это лицо было достаточно, чтобы понять: бывший майор спецназа не думает шутить.
Ремизов достаточно хорошо знал своего старинного приятеля, чтобы разобраться во всех этих тонкостях. Он испуганно шарахнулся в сторону, прикрывая голову скрещенными руками, и придушенно пискнул, как крыса, угодившая в зубы терьеру.
– Я так понимаю, что умирать ты не хочешь, – с хорошо разыгранным удивлением констатировал Аверкин и, согнув руку в локте, направил пистолет в потолок. – Странно… А чего ж ты тогда хочешь-то, родной?
Ремизов молча моргал на него панически выпученным глазом, видневшимся сквозь прижатые к лицу растопыренные пальцы.
– Чем это здесь так воняет? – брезгливо морща нос, осведомился Саныч. – Ты обгадился, что ли? Ну-ну, не надо так драматизировать. Все далеко не так страшно, как тебе, может быть, представляется. Ситуацию еще можно выправить. Хочешь, чтобы я этим занялся?
Ремизов часто-часто закивал, продолжая прижимать к лицу ладони с растопыренными пальцами.
" – Это будет стоить денег, – сказал Аверкин. – Живых, осязаемых, зеленых американских рублей, и притом в изрядном количестве.
– Сколько? – невнятно послышалось из-за прижатых к лицу жирных волосатых ладоней.
– Триста, – сказал Аверкин и, не глядя, наступил на хребет журналисту, который опять пытался подняться на карачки, – наступил и прижал, снова распластав этого умника по давно нуждавшемуся в циклевке паркету.
– Сколько?! – Ремизов отнял ладони от лица и посмотрел на Саныча уже без страха, но с удивлением – с презрительным, черт бы его побрал, удивлением. – Ты сказал триста?..
– Триста тысяч, – спокойно уточнил Аверкин.
Ремизов фыркнул и театральным жестом воздел к потолку короткие жирные руки.
– Бред! – визгливо выкрикнул он. – Ты в своем уме? Где это видано – просить такие деньги за какого-то журналюгу?! И потом, где я возьму такую сумму?
– В оффшорном банке, – подсказал Саныч. – Сказать тебе номер счета?
– Сука, – процедил Ремизов. – Ах ты сука!
– Был бы сука, давно бы вымел с твоего счета все до последнего цента, – невозмутимо ответил Аверкин. – Все шестьсот тысяч, как одну копейку. А я, как видишь, предлагаю честный раздел имущества. Кстати, ты зря пузыришься. Конечно, журналист таких денег не стоит.
Ну а ты? Ты сам? Я ведь могу просто повернуться и уйти, а ты поступай как знаешь. Только помни, на том свете деньги тебе ни к чему. Ну, ей-богу, нельзя же быть таким жадным! Сколько ты намерен состричь со своего лондонского партнера за икону – миллион, два? Или, может быть, больше? Наверняка больше. А я прошу несчастные триста тысяч. Это же обыкновенная инвестиция! Не вложишь этих денег в дело – ничего не получишь, вложишь – поимеешь свои миллионы… Ты же деловой человек! Да лежи ты спокойно, мать твою! – прикрикнул он на копошившегося внизу журналиста.
– Все равно подохнешь, урод, – пробормотал снизу Светлов. – Фантомас хренов…
– Все там будем, – философски ответил Аверкин, нагнулся и аккуратно ударил его по затылку рукояткой пистолета. – Хороший парень, – объяснил он Ремизову, который таращил на него белые от ужаса глаза. – Незачем ему мучиться, бояться незачем. Сейчас он вроде как уснул, а проснется уже на том свете… Милое дело! Ну, что ты решил?
Ремизов немного похлопал глазами на лежавшего без сознания журналиста, с усилием проглотил слюну и сказал:
– Черт с тобой, я согласен. Что ты предлагаешь?
Аверкин одобрительно кивнул, подошел к двери и запер ее на ключ.
– Ничего особенного, – сказал он, вынимая из кармана сигареты и закуривая. – Твое дело телячье. Дай отбой своему аукционисту, припрячь икону, а сам вали куда подальше, пока какой-нибудь дошлый эфэсбэшник не вычислил тебя так же, как этот пацан. Потом, когда пыль уляжется, вернешься и вывезешь свою доску – тихо, спокойно, без шума и пыли. Нужно просто потерпеть, не пороть горячку и, главное, сегодня же перевести на мой счет триста штук. Это все, что от тебя требуется.
Остальное я сделаю сам.
– Угу, – промычал Ремизов. Он немного успокоился, и в его голосе опять появились привычные иронические нотки, столь ненавидимые Аверкиным. – Я переведу бабло, а ты просто слиняешь. Куда как хорошо!
– Жирный дурак, – сказал ему Саныч. – Ну, давай, предложи другой вариант! Чего молчишь? Нет вариантов? Вот и не выступай. А чтобы ты не боялся, я приступлю к работе прямо сейчас, при тебе.
С этим словами он направил пистолет в голову Светлову, который по-прежнему лежал на полу, не подавая признаков жизни.
– Стой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97