– Погоди, капитан, – запротестовал Юрий. – Не горячись. В чан с дерьмом нырнуть всегда успеешь. Я тебе судом грозить не буду, хотя и мог бы. Поверь, в моих силах тебя без погон оставить, но речь сейчас не об этом.
Речь о том, что я тебе помочь хочу, а ты меня гонишь.
Не знаю, что тут у вас происходит, но собака-то уж точно не виновата. Зачем же в нее стрелять? В квартиру тебе надо, а пес не пускает? Ну так ведь он для того там и сидит, чтобы посторонних в дом не пускать. Давай, я его уведу, и стрелять ни в кого не придется – ни в собаку, ни в меня. А меня тебе придется вместе с псом завалить, это я тебе клятвенно обещаю.
– Пройдемте, задержанный, – сказал стоявший позади Юрия сержант.
– Отвяжись, – отмахнулся Филатов. – Ну, так как, капитан?
– Отставить, сержант, – сказал капитан. – Кулаков, отставить. Вы, собственно, кто? – обратился он к Юрию.
– Мой паспорт у вас в кармане, что, кстати, абсолютно незаконно. Я пришел в гости к знакомому, к Валерию Бондареву, хозяину вот этой самой квартиры номер тридцать и вот этого самого пса по кличке Шайтан, который вас в эту квартиру не пускает. Пес меня знает, и хозяин меня тоже знает…
– Ну, хозяин-то роли не играет, – пробормотал за спиной Юрия сержант, и Филатов едва успел сдержаться, чтобы не выбить ему зубы.
Шайтан продолжал гулко лаять за дверью, и, чтобы слышать друг друга, Юрию и капитану приходилось кричать. Из-за этого волей-неволей получалось, что они не беседуют, а орут друг на друга, и Юрий очень опасался, что эта глупая случайность окажет самое негативное влияние на исход переговоров. Однако оперативник, даром что капитан, оказался не так уж глуп. Что-то прикинув в уме и переглянувшись с коллегами, он отступил от двери и сделал в сторону Юрия приглашающий жест:
– Прошу! Только без фокусов.
– Я не Дэвид Копперфилд, – огрызнулся Юрий, – а у вас тут шесть стволов. Самая та обстановка для фокусов… Чего ты боишься, капитан, – инструкцию нарушить?
– Прошу, – повторил капитан, явно задетый за живое упоминанием об инструкции, и отошел подальше от двери.
Юрий встал на его место, вздохнул и для начала позвал пса по имени. Шайтан ответил новым взрывом яростного лая, но Юрий не отступал, звал его ласковым голосом, и постепенно пес начал успокаиваться. Через пару минут вместо бешеного лая из-за двери послышалось вопросительное поскуливание и энергичное царапанье – пес просился на волю. Тогда Юрий толкнул дверь и вошел.
В квартире почему-то было прохладно, чтобы не сказать холодно, и, заглянув в комнату, Юрий увидел открытое настежь окно и работающий телевизор. Теперь он начал кое-что понимать: если Бондарев погиб, то произошло это не здесь, а на улице. Он либо выпал из окна и разбился (десантник!., с третьего этажа!..), насмерть! – либо выпрыгнул, спасаясь от какой-то угрозы, и угодил прямиком в лапы преследователей.
– Черт знает что, правда, Шайтан? – сказал он собаке, присаживаясь на корточки и озираясь в поисках поводка. Поводка нигде не было видно, и Юрий решительно потащил с шеи галстук. – Но ты не волнуйся, пес, я во всем разберусь. Вместе разберемся, правда?
А пока то да се, поживешь у меня. Мы с твоим папашей знаешь как дружили? 0-го-го, как дружили! Буквально не разлей вода… Да и хозяин твой… М-да… Ну, насчет хозяина мы сейчас все узнаем.
Продолжая нести чепуху ласковым, успокаивающим голосом, он осторожно протянул руку к собачьему ошейнику. Пес негромко зарычал, показав очень белые и чертовски крупные, прямо как у льва, клыки, но Юрий не убрал руку, потянулся еще дальше и медленно, осторожно ухватился за ошейник.
– Тихо, Шайтан, – приговаривал он, – тихо, мальчик. Пойдем, дорогой, пойдем, хорошая собака. Я свой, ты ведь меня помнишь, правда? Конечно, помнишь! Если бы не помнил, давно бы на ленточки порвал своими зубищами… Зубищи у тебя, брат, прямо как у крокодила, ей-богу. Пойдем гулять, Шайтан. Гулять! Ты ведь воспитанный пес и привык делать свои дела на улице, да?
Слово «гулять» подействовало – пес хоть и очень неохотно, но все-таки встал и дал привязать к ошейнику галстук. Юрий намотал свободный конец шелковой тряпицы на кулак, гадая, выдержит ли этот импровизированный поводок, если Шайтан все-таки решит посмотреть, что внутри у сотрудников славной московской милиции. В принципе, шелк – материал прочный, да и толщина у скрученного жгутом галстука приличная, так что, по идее, должен выдержать…
Он стукнул в полузакрытую дверь и крикнул:
– Мы выходим! Кто не спрятался, я не виноват!
"Господи, что я несу, – подумал он, открывая дверь и выводя собаку на площадку. – Что я несу! Кто не спрятался, я не виноват… Бондарь не спрятался. Я не виноват?
Посмотрим, посмотрим…"
Увидев сгрудившихся на ступеньках между третьим и четвертым этажами посторонних, пес присел на пружинистых лапах и глухо зарычал. Шерсть у него на загривке поднялась дыбом, треугольные уши плотно прижались к черепу.
– А намордник? – возмутился кто-то из оперативников.
– Если найдешь, принеси, – ответил Юрий. – А заодно поводок. Это не моя специальность – по чужим квартирам шарить. Капитан, я буду в своей машине. Серая «Вольво» – там, на углу. В общем, найдешь. Принесешь мой паспорт, а заодно и потолкуем.
– Разбежался, – сказал капитан. – В смысле, слушаюсь. Будет сделано. Ты кто такой, чтобы я с тобой разговаривал?
– Гражданин России. А не хочешь разговаривать, гони обратно мой паспорт. Подойди и отдай, как взял – из рук в руки. Пойдем, Шайтан. Фу, не трогай! Кусать милицию – очень нездоровое занятие. Мало ли какую заразу подхватишь…
Протащив рычащего, упирающегося пса сквозь пугливо расступившееся кольцо зевак, Юрий прошелся с ним по частично оттаявшему газону, дал ему сделать свои дела и не без труда загнал на заднее сиденье машины. Здесь Шайтан, похоже, смирился с судьбой, перестал вырываться и покорно улегся на сиденье, положив тяжелую голову на лапы и испустив напоследок протяжный, совсем человеческий вздох.
Юрий сел за руль, опустил оконное стекло и закурил.
– Вот такие дела, брат, – сказал он, не поворачивая головы. – Выходит, осиротели мы с тобой, Шайтан. Привыкай, друг, такая наша солдатская доля – все время терять хороших ребят. Эх ты, собака… Ну, что молчишь?
Ведь ты же все видел, все знаешь…
Пес снова вздохнул, тихонько заскулил и отвернулся от Юрия, упершись мокрым носом в обивку сиденья.
Юрий тоже вздохнул, откинулся на спинку, выставил в окно локоть и стал ждать капитана: ему нужно было наконец выяснить, что произошло с Валерием Бондаревым.
Глава 7
Понедельник – день тяжелый, это известно всем и каждому, но далеко не каждый из тех, кто кряхтит и ворчит, проклиная этот день недели, доподлинно знает, каким тяжелым он может быть на самом деле. Александру Александровичу Аверкину это было известно как никому, и этот мартовский понедельник выдался у него действительно тяжелым – тяжелым по-настоящему, до хруста в костях, до головокружения, а не просто потому, что ему пришлось, как иным-прочим, после бурно проведенных выходных тащиться на постылую работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97