Номер на дисплее был ему знаком – звонил шеф, Сан Саныч, в прошлом тоже боевой офицер, как и Филатов, прошедший две чеченские кампании, дважды продырявленный снайперами и сумевший, в отличие от Инкассатора, твердо стать на ноги в неузнаваемо изменившемся мире – так твердо, что Бондарева, главным воспитателем которого был и по сей день оставался старший лейтенант Филатов, порой брала оторопь.
– Бондарь, ты где? – по-простецки спросил шеф.
Сокращение фамилий до прозвищ служило у него признаком расположения и доверия, испытываемого к самым надежным и проверенным из своих подчиненных.
С новичками Сан Саныч был строг, сух и официален, пока они не доказывали, что достойны его доверия, и Валерий Бондарев стал для него Бондарем совсем недавно, чем втайне гордился.
– Выезжаю, шеф, – ответил Валерий. – Уже в машине.
– Молодец, – сказал Сан Саныч. – Точность – вежливость королей. Хотя, на мой взгляд, ты что-то рановато сегодня. На работу, как на праздник?
– Хотел заехать в контору, – признался Валерий. – Надо с вами, Сан Саныч, один вопросик перетереть.
– Важный?
– Да как сказать… Для меня – да, важный.
– Ну хорошо, жду. Только ты вот что… Собаку дома оставь. Я, собственно, затем и звоню. Я вас с Драконом на другой объект перевожу, в антикварную лавку, а там собаке делать нечего.
– В антикварную? Так это ж Рыжего с Тимохой объект, Сан Саныч немного помолчал, будто ожидая продолжения, а потом заинтересованно спросил:
– Тебе полный отчет представить или хватит короткой объяснительной записки?
Тон у него был самый доброжелательный – пожалуй, даже чересчур доброжелательный. По этому обманчиво ласковому тону Валерий понял, что сморозил чушь.
– Виноват, – сказал он, – это я так, от неожиданности. Просто никак не соображу, куда мне собаку на целые сутки пристроить.
– А там дежурство не суточное, – успокоил его шеф. – С десяти до девятнадцати, в строгом соответствии с трудовым законодательством. Лавка закрывается, вы расходитесь по домам, все чин чином. День-то твой кобель без тебя переживет, не обгадится в знак протеста?
– С этим у нас строго, – сказал Бондарев с уверенностью, которой вовсе не испытывал.
– Ну, тогда хватит трепаться. Жду.
Шеф отключился. Валерий озадаченно почесал в затылке, выбрался из машины и распахнул заднюю дверцу.
– Домой, Шайтан, – сказал он.
Пес оглянулся на него, и Валерий готов был поклясться, что собачья морда выражала искреннее удивление и даже тревогу. Шайтан словно говорил: ты что, приятель, рехнулся? Ну хорошо, я был не прав, что повернулся к тебе спиной, но это же не причина, чтобы так жестоко мстить!
– Домой, мальчик, – мягко повторил Валерий. – Не сердись, придется тебе денек посидеть взаперти. Ты уже взрослый пес, привыкай. Ну, пошел, пошел!
Заперев собаку, он вернулся в машину и через полчаса уже въезжал в гостеприимно распахнутые ворота, за которыми располагалась довольно обширная территория родного ЧОПа. Территория эта представляла собой в основном стоянку для автомобилей и малый тренировочный полигон, где охранники оттачивали приемы рукопашного боя, упражнялись с холодным оружием и потели на полосе препятствий, поддерживая себя в приличной физической форме. Сан Саныч подходил к делу серьезно, и нареканий на работу сотрудников ЧОПа «Кираса» до сих пор не поступало – по крайней мере, Валерию о подобных случаях слышать как-то не доводилось.
Здороваясь со знакомыми, Бондарев прошел в кабинет шефа.
Сан Саныч ждал его, сидя за своим просторным, девственно чистым столом и рассеянно играя клавишами компьютерной мыши. Большой жидкокристаллический монитор, установленный так, чтобы посетитель не мог видеть экран, отбрасывал на его лицо и гладко выбритый череп переменчивые цветные блики. Лицо у Сан Саныча было твердое, будто из камня вытесанное, напрочь лишенное не только растительности, но и возраста, на макушке виднелся извилистый шрам, оставленный, как было доподлинно известно всем сотрудникам «Кирасы», осколком разорвавшейся поблизости гранаты.
Одевался Сан Саныч всегда одинаково – в линялые голубые джинсы, высокие армейские ботинки на толстой рубчатой подошве и растянутый свитер без воротника, хотя от подчиненных своих требовал, чтобы они постоянно были при параде – темный костюмчик, белая рубашечка, галстучек, модельные туфли, носовой платок и идеально вычищенный ствол. На столе, близ левой руки руководителя «Кирасы», стояла ностальгического вида пепельница, представлявшая собой обрезанную снарядную гильзу; в пепельнице дымился длинный окурок, потихоньку превращаясь в кривой столбик серовато-белого пепла.
– Садись, – вместо приветствия сказал шеф, не отрывая взгляда от монитора. – Рассказывай, что там у тебя за пожар.
Произнося слова, он почти не шевелил губами, а остальные лицевые мускулы и вовсе оставались неподвижными, как будто не принимали ни малейшего участия в сложном процессе формирования звуков. Эта его манера казалась Бондареву очень странной – до тех пор, пока кто-то по дружбе не объяснил ему, что на лице у Саныча, которого подчиненные за глаза звали попросту Фантомасом, давно не осталось живого места – – сплошь чужая, пересаженная кожа. Это Бондарев понять мог, поскольку ему самому доводилось гореть и он не понаслышке знал, что такое ожоги третьей степени.
– Да пожара особого нет, – признался Валерий, присаживаясь в кресло для посетителей. – Просто на днях встретил сослуживца. Он сейчас вроде как без работы, а у нас, я знаю, есть парочка вакантных мест.
– Это факт, – продолжая мягко пощелкивать клавишами, согласился шеф. – Но ты ведь знаешь, что наши вакансии не для любого-всякого. Сослуживец, говоришь?
Это что же, голубой берет? «С небес слетает он, как ангел, зато дерется он, как черт…»
Последняя фраза прозвучала с легким оттенком презрения, поскольку Сан Саныч служил в спецназе, берет имел краповый и на десантников посматривал, мягко говоря, сверху вниз. Валерий ни разу не видел своего шефа в деле, но очевидцы рассказывали о нем удивительные вещи, да и гладкие бугры мышц, тут и там выпиравшие из-под растянутого свитера, внушали невольное уважение.
– Два раза прошел Чечню, совсем как вы, – сказал Бондарев. – Любому из наших десять очков вперед даст – ну, кроме вас, конечно.
– Э, – сказал Сан Саныч, – так он же старик! Лет сорок, наверное, да?
– Около того, – вздохнул Бондарев.
– Тогда о чем мы говорим? Тебе известны наши требования. Понимаю твое желание помочь однополчанину, однако работа есть работа. В нашей конторе только два старика – я да наш бухгалтер. Надеюсь, ты ему ничего твердо не обещал?
– Обещал поговорить с вами, – вздохнул Бондарев.
– Ну, это обещание ты выполнил. Зря старался, конечно, но зато совесть твоя теперь чиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97