Аверкин распахнул настежь дверь машины, сел на сиденье боком, поставив обе ноги на подножку, и закурил. Тяжелый «стечкин» с глушителем лежал у него на коленях, козырек кожаного кепи был низко надвинут, скрывая выражение глаз. Саныч смотрел на обитую потускневшей оцинкованной жестью заднюю дверь, рядом с которой находилось забранное толстой металлической решеткой окно. Если Инкассатор и впрямь был шустрым парнем, каким казался, он должен вовремя заметить охотников за собственным скальпом, и тогда для него оставался только один выход – через эту самую дверь.
Аверкин ждал. Он ждал, что дверь вот-вот распахнется, и Инкассатор со своим приятелем-журналистом опрометью выбегут во двор, прямо к нему. На худой конец он ждал выстрелов, грохота опрокидываемой мебели, звона бьющегося стекла и многоголосых воплей испуга и возмущения. Ничего этого, однако, не было и в помине.
Аверкин продолжал терпеливо ждать, понимая, что враг хитер и что обнаружить его будет непросто; он ждал, как кошка у мышиной норы, и дождался: обитая железом дверь распахнулась со скрежетом и треском, и на пороге возникла фигура высокого, плечистого человека в строгом темном костюме, белой рубашке и галстуке, которые виднелись из-под расстегнутого полупальто.
Саныч плавным движением поднял пистолет на уровень глаз и положил указательный палец на спусковой крючок. Тут он увидел, что целится в Серого; Серый тоже увидел его и вздрогнул, бледнея прямо на глазах.
Аверкин все понял и с огромным трудом преодолел острое желание спустить курок. Это не было вспышкой гнева, отнюдь; теперь, когда Инкассатор опять улизнул, покопавшись предварительно в базе данных «Кирасы», такой выход – перемочить всех к чертовой бабушке – казался Санычу самым разумным. И то, что он все-таки опустил ствол, узнав в стоявшем человеке Серого, вовсе не было свидетельством отказа от только что родившегося замысла. Просто место было неудобное, да и время тоже, чтобы устраивать масштабную бойню. Это была бы дьявольски неопрятная работа, а Саныч не любил нерях.
– Ну, и что это за виденье? – угрюмо спросил он, большим пальцем спуская курок и ставя пистолет на предохранитель. – Он что, помер от страха, увидев вас?
Оба, что ли, померли?
Серый гулко проглотил слюну, косясь на «стечкин», как на готовую ужалить змею, и сказал:
– Нет их там, Саныч. Все углы обшарили – нет никого похожего. А программист говорит, что хакер вышел из нашей системы буквально две минуты назад – то есть в то самое время, когда мы уже стояли у парадной двери, а ты – у задней.
Аверкин бросил под ноги окурок, спрятал под куртку пистолет и нехотя спустился на землю с подножки «Хаммера». Спешить уже было некуда.
– Бараны, – сказал он. – Какие же вы все-таки бараны! Да и я, пожалуй, немногим лучше…
Он прошел под аркой, пнув по дороге валявшийся под ногами ящик, и выглянул на улицу. У дверей Интернет-кафе, переговариваясь, озираясь и нещадно дымя сигаретами, стояли Рыжий, Коробка и Тюлень. Серый обиженно пыхтел у него за плечом. Саныч закурил новую сигарету и огляделся.
Оливково-зеленого джипа с выгоревшим на солнце брезентовым тентом, который пять минут назад стоял на углу возле кафе и который Саныч едва не задел бампером, сворачивая в арку, как не бывало. Собственно, это могло ничего не означать. Но ведь почти наверняка означало – Что за народ внутри? – спросил он через плечо, щелкая крышкой зажигалки и раскуривая новую сигарету.
– Обычный народ, – ответил Серый. – Школьники и прочая шелупонь несерьезного возраста. Набито битком, все машины заняты. И по двое сидят, и по трое.
Но все – сопляки, наших клиентов среди них нет.
– То-то и оно… Из кафе кто-нибудь выходил? – спросил он у Рыжего.
Рыжий поправил на физиономии огромные, как два чайных блюдечка, темные очки, скверно скрывавшие полученные им увечья, и пожал плечами.
– Два пацана выходили, лет по четырнадцать. Девчонка лет семнадцати-восемнадцати… Пацаны вон туда пошли, к метро, а девка села в джип – стоял тут такой корч цвета хаки, с брезентовым верхом – и укатила.
– В джип? – Аверкин сломал только что прикуренную сигарету и в сердцах швырнул ее под ноги. – Почему не задержали, кретины?!
– Саныч, – тоном человека, успокаивающего капризное дитя, произнес Тюлень.
Впрочем, Аверкин и сам уже понял, что машет кулаками после драки. Что значит – почему не задержали?
Как они могли ее задержать – силой? В центре города, в людном месте, среди бела дня.. И откуда они могли знать, кого задерживать? Да и он, коли на то пошло, до сих пор не мог до конца поверить в то, что им нужна девчонка. Словом, этот раунд был проигран. Теперь следовало ждать продолжения, и что-то подсказывало Санычу, что ожидание будет совсем недолгим.
– Вы хотя бы запомнили номер джипа? – спросил он, с отвращением ощущая, как оттягивает левый борт куртки бесполезный пистолет. Это был, пожалуй, первый случай в его жизни, когда оружие воспринималось как ненужный и раздражающий предмет, вроде ядра, прикованного к ноге ржавой цепью.
– Я запомнил, – сказал Коробка.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – проворчал Аверкин. – Вот и займись. Пробей его через нашего человека в ментуре – кто такой, чем дышит, где живет..
Это, конечно, после обеда горчица, но все-таки…
Он махнул рукой и, дымя сигаретой, ссутулившись, побрел обратно в арку – к машине.
* * *
– Странное имя – Гангрена, – сказал Юрий, снимая темные очки и принимаясь без всякой необходимости в сотый раз протирать стекла.
– Это кличка, – отозвался Светлов и немного поерзал на сиденье, устраивая поудобнее свой тощий зад. – Она сама ее придумала, между прочим. Очки надень, а то светишь своим благородным профилем на всю улицу. Да и фасом, кстати, тоже светишь.
– Да не вижу я в них ни черта! – огрызнулся Филатов, но очки все-таки надел. – Ну, и на кого я теперь похож? – спросил он, вытягивая шею и заглядывая в зеркало заднего вида. – По-моему, дурак дураком.
– Даже если и так, то очки тут совершенно ни при чем, – съязвил Светлов. – Они только подчеркнули некоторые твои, гм.., характерные черты.
– На себя посмотри, – проворчал Инкассатор. – Тоже мне, мачо… М-да… И все-таки почему именно Гангрена? Ничего лучше не придумала?
– Это ее любимое ругательство – гангрена, – сказал Светлов и сделал странное движение головой, как будто хотел отбросить назад несуществующий чуб – Слушай, а почему это тебя так интересует? Понравилась, да? Только учти, ты не в ее вкусе. О возрасте я не говорю, это в наше время не помеха, но ее не интересуют чайники, которые не шарят в компьютерах.
– Ну, и кто из нас после этого дурак? – обиделся Юрий. – Что ты несешь-то, милый? Это же просто смешно. К тому же она несовершеннолетняя.
– Кто это тебе такое сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Аверкин ждал. Он ждал, что дверь вот-вот распахнется, и Инкассатор со своим приятелем-журналистом опрометью выбегут во двор, прямо к нему. На худой конец он ждал выстрелов, грохота опрокидываемой мебели, звона бьющегося стекла и многоголосых воплей испуга и возмущения. Ничего этого, однако, не было и в помине.
Аверкин продолжал терпеливо ждать, понимая, что враг хитер и что обнаружить его будет непросто; он ждал, как кошка у мышиной норы, и дождался: обитая железом дверь распахнулась со скрежетом и треском, и на пороге возникла фигура высокого, плечистого человека в строгом темном костюме, белой рубашке и галстуке, которые виднелись из-под расстегнутого полупальто.
Саныч плавным движением поднял пистолет на уровень глаз и положил указательный палец на спусковой крючок. Тут он увидел, что целится в Серого; Серый тоже увидел его и вздрогнул, бледнея прямо на глазах.
Аверкин все понял и с огромным трудом преодолел острое желание спустить курок. Это не было вспышкой гнева, отнюдь; теперь, когда Инкассатор опять улизнул, покопавшись предварительно в базе данных «Кирасы», такой выход – перемочить всех к чертовой бабушке – казался Санычу самым разумным. И то, что он все-таки опустил ствол, узнав в стоявшем человеке Серого, вовсе не было свидетельством отказа от только что родившегося замысла. Просто место было неудобное, да и время тоже, чтобы устраивать масштабную бойню. Это была бы дьявольски неопрятная работа, а Саныч не любил нерях.
– Ну, и что это за виденье? – угрюмо спросил он, большим пальцем спуская курок и ставя пистолет на предохранитель. – Он что, помер от страха, увидев вас?
Оба, что ли, померли?
Серый гулко проглотил слюну, косясь на «стечкин», как на готовую ужалить змею, и сказал:
– Нет их там, Саныч. Все углы обшарили – нет никого похожего. А программист говорит, что хакер вышел из нашей системы буквально две минуты назад – то есть в то самое время, когда мы уже стояли у парадной двери, а ты – у задней.
Аверкин бросил под ноги окурок, спрятал под куртку пистолет и нехотя спустился на землю с подножки «Хаммера». Спешить уже было некуда.
– Бараны, – сказал он. – Какие же вы все-таки бараны! Да и я, пожалуй, немногим лучше…
Он прошел под аркой, пнув по дороге валявшийся под ногами ящик, и выглянул на улицу. У дверей Интернет-кафе, переговариваясь, озираясь и нещадно дымя сигаретами, стояли Рыжий, Коробка и Тюлень. Серый обиженно пыхтел у него за плечом. Саныч закурил новую сигарету и огляделся.
Оливково-зеленого джипа с выгоревшим на солнце брезентовым тентом, который пять минут назад стоял на углу возле кафе и который Саныч едва не задел бампером, сворачивая в арку, как не бывало. Собственно, это могло ничего не означать. Но ведь почти наверняка означало – Что за народ внутри? – спросил он через плечо, щелкая крышкой зажигалки и раскуривая новую сигарету.
– Обычный народ, – ответил Серый. – Школьники и прочая шелупонь несерьезного возраста. Набито битком, все машины заняты. И по двое сидят, и по трое.
Но все – сопляки, наших клиентов среди них нет.
– То-то и оно… Из кафе кто-нибудь выходил? – спросил он у Рыжего.
Рыжий поправил на физиономии огромные, как два чайных блюдечка, темные очки, скверно скрывавшие полученные им увечья, и пожал плечами.
– Два пацана выходили, лет по четырнадцать. Девчонка лет семнадцати-восемнадцати… Пацаны вон туда пошли, к метро, а девка села в джип – стоял тут такой корч цвета хаки, с брезентовым верхом – и укатила.
– В джип? – Аверкин сломал только что прикуренную сигарету и в сердцах швырнул ее под ноги. – Почему не задержали, кретины?!
– Саныч, – тоном человека, успокаивающего капризное дитя, произнес Тюлень.
Впрочем, Аверкин и сам уже понял, что машет кулаками после драки. Что значит – почему не задержали?
Как они могли ее задержать – силой? В центре города, в людном месте, среди бела дня.. И откуда они могли знать, кого задерживать? Да и он, коли на то пошло, до сих пор не мог до конца поверить в то, что им нужна девчонка. Словом, этот раунд был проигран. Теперь следовало ждать продолжения, и что-то подсказывало Санычу, что ожидание будет совсем недолгим.
– Вы хотя бы запомнили номер джипа? – спросил он, с отвращением ощущая, как оттягивает левый борт куртки бесполезный пистолет. Это был, пожалуй, первый случай в его жизни, когда оружие воспринималось как ненужный и раздражающий предмет, вроде ядра, прикованного к ноге ржавой цепью.
– Я запомнил, – сказал Коробка.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – проворчал Аверкин. – Вот и займись. Пробей его через нашего человека в ментуре – кто такой, чем дышит, где живет..
Это, конечно, после обеда горчица, но все-таки…
Он махнул рукой и, дымя сигаретой, ссутулившись, побрел обратно в арку – к машине.
* * *
– Странное имя – Гангрена, – сказал Юрий, снимая темные очки и принимаясь без всякой необходимости в сотый раз протирать стекла.
– Это кличка, – отозвался Светлов и немного поерзал на сиденье, устраивая поудобнее свой тощий зад. – Она сама ее придумала, между прочим. Очки надень, а то светишь своим благородным профилем на всю улицу. Да и фасом, кстати, тоже светишь.
– Да не вижу я в них ни черта! – огрызнулся Филатов, но очки все-таки надел. – Ну, и на кого я теперь похож? – спросил он, вытягивая шею и заглядывая в зеркало заднего вида. – По-моему, дурак дураком.
– Даже если и так, то очки тут совершенно ни при чем, – съязвил Светлов. – Они только подчеркнули некоторые твои, гм.., характерные черты.
– На себя посмотри, – проворчал Инкассатор. – Тоже мне, мачо… М-да… И все-таки почему именно Гангрена? Ничего лучше не придумала?
– Это ее любимое ругательство – гангрена, – сказал Светлов и сделал странное движение головой, как будто хотел отбросить назад несуществующий чуб – Слушай, а почему это тебя так интересует? Понравилась, да? Только учти, ты не в ее вкусе. О возрасте я не говорю, это в наше время не помеха, но ее не интересуют чайники, которые не шарят в компьютерах.
– Ну, и кто из нас после этого дурак? – обиделся Юрий. – Что ты несешь-то, милый? Это же просто смешно. К тому же она несовершеннолетняя.
– Кто это тебе такое сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97