Дыхание ровное, топтание минимальное. Слышны только невнятные угрозы в адрес слишком умных шавок. Я со своей стороны молчу. Берегу нервы. Оно, может, кому-то и приятно с собачками наперегонки бегать. Но мне данная разновидность физической подготовки не нравится. Галоши ведь не по газону шлепают. Все больше норовят по темным закоулкам, где много крыс, угрюмых теней и противной грязи.
Стараюсь запомнить дорогу. Многие доверчивые граждане погибают только из-за того, что не запоминают ночные маршруты. Человек, а тем более молодой лейтенант, должен ясно представлять, куда он движется в пространстве и во времени.
Забегаем в подворотню.
— На мелочи не отвлекаться! — предупреждает Меченый.
Оставляем без внимания трех граждан, изымающих из карманов четвертого гражданина наличность и другие носильные вещи.
Темный, без фонарей, переулок.
— Главное победа! — подпрыгивает от скачков фанерная табличка.
Скрипит зубами Баобабова, не в силах предотвратить взлом булочного магазина.
— Вот мы и на месте, — тормозят калоши, заставляя сотрудников отдела «Пи» перейти на шаг. — Гражданин лейтенант, помните про обещание. А лучше вообще глаза не поднимайте и ничего не говорите. Вы хоть и хорошие люди, но не все это понимают.
У мусорного бака, наполненного пустыми коробками, объедками, старьем и еще чем-то, сильно пахнущим, сидят две здоровые кавказские овчарки. Такие не гавкают. Рвут сразу.
— Где хозяин? — выдавливает с некоторой долей паники Машка.
— Заткнись, здесь хозяин, — шипит Меченый и смело подходит к овчаркам. Выдержка и хладнокровие. Не зря я за кобеля два часа показания записывал.
Овчарки ощериваются, но обнюхав калоши и табличку, успокаиваются.
— Идите. Не бойтесь, — в полголоса зовет Меченый и сообщает овчаркам: — Это со мной. Свои кабели в доску.
Немецкие овчарки следят за каждым нашим движением. На всякий случай пасть открытой держат.
— Не обращайте на них внимания, — Меченый, навалившись боком, отодвигает мусорный ящик. В стене обнажается дыра, из которой льется голубоватый свет. — Они только на вид… помоги, гражданин лейтенант, ы-ы-х, ага …. на вид здоровые. А на самом деле тупые. Только и умеют что гавкать, да конечности в клочья слишком любопытным рвать. Залезайте. Головы берегите.
Спускаемся за Меченым по крутой деревянной лестнице. Слышится знакомая с детства музыка вальса. Проход перекрывают старенькие занавески, у которых сидит истекающий слюной мопс. При нашем приближении мопс вскакивает на короткие ножки и злобно тявкает.
— Пасть закрой, — говорят калоши.
Странно, но мопс мгновенно затихает. Даже приветливо дергает коротким хвостом.
— Меченый, а мы где?
Фанерная табличка на секунду прекращает вихляться:
— Сейчас сами все увидите. Моя идея и мое продюсерование. Резких движений не делайте, рты зря не разевайте. Меня здесь хоть и уважают, но парни народ горячий, могут и не посмотреть на то, что вы со мной.
Раздвигаю пыльные занавески и окунаюсь в странный и удивительный мир. За спиной охает Баобабова, очарованная открывшейся картиной.
Просторный подвал. На желтых проводах свисают с потолка несколько лампочек, выхватывая отдельные куски скрытого от человеческих глаз мира. По заплесневелым стенам стекают тоненькие ручейки воды. По утоптанному песчаному полу стелятся клубы дыма. На стареньком пианино без крышки тренькает собачий вальс длинноволосая собачка. Перед ней, на помосте из ящиков вокруг воткнутого в пол ломика извивается змеей такса. Вокруг помоста, истекая слюной, сидят разнокалиберные кабели и, щелкая пастями, засовывают за ошейник таксы сахарные, наполовину обглоданные, куриные косточки. Рядом, у чана с собачьим кормом валяются объевшиеся псины.
Баобабова бледнеет, прикрывая рот рукой. У меня в горле скатывается тугой комок. Нам, в отличие от обитателей подвала, тошно.
— Инструмент на свалке нашли. Жратва от спонсоров. За свет не платим, — объясняет по ходу движения Меченый. — А хотите посмеяться?
Мы с Машкой ничего не хотим, но Меченому на это начхать в обе ноздри. Калоши останавливаются, пару раз шаркают по полу и вопят что есть сил:
— Лежать!
Благородное собрание, включая таксу, грохаются на пол. Один пианист продолжает наяривать вальс.
— Глухой с рождения, — оправдывается Меченый. — Но талантлив, чертовски талантлив.
Пролаяв что-то по-своему возмущенным посетителям подвала, Меченый торопит:
— Посмотрели и хватит. Можно, конечно, задержаться и посмотреть кошачьи бои, но боюсь ваши нервы этого не выдержат. Кровавый спорт, крепкие нервы. Вот сюда, пожалуйста.
Выходим из подвала в глухой двор. Свежий воздух ночного города врывается в легкие. Прапорщик Баобабова держится за стену, приходя в себя.
— Это все ты придумал?
Меченый довольно кашляет:
— Кхе, кхе! Так ведь, гражданин лейтенант, надо же куда-то пристраивать кипучую энергию. Не все по помойкам огрызки подбирать. Раз уж судьба прочистила мозги, надо пользоваться. Хлопот много, но зато какое уважение среди общества. Нашего общества, понятное дело. И заметьте, все прилично и культурно. Вместо того, чтобы шляться по улицам, массы привлекаются к высокому искусству. Не лаются, не кусаются, на прохожих не бросаются.
— Такие вещи до добра не доводят.
— Ах, увольте, гражданин лейтенант. Вы мне посоветуйте еще налоги платить. Я благое для общества дело делаю. Вот, планирую, консерваторию открыть. Галерею художественную. Приют для коллег бездомных. Пансионат для щенков. Старикам и инвалидам консервы бесплатно раздавать. Если вы, люди, о нас не заботитесь, почему нам самим этого не сделать? Мы ведь тоже живые.
А ведь у Мечено все получится. С такими способностями, да с такой энергией! В конце концов, должен же кто-то и здесь, на задворках, навести порядок и обеспечить лучшую жизнь тем, кто всегда рядом с нами.
— Далеко еще?
— Пришли, гражданин лейтенант. Вот этот люк. Здесь болонки брошенные часто тусуются. Они то и видели подходящую под описание гражданку, неоднократно спускающуюся в данный колодец.
Вынимаем с Марией оружие. Никто не знает, что скрывается по ту сторону чугунного блина.
— С нами пойдешь, или хозяйство не на кого оставить?
Калоши группируются:
— Нельзя мне дальше. У каждого своя родина. И своя миссия. Да и правы вы, на кого подвалы оставлю? Я, можно сказать, теперь последняя собачья надежда. В меня верят и я нужен. Это ли не счастье?
Что такое счастье, каждый кабель понимает по-своему. И тут ничего изменить нельзя.
— Дай Меченый на счастье лапу мне, — протягиваю руку и жму поднятую калошу. Из-под пустоты под фуражкой появляется скупая собачья слеза:
— Хорошо сказал, гражданин лейтенант. Век не забуду и своему помету расскажу, какие замечательные порой встречаются молодые лейтенанты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Стараюсь запомнить дорогу. Многие доверчивые граждане погибают только из-за того, что не запоминают ночные маршруты. Человек, а тем более молодой лейтенант, должен ясно представлять, куда он движется в пространстве и во времени.
Забегаем в подворотню.
— На мелочи не отвлекаться! — предупреждает Меченый.
Оставляем без внимания трех граждан, изымающих из карманов четвертого гражданина наличность и другие носильные вещи.
Темный, без фонарей, переулок.
— Главное победа! — подпрыгивает от скачков фанерная табличка.
Скрипит зубами Баобабова, не в силах предотвратить взлом булочного магазина.
— Вот мы и на месте, — тормозят калоши, заставляя сотрудников отдела «Пи» перейти на шаг. — Гражданин лейтенант, помните про обещание. А лучше вообще глаза не поднимайте и ничего не говорите. Вы хоть и хорошие люди, но не все это понимают.
У мусорного бака, наполненного пустыми коробками, объедками, старьем и еще чем-то, сильно пахнущим, сидят две здоровые кавказские овчарки. Такие не гавкают. Рвут сразу.
— Где хозяин? — выдавливает с некоторой долей паники Машка.
— Заткнись, здесь хозяин, — шипит Меченый и смело подходит к овчаркам. Выдержка и хладнокровие. Не зря я за кобеля два часа показания записывал.
Овчарки ощериваются, но обнюхав калоши и табличку, успокаиваются.
— Идите. Не бойтесь, — в полголоса зовет Меченый и сообщает овчаркам: — Это со мной. Свои кабели в доску.
Немецкие овчарки следят за каждым нашим движением. На всякий случай пасть открытой держат.
— Не обращайте на них внимания, — Меченый, навалившись боком, отодвигает мусорный ящик. В стене обнажается дыра, из которой льется голубоватый свет. — Они только на вид… помоги, гражданин лейтенант, ы-ы-х, ага …. на вид здоровые. А на самом деле тупые. Только и умеют что гавкать, да конечности в клочья слишком любопытным рвать. Залезайте. Головы берегите.
Спускаемся за Меченым по крутой деревянной лестнице. Слышится знакомая с детства музыка вальса. Проход перекрывают старенькие занавески, у которых сидит истекающий слюной мопс. При нашем приближении мопс вскакивает на короткие ножки и злобно тявкает.
— Пасть закрой, — говорят калоши.
Странно, но мопс мгновенно затихает. Даже приветливо дергает коротким хвостом.
— Меченый, а мы где?
Фанерная табличка на секунду прекращает вихляться:
— Сейчас сами все увидите. Моя идея и мое продюсерование. Резких движений не делайте, рты зря не разевайте. Меня здесь хоть и уважают, но парни народ горячий, могут и не посмотреть на то, что вы со мной.
Раздвигаю пыльные занавески и окунаюсь в странный и удивительный мир. За спиной охает Баобабова, очарованная открывшейся картиной.
Просторный подвал. На желтых проводах свисают с потолка несколько лампочек, выхватывая отдельные куски скрытого от человеческих глаз мира. По заплесневелым стенам стекают тоненькие ручейки воды. По утоптанному песчаному полу стелятся клубы дыма. На стареньком пианино без крышки тренькает собачий вальс длинноволосая собачка. Перед ней, на помосте из ящиков вокруг воткнутого в пол ломика извивается змеей такса. Вокруг помоста, истекая слюной, сидят разнокалиберные кабели и, щелкая пастями, засовывают за ошейник таксы сахарные, наполовину обглоданные, куриные косточки. Рядом, у чана с собачьим кормом валяются объевшиеся псины.
Баобабова бледнеет, прикрывая рот рукой. У меня в горле скатывается тугой комок. Нам, в отличие от обитателей подвала, тошно.
— Инструмент на свалке нашли. Жратва от спонсоров. За свет не платим, — объясняет по ходу движения Меченый. — А хотите посмеяться?
Мы с Машкой ничего не хотим, но Меченому на это начхать в обе ноздри. Калоши останавливаются, пару раз шаркают по полу и вопят что есть сил:
— Лежать!
Благородное собрание, включая таксу, грохаются на пол. Один пианист продолжает наяривать вальс.
— Глухой с рождения, — оправдывается Меченый. — Но талантлив, чертовски талантлив.
Пролаяв что-то по-своему возмущенным посетителям подвала, Меченый торопит:
— Посмотрели и хватит. Можно, конечно, задержаться и посмотреть кошачьи бои, но боюсь ваши нервы этого не выдержат. Кровавый спорт, крепкие нервы. Вот сюда, пожалуйста.
Выходим из подвала в глухой двор. Свежий воздух ночного города врывается в легкие. Прапорщик Баобабова держится за стену, приходя в себя.
— Это все ты придумал?
Меченый довольно кашляет:
— Кхе, кхе! Так ведь, гражданин лейтенант, надо же куда-то пристраивать кипучую энергию. Не все по помойкам огрызки подбирать. Раз уж судьба прочистила мозги, надо пользоваться. Хлопот много, но зато какое уважение среди общества. Нашего общества, понятное дело. И заметьте, все прилично и культурно. Вместо того, чтобы шляться по улицам, массы привлекаются к высокому искусству. Не лаются, не кусаются, на прохожих не бросаются.
— Такие вещи до добра не доводят.
— Ах, увольте, гражданин лейтенант. Вы мне посоветуйте еще налоги платить. Я благое для общества дело делаю. Вот, планирую, консерваторию открыть. Галерею художественную. Приют для коллег бездомных. Пансионат для щенков. Старикам и инвалидам консервы бесплатно раздавать. Если вы, люди, о нас не заботитесь, почему нам самим этого не сделать? Мы ведь тоже живые.
А ведь у Мечено все получится. С такими способностями, да с такой энергией! В конце концов, должен же кто-то и здесь, на задворках, навести порядок и обеспечить лучшую жизнь тем, кто всегда рядом с нами.
— Далеко еще?
— Пришли, гражданин лейтенант. Вот этот люк. Здесь болонки брошенные часто тусуются. Они то и видели подходящую под описание гражданку, неоднократно спускающуюся в данный колодец.
Вынимаем с Марией оружие. Никто не знает, что скрывается по ту сторону чугунного блина.
— С нами пойдешь, или хозяйство не на кого оставить?
Калоши группируются:
— Нельзя мне дальше. У каждого своя родина. И своя миссия. Да и правы вы, на кого подвалы оставлю? Я, можно сказать, теперь последняя собачья надежда. В меня верят и я нужен. Это ли не счастье?
Что такое счастье, каждый кабель понимает по-своему. И тут ничего изменить нельзя.
— Дай Меченый на счастье лапу мне, — протягиваю руку и жму поднятую калошу. Из-под пустоты под фуражкой появляется скупая собачья слеза:
— Хорошо сказал, гражданин лейтенант. Век не забуду и своему помету расскажу, какие замечательные порой встречаются молодые лейтенанты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97