Необходимо сегодня же извлечь гражданина из повседневной жизни и представить прокуратуре.
Капитан Угробов откладывает книгу всей жизни в сторону, мокрым полотенцем обтирает потное лицо и, сощурив глаза, сверлит взглядом:
— А вы, лейтенант, молодец! — я вежливо дергаю уголками губ, как бы соглашаясь, что я не совсем потерянный для отделения оперативный работник. — Найти за такое короткое время преступника не каждому по силам. Молодец! И что это за подлая личность?
Перегибаюсь через стол и выкладываю перед капитаном портрет подозреваемого. Тетка прапорщика Баобабовой некоторое время работала натурщицей в детской художественной школе. Портрет сделан со слов единственного свидетеля. Свидетель, естественно, я сам.
На бумаге несколько непонятное существо, в котором даже я сам с трудом узнаю ночного посетителя капитанской квартиры.
— Это? Что? — Угробов пальцем пододвигает лист с рисунком поближе.
— Подозреваемый, — удивляюсь недогадливости капитана. — Именно он, согласно нашему расследованию, забрался через форточку на место преступления и совершил, стало быть, само преступление.
Я слышу, как скрежещут зубы капитана. Вижу, как наливаются непонятным красным светом его глаза.
— Сто пятьдесят человек? — переспрашивает он. — А может объявить в стране военное положение?
— Военное положение? — обдумываю предложение капитан. — Рановато, наверно.
— Вы за кого меня принимаете? — шипит Угробов.
— За….
Капитан комкает словесный портрет преступника в единственном экземпляре и швыряет тугой бумажный ком мне в лицо. Никакого уважения к работе целого отдела.
— Скажу вам откровенно, лейтенант Пономарев, я не люблю подчиненных, которые хотят развеселить меня в неподходящее время.
— Но все факты указывают….
— Это ваши факты? — перебивает капитан, кивая на комок. — Вы за кого меня принимаете, лейтенант? За тупицу-капитана, который ничего не соображает в криминалистике? Вы хотите чтобы я поверил, что оружие украл….
— Гигантский летучий мышь, — подсказываю я.
Капитан откидывается в кресле, закрывает устало глаза:
— …Четыре, три, два, один. Лейтенант. Может быть вы и спасли мир от инопланетного нашествия. Может быть. Лично я во всю вашу историю с зелеными человечками уже не верю. Чушь все это. Не было и нет никаких инопланетян. И нет никаких потусторонних сил. И даже вашей мыши быть не может.
— Но факты говорят….
— Факты, сынок, это отпечатки крыльев, тьфу, пальцев. Факты, это улики. Но не ваши фантазии. Я не знаю, по какой причине начальство приказало создать ваш отдел. Ему виднее. Но пока начальник здесь я, вы никогда не получите ни подкрепления, ни оружия, ни даже моего капитанского благословения. Я вас больше не задерживаю. Идите, и самостоятельно ловите своих летающих привидений.
Капитан Угробов хороший человек. Но он живет реалиями сегодняшнего дня и не хочет видеть, что мир постоянно меняется. Не хочет видеть, что преступность приобретает новые формы. А я не могу ничего доказать. Могу только поймать преступника. В этом моя задача. И в этом моя лейтенантская правда.
В приемной сталкиваюсь с секретаршей Лидочкой.
— Ой, товарищ Пономарев! А вы, правда, сегодня едете ловить мышей? А может сначала загляните в наш подвал? Пищат, заразы, печатать мешают.
Правильно Угробов побоялся мне пистолет выдавать.
Не обращаю на глупых секретарш внимание. Выхожу в коридор. Вдоль стен кучками стоят опера. При моем появлении коридорный шум затихает. Кто-то за спиной хлопает ладонями и пищит.
Издеваются. Над необычным и новым всегда издеваются. Но разве я виноват, что вижу то, что другие не замечают?
Приближаюсь к нашему кабинету. Огромная очередь, чей конец завихрятся где-то на улице, топчется в коридоре. У каждого в очереди сумка, пакет, мешок, а то и просто узелок.
— Извините, — обращаюсь к толстой тетке с чемоданом, в котором кто-то пищит и скребется. — А вы зачем стоите?
Толстая тетка, убедившись, что молодой лейтенант не претендует на очередь, дергает чемоданом:
— Крысы. Десять штук. Неплохой улов, да?
— А, зачем? — в желудке неприятно свербит, предвещая неприятности.
— Ну, как зачем, милок. За мышей по десятке дают. А за крыс, небось, и по двадцатке сторгуемся.
Поворачиваюсь к пацану, лет восьми. В руках жестяная коробка из-под печенья.
— У тебя тоже крысы?
— У меня не крыса, — пыхтит мальчишка, старательно заглядывая в глаза. — Белый хомяк. С родословной. Папа сказал, что с шестнадцатого века. Дяденька, а правда за хомяков с родословной сто рублей могут дать.
— Могут, — я слегка теряюсь. Не понимаю, что происходит. Все эти люди стоят в наш кабинет. Машка забаррикадировалась изнутри и никого не пускает. И нет никакой возможности ей помочь. Потому что русская очередь, самая стойкая в мире. Ни шагу назад, ни одного человека по блату. Если бы русский человек работал так, как в очереди стоит, давно бы вырвались на первое место в мире.
— Посторонись! Зашибет! — по коридору мчится на полной скорости тачка вокзального грузчика, на которой громоздятся коробки из-под пива. Коробки тяжелые.
— Куда? — бросаюсь наперерез.
Тачка тормозит и из-за коробок выглядывает лицо кавказской национальности.
— Э, дорогой! Зачем рыночные отношения портишь? Не мешай развитию малого бизнеса, да?! Оптом сдаю, не видишь? Всю родню поднял, всех родственников привлек.
Меня начинает тихо колотить. Вокруг происходят вещи, мне не понятные. Все объясняет листок, прикрепленный на дверях нашего отдела. «Для научных экспериментов принимаются от населения в неограниченных размерах мыши за десять рублей штука. Больных и мелких не предлагать. Оптовикам надбавка»
С боем прорываюсь в кабинет. Несчастная Пономарева, прикрывая бронежилетом вход, пропускает внутрь.
— За такие шутки стрелять надо, — возмущается прапорщик, задвигая засовы и подтаскивая к дверям столы и шкаф. — Как там капитан? Поможет?
— Людей не хватает, — вру я. — Много работы. Мало зарплаты.
— Ясно, — Мария понятливая. — Следовательно, пойдем без прикрытия?
Выехать на захват подозреваемого в светлое время суток не получается. Народ в коридоре ожидает чуда. Чуда не происходит и только через три часа начавшийся под дверями отдела стихийный митинг удается разогнать при помощи отряда специального назначения, который до сих пор так и не разобрался с капитаном по поводу ошибочного вызова.
Очередь рассасывается, оставляя живой товар в приемной. Секретарша Лидочка, с детства не переносящая мышей, а тем более крыс, срочно берет отгул, предварительно вызывая на помощь отряды министерства чрезвычайных ситуаций.
Дежурная машина сломана, так что приходится добираться пешком. Пару километров через свалку и на месте. Мария высказывает крамольную мысль, что машина сломана по приказу капитана, который очень обиделся на наш отдел и никак не может забыть обвинений в мой адрес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Капитан Угробов откладывает книгу всей жизни в сторону, мокрым полотенцем обтирает потное лицо и, сощурив глаза, сверлит взглядом:
— А вы, лейтенант, молодец! — я вежливо дергаю уголками губ, как бы соглашаясь, что я не совсем потерянный для отделения оперативный работник. — Найти за такое короткое время преступника не каждому по силам. Молодец! И что это за подлая личность?
Перегибаюсь через стол и выкладываю перед капитаном портрет подозреваемого. Тетка прапорщика Баобабовой некоторое время работала натурщицей в детской художественной школе. Портрет сделан со слов единственного свидетеля. Свидетель, естественно, я сам.
На бумаге несколько непонятное существо, в котором даже я сам с трудом узнаю ночного посетителя капитанской квартиры.
— Это? Что? — Угробов пальцем пододвигает лист с рисунком поближе.
— Подозреваемый, — удивляюсь недогадливости капитана. — Именно он, согласно нашему расследованию, забрался через форточку на место преступления и совершил, стало быть, само преступление.
Я слышу, как скрежещут зубы капитана. Вижу, как наливаются непонятным красным светом его глаза.
— Сто пятьдесят человек? — переспрашивает он. — А может объявить в стране военное положение?
— Военное положение? — обдумываю предложение капитан. — Рановато, наверно.
— Вы за кого меня принимаете? — шипит Угробов.
— За….
Капитан комкает словесный портрет преступника в единственном экземпляре и швыряет тугой бумажный ком мне в лицо. Никакого уважения к работе целого отдела.
— Скажу вам откровенно, лейтенант Пономарев, я не люблю подчиненных, которые хотят развеселить меня в неподходящее время.
— Но все факты указывают….
— Это ваши факты? — перебивает капитан, кивая на комок. — Вы за кого меня принимаете, лейтенант? За тупицу-капитана, который ничего не соображает в криминалистике? Вы хотите чтобы я поверил, что оружие украл….
— Гигантский летучий мышь, — подсказываю я.
Капитан откидывается в кресле, закрывает устало глаза:
— …Четыре, три, два, один. Лейтенант. Может быть вы и спасли мир от инопланетного нашествия. Может быть. Лично я во всю вашу историю с зелеными человечками уже не верю. Чушь все это. Не было и нет никаких инопланетян. И нет никаких потусторонних сил. И даже вашей мыши быть не может.
— Но факты говорят….
— Факты, сынок, это отпечатки крыльев, тьфу, пальцев. Факты, это улики. Но не ваши фантазии. Я не знаю, по какой причине начальство приказало создать ваш отдел. Ему виднее. Но пока начальник здесь я, вы никогда не получите ни подкрепления, ни оружия, ни даже моего капитанского благословения. Я вас больше не задерживаю. Идите, и самостоятельно ловите своих летающих привидений.
Капитан Угробов хороший человек. Но он живет реалиями сегодняшнего дня и не хочет видеть, что мир постоянно меняется. Не хочет видеть, что преступность приобретает новые формы. А я не могу ничего доказать. Могу только поймать преступника. В этом моя задача. И в этом моя лейтенантская правда.
В приемной сталкиваюсь с секретаршей Лидочкой.
— Ой, товарищ Пономарев! А вы, правда, сегодня едете ловить мышей? А может сначала загляните в наш подвал? Пищат, заразы, печатать мешают.
Правильно Угробов побоялся мне пистолет выдавать.
Не обращаю на глупых секретарш внимание. Выхожу в коридор. Вдоль стен кучками стоят опера. При моем появлении коридорный шум затихает. Кто-то за спиной хлопает ладонями и пищит.
Издеваются. Над необычным и новым всегда издеваются. Но разве я виноват, что вижу то, что другие не замечают?
Приближаюсь к нашему кабинету. Огромная очередь, чей конец завихрятся где-то на улице, топчется в коридоре. У каждого в очереди сумка, пакет, мешок, а то и просто узелок.
— Извините, — обращаюсь к толстой тетке с чемоданом, в котором кто-то пищит и скребется. — А вы зачем стоите?
Толстая тетка, убедившись, что молодой лейтенант не претендует на очередь, дергает чемоданом:
— Крысы. Десять штук. Неплохой улов, да?
— А, зачем? — в желудке неприятно свербит, предвещая неприятности.
— Ну, как зачем, милок. За мышей по десятке дают. А за крыс, небось, и по двадцатке сторгуемся.
Поворачиваюсь к пацану, лет восьми. В руках жестяная коробка из-под печенья.
— У тебя тоже крысы?
— У меня не крыса, — пыхтит мальчишка, старательно заглядывая в глаза. — Белый хомяк. С родословной. Папа сказал, что с шестнадцатого века. Дяденька, а правда за хомяков с родословной сто рублей могут дать.
— Могут, — я слегка теряюсь. Не понимаю, что происходит. Все эти люди стоят в наш кабинет. Машка забаррикадировалась изнутри и никого не пускает. И нет никакой возможности ей помочь. Потому что русская очередь, самая стойкая в мире. Ни шагу назад, ни одного человека по блату. Если бы русский человек работал так, как в очереди стоит, давно бы вырвались на первое место в мире.
— Посторонись! Зашибет! — по коридору мчится на полной скорости тачка вокзального грузчика, на которой громоздятся коробки из-под пива. Коробки тяжелые.
— Куда? — бросаюсь наперерез.
Тачка тормозит и из-за коробок выглядывает лицо кавказской национальности.
— Э, дорогой! Зачем рыночные отношения портишь? Не мешай развитию малого бизнеса, да?! Оптом сдаю, не видишь? Всю родню поднял, всех родственников привлек.
Меня начинает тихо колотить. Вокруг происходят вещи, мне не понятные. Все объясняет листок, прикрепленный на дверях нашего отдела. «Для научных экспериментов принимаются от населения в неограниченных размерах мыши за десять рублей штука. Больных и мелких не предлагать. Оптовикам надбавка»
С боем прорываюсь в кабинет. Несчастная Пономарева, прикрывая бронежилетом вход, пропускает внутрь.
— За такие шутки стрелять надо, — возмущается прапорщик, задвигая засовы и подтаскивая к дверям столы и шкаф. — Как там капитан? Поможет?
— Людей не хватает, — вру я. — Много работы. Мало зарплаты.
— Ясно, — Мария понятливая. — Следовательно, пойдем без прикрытия?
Выехать на захват подозреваемого в светлое время суток не получается. Народ в коридоре ожидает чуда. Чуда не происходит и только через три часа начавшийся под дверями отдела стихийный митинг удается разогнать при помощи отряда специального назначения, который до сих пор так и не разобрался с капитаном по поводу ошибочного вызова.
Очередь рассасывается, оставляя живой товар в приемной. Секретарша Лидочка, с детства не переносящая мышей, а тем более крыс, срочно берет отгул, предварительно вызывая на помощь отряды министерства чрезвычайных ситуаций.
Дежурная машина сломана, так что приходится добираться пешком. Пару километров через свалку и на месте. Мария высказывает крамольную мысль, что машина сломана по приказу капитана, который очень обиделся на наш отдел и никак не может забыть обвинений в мой адрес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97