Фуражка норовит сползти на бок. Приемник рыдает гитарой.
— Прекрасная ночь для случайных встреч. Колбаски не хотите?
Прямо из воздуха, в районе фуражки появляется кусок краковской колбасы. С одной стороны кусок постоянно уменьшается.
— Меченый? — на всякий случай переспрашиваю. Вдруг обычно не вдруг появляется. Желающих работать совместно с отделом «Пи» хоть отбавляй. Но нам всякие не нужны. Мы работаем только с проверенными товарищами.
Кусок краковской колбасы исчезает окончательно. Значит мы не обознались.
— Какие собаки и без охраны! — театрально вскидывает руки Машка. — Ты бы еще с мотоциклистами охранниками прикатил. Умник, сутки через трое.
Эк ее зацепило. Если выживем, обязательно куплю ей фуражку и магнитофон.
— Мотоциклистов я специально не стал брать, — обижаются калоши. — Гражданин лейтенант, мы работать собрались, или наблюдать завистливые отношения прапорщиков к заслуженным членам общества?
Баобабова щелкает затвором и многозначительно целится в то место, где только что исчез огрызок колбасы.
— Ста из ста. В том числе и из табельного оружия.
Меченый в долгу не остается. Щелкает невидимыми челюстями:
— Сто из ста. В том числе и в бронежилетах.
Два профессионала, два зверя стоят друг против друга. Страшным огнем горят глаза у одного. Ужасным блеском сверкают калоши другого. Одно неверное движение и смерть снимет богатую жатву у памятника в центре города.
— Девочки и кобельки, прекратите лаяться.
Слова помогают мало. Поэтому делю предупредительный выстрел в воздух. Где-то вдалеке звякает милицейская трель, выдает два аккорда и замолкает. Никто не хочет нарушать в такую страшную ночь темного очарования заснувшего города.
— Через восемнадцать часов, если захотите, лично перестреляю каждого. С трех шагов с завязанными глазами, до первой крови. А пока, будьте любезны….
Прапорщик Баобабова, как существо с более развитым, по мнению некоторых ученых, мозгом, первая укладывает пистолет в кобуру. Меченый примирительно тявкает и на секунду отбегает к гранитному бордюру у памятника. Над задними калошами Меченого хорошо проглядывается фанерная дощечка на веревочке — «Руками и ногами не лапать. Охраняется государством».
Вот за что я люблю собачек, так за скромность и неумение гадить где попало, как человек. На месте Меченого любой несознательный гражданин вытащил бы из-под полы банку с черной краской и от всего сердца, размашисто, начертал бы на постаменте, что был он здесь. И число поставил бы. А Меченый все сделал культурно.
— Так что, гражданин лейтенант, за дело такое срочное? — калоши дрожат, отряхиваясь.
— Необходимо найти человека.
— Видать, срочно надо, раз в такую ночь Меченого вспомнили? — хихикают калоши, но тут же становятся серьезными. — Что за индивидуум?
— Женщина. Девушка, точнее. Из примет известно только, что длинные ноги, родинка на щеке и холодная.
— Извини, гражданин лейтенант. Меченый трупы не ищет. Они, трупы тоесть, пахнут плохо. Да и следов от них мало остается. Разве что червяки белые.
— Червяков не будет, — заверяю я. — Девушка только на ощупь холодная. А так все как у нормальных людей.
— Она еще с гномами знается, — вставляет Баобабова, ощупывая засохшие царапины на голове.
— С гномами не с блохами. Вреда общественности никакой. Серьезная задача. Практически невыполнимая. Мало примет, понимаете? А вы еще за восемнадцать часов хотите гражданку отыскать. Проблематично.
— Слушай ты! — злится Баобабова, делая шаг навстречу калошам в фуражке. — Мы тебя не спрашиваем, проблематично или нет. Согласен помочь — помогай. Не согласен — вали отсюда.
Меченый незаметно усмехается. Его не смущает суровость прапорщика Баобабовой. В своей короткой собачьей жизни он и не таких суровых теток видел:
— А вы мне не тыкайте. Я, между прочим, после того как в подвале дозу подхватил и невидимым для людских глаз стал, поумнел сильно. И знаю, что говорю. Я вот, например, двадцать четыре языка знаю, а вам, гражданка с лысой головой, не грублю. То, что за дело ваше возьмусь, и так ясно. Я вот гражданину лейтенанту многим в жизни обязан. Он меня, так сказать, на истинный путь вразумил. Настоящей собакой сделал. За одно это благодарен буду до конца дней моих.
Передние калоши приподнимаются на уровень моей груди и что-то сырое и теплое облизывает лицо.
— Времени мало, — смущаюсь я. За всю жизнь меня только единожды облизала собака. Когда я, еще будучи школьником возвращался с магазина, споткнулся, упал и уронил целую палку колбасы. Нет, не краковской. Докторской. Даже слеза не успела на глаз накатить, случайная собачка колбаску сколбасила. Рыгнула сыто и облизала в благодарность.
Меченый кивает фуражкой, отходит немного, поворачивается к нам боком. Мол, доверяю я вам ребята. Не стреляйте в собачек, повернувшихся к вам боком. Снова из воздуха появляется мобильный телефон, загораются кнопки и идет гудок вызова.
Мы с Баобабовой завистливо переглядываемся. Нам в отделении даже записной книжки не выдали, своими обходимся. А тут у какой-то собаки с невидимым телом, в галошах и со знанием двадцати четырех языков, телефон. Вот она — жизнь собачья.
О чем и с кем разговаривает Меченый не слышно. Отдельные слова напоминают визжание, кое-какие фразы похожи на рычание. Очевидно, один из иностранных языков, который удалось выучить Меченому в результате несчастного случая в подвале.
— Есть такая тема, — мобильный телефон исчезает и на его месте материализуется инкрустированная трубка. Так как Меченый не курит, то понимаю — данная вещь для представительности. — Я поинтересовался через свои каналы о девушке с холодными ногами….
— С длинными.
— Это для вас они длинные, а для нашего брата длина и цвет роли не играет. Теплая или холодная, вот что главное.
— Извини.
— Человеческая особь с указанными приметами была неоднократно замечена у спуска в канализационный колодец за номером сто четырнадцать. Паршивое место, надо заметить, этот самый колодец. Как у вас, у людей, говорят, кто в тот колодец попал, тот навеки пропал.
— Координаты? — мы с Баобабовой уже в положении «подготовиться к бегу».
— Координаты мои вам ничего не скажут. Сам проведу. До места назначения. Заодно и покажу кое-что интересное. Только уговор — все, что увидите и услышите должно умереть вместе с вами.
Давать обещание не трудно. Тем более такое. За последнее время нас с Машкой только и делали, что просили слишком много не болтать. А мы и так не из болтливых.
— Тогда вперед, — калоши разворачиваются к городу передом, к нам фанерной табличкой, предупреждающей о ценности носителя. Под фуражкой раздается молодецкий визг: — Опер группа! За мной!
* * *
Прапорщик Баобабова бежит легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Прекрасная ночь для случайных встреч. Колбаски не хотите?
Прямо из воздуха, в районе фуражки появляется кусок краковской колбасы. С одной стороны кусок постоянно уменьшается.
— Меченый? — на всякий случай переспрашиваю. Вдруг обычно не вдруг появляется. Желающих работать совместно с отделом «Пи» хоть отбавляй. Но нам всякие не нужны. Мы работаем только с проверенными товарищами.
Кусок краковской колбасы исчезает окончательно. Значит мы не обознались.
— Какие собаки и без охраны! — театрально вскидывает руки Машка. — Ты бы еще с мотоциклистами охранниками прикатил. Умник, сутки через трое.
Эк ее зацепило. Если выживем, обязательно куплю ей фуражку и магнитофон.
— Мотоциклистов я специально не стал брать, — обижаются калоши. — Гражданин лейтенант, мы работать собрались, или наблюдать завистливые отношения прапорщиков к заслуженным членам общества?
Баобабова щелкает затвором и многозначительно целится в то место, где только что исчез огрызок колбасы.
— Ста из ста. В том числе и из табельного оружия.
Меченый в долгу не остается. Щелкает невидимыми челюстями:
— Сто из ста. В том числе и в бронежилетах.
Два профессионала, два зверя стоят друг против друга. Страшным огнем горят глаза у одного. Ужасным блеском сверкают калоши другого. Одно неверное движение и смерть снимет богатую жатву у памятника в центре города.
— Девочки и кобельки, прекратите лаяться.
Слова помогают мало. Поэтому делю предупредительный выстрел в воздух. Где-то вдалеке звякает милицейская трель, выдает два аккорда и замолкает. Никто не хочет нарушать в такую страшную ночь темного очарования заснувшего города.
— Через восемнадцать часов, если захотите, лично перестреляю каждого. С трех шагов с завязанными глазами, до первой крови. А пока, будьте любезны….
Прапорщик Баобабова, как существо с более развитым, по мнению некоторых ученых, мозгом, первая укладывает пистолет в кобуру. Меченый примирительно тявкает и на секунду отбегает к гранитному бордюру у памятника. Над задними калошами Меченого хорошо проглядывается фанерная дощечка на веревочке — «Руками и ногами не лапать. Охраняется государством».
Вот за что я люблю собачек, так за скромность и неумение гадить где попало, как человек. На месте Меченого любой несознательный гражданин вытащил бы из-под полы банку с черной краской и от всего сердца, размашисто, начертал бы на постаменте, что был он здесь. И число поставил бы. А Меченый все сделал культурно.
— Так что, гражданин лейтенант, за дело такое срочное? — калоши дрожат, отряхиваясь.
— Необходимо найти человека.
— Видать, срочно надо, раз в такую ночь Меченого вспомнили? — хихикают калоши, но тут же становятся серьезными. — Что за индивидуум?
— Женщина. Девушка, точнее. Из примет известно только, что длинные ноги, родинка на щеке и холодная.
— Извини, гражданин лейтенант. Меченый трупы не ищет. Они, трупы тоесть, пахнут плохо. Да и следов от них мало остается. Разве что червяки белые.
— Червяков не будет, — заверяю я. — Девушка только на ощупь холодная. А так все как у нормальных людей.
— Она еще с гномами знается, — вставляет Баобабова, ощупывая засохшие царапины на голове.
— С гномами не с блохами. Вреда общественности никакой. Серьезная задача. Практически невыполнимая. Мало примет, понимаете? А вы еще за восемнадцать часов хотите гражданку отыскать. Проблематично.
— Слушай ты! — злится Баобабова, делая шаг навстречу калошам в фуражке. — Мы тебя не спрашиваем, проблематично или нет. Согласен помочь — помогай. Не согласен — вали отсюда.
Меченый незаметно усмехается. Его не смущает суровость прапорщика Баобабовой. В своей короткой собачьей жизни он и не таких суровых теток видел:
— А вы мне не тыкайте. Я, между прочим, после того как в подвале дозу подхватил и невидимым для людских глаз стал, поумнел сильно. И знаю, что говорю. Я вот, например, двадцать четыре языка знаю, а вам, гражданка с лысой головой, не грублю. То, что за дело ваше возьмусь, и так ясно. Я вот гражданину лейтенанту многим в жизни обязан. Он меня, так сказать, на истинный путь вразумил. Настоящей собакой сделал. За одно это благодарен буду до конца дней моих.
Передние калоши приподнимаются на уровень моей груди и что-то сырое и теплое облизывает лицо.
— Времени мало, — смущаюсь я. За всю жизнь меня только единожды облизала собака. Когда я, еще будучи школьником возвращался с магазина, споткнулся, упал и уронил целую палку колбасы. Нет, не краковской. Докторской. Даже слеза не успела на глаз накатить, случайная собачка колбаску сколбасила. Рыгнула сыто и облизала в благодарность.
Меченый кивает фуражкой, отходит немного, поворачивается к нам боком. Мол, доверяю я вам ребята. Не стреляйте в собачек, повернувшихся к вам боком. Снова из воздуха появляется мобильный телефон, загораются кнопки и идет гудок вызова.
Мы с Баобабовой завистливо переглядываемся. Нам в отделении даже записной книжки не выдали, своими обходимся. А тут у какой-то собаки с невидимым телом, в галошах и со знанием двадцати четырех языков, телефон. Вот она — жизнь собачья.
О чем и с кем разговаривает Меченый не слышно. Отдельные слова напоминают визжание, кое-какие фразы похожи на рычание. Очевидно, один из иностранных языков, который удалось выучить Меченому в результате несчастного случая в подвале.
— Есть такая тема, — мобильный телефон исчезает и на его месте материализуется инкрустированная трубка. Так как Меченый не курит, то понимаю — данная вещь для представительности. — Я поинтересовался через свои каналы о девушке с холодными ногами….
— С длинными.
— Это для вас они длинные, а для нашего брата длина и цвет роли не играет. Теплая или холодная, вот что главное.
— Извини.
— Человеческая особь с указанными приметами была неоднократно замечена у спуска в канализационный колодец за номером сто четырнадцать. Паршивое место, надо заметить, этот самый колодец. Как у вас, у людей, говорят, кто в тот колодец попал, тот навеки пропал.
— Координаты? — мы с Баобабовой уже в положении «подготовиться к бегу».
— Координаты мои вам ничего не скажут. Сам проведу. До места назначения. Заодно и покажу кое-что интересное. Только уговор — все, что увидите и услышите должно умереть вместе с вами.
Давать обещание не трудно. Тем более такое. За последнее время нас с Машкой только и делали, что просили слишком много не болтать. А мы и так не из болтливых.
— Тогда вперед, — калоши разворачиваются к городу передом, к нам фанерной табличкой, предупреждающей о ценности носителя. Под фуражкой раздается молодецкий визг: — Опер группа! За мной!
* * *
Прапорщик Баобабова бежит легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97