Согласие на посадку было получено. Это был последний разговор с Хрущевым. Кремлевскими заговорщиками он был уже отрешен от власти над великой страной. До выдачи команды на включение цикла спуска Королев попросил Гагарина вызвать Комарова на связь.
- Я - «двадцатый». Как самочувствие и готовы ли вы к заключительным операциям? - спросил Королев.
-Я - «Рубин», самочувствие хорошее. Много интересных явлений. Хотелось бы продолжить работу, - ответил Комаров.
Королев посмотрел на окружающих. Большинство замотали головами. Да ему и самому было ясно, что продолжение еще на сутки очень рискованно.
Чуть улыбнувшись, он нажал тангенту микрофона и ответил:
- Но у нас не было такой договоренности!
- Да, не было, но много нового.
- Всех чудес, «Рубин»', до конца не пересмотришь. Как поняли? Я «двадцатый», прием!
- «Двадцатый», я - «Рубин». Вас понял. К заключительным операциям готовы.
- «Рубин», я - «двадцатый». Мы все, ваши товарищи, здесь собрались. Желаем вам попутного ветра. Я - «двадцатый», прием.
Ответ «Рубина» потонул в шумах. Енисейский НИП-4 доложил о выдаче команды на запуск цикла спуска. Команду для верности продублировал НИП-7 с Камчатки.
По этим командам запускалась программа ПВУ, по которой в 10 часов 8 минут и 56 секунд над Гвинейским заливом на шестнадцатом витке должна быть запущена ТДУ на торможение, при условии, если предварительно корабль был ориентирован соплом двигателя по полету. Обычно томительное ожидание доклада с теплоходов «Долинск» и «Краснодар» на этот раз было недолгим. Уже в 10 часов 25 минут был ретранслирован через Одессу и Москву доклад, что команды на запуск и выключение двигателя прошли. Далее начиналась мучительная неопределенность. Никакой связи с кораблем не было.
Все собравшиеся напряженно молчали, ожидая докладов начальника службы поиска генерала Кутасина. Когда тот доложил, что летчик самолета Ил-14 «видит объект», Королев не выдержал, отнял микрофон у Гагарина и закричал:
-Я - «двадцатый»! Сколько парашютов видит летчик Михайлов - один или два?
Если раскрылся только один купол - это плохо. Скорость приземления может быть 8-10 метров в секунду. Если к тому же не сработает двигатель мягкой посадки, травмирование космонавтов неизбежно.
Кутасин после мучительной паузы доложил, что корабль спускается на двух парашютах.
Снова ожидание.
Наконец:
- Летчик Михайлов видит корабль на земле и около него троих человек, машущих руками.
Дорогой и неизвестный летчик Михайлов! Если бы ты знал, какой гром аплодисментов, какие объятия последовали за твоим коротким сообщением!
- Никогда бы не поверил, что из «Востока» можно сделать «Восход» и слетать на нем троим космонавтам, - сказал, излучая редкое сияние, Королев.
На радостях он даже обнял «мальчишку» Богомолова.
По решению Госкомиссии космонавты должны были из Кустаная прилететь в Тюратам. В Кустанай они были доставлены вертолетом и в соответствии с ритуалом должны были доложить Хрущеву о благополучном возвращении.
Мы все тоже ждали благодарности и поздравления Хрущева. Но время шло, ни из Москвы, ни из Кустаная, ни из Пицунды - ни звонков, ни поздравлений. Мы разошлись обедать и отдыхать.
Вскоре разнеслась новость, что председателю Госкомиссии Тюлину из Москвы позвонил Смирнов и передал, что разговора с Хрущевым не будет, а космонавты могут из Кустаная вылетать на полигон. В тот же вечер в свете прожекторов мы встречали на аэродроме всех троих космонавтов. Они вышли из самолета на трап без всяких признаков усталости. Феоктистов, которого врачи категорически не допускали к полету, выглядел особенно счастливым.
На следующий день Госкомиссия устроила расширенное, почти открытое заседание, на которое собрались две с половиной сотни участников. Каждый из космонавтов докладывал о своих ощущениях. После заседания был торжественный обед с тостами за здоровье Королева, экипажа, всех участников подготовки.
Комаров от имени экипажа благодарил и заверил, что они готовы выполнить новое задание партии и правительства. Он счел нужным сказать, что большую благодарность они выражают Никите Сергеевичу, который проявляет особую заботу о развитии советской космической техники.
Затем космонавты провели встречу со стартовой командой. Мы терялись в догадках: почему молчит Москва, почему ни космонавтов, ни нас, «ученых», никто не приветствует и не поздравляет.
Что происходило в это время в Москве и на мысе Пицунда, читатели знают из других мемуаров.
Поздно вечером 14 октября мы догадались, что не угодили Москве. Подготовленный заранее рапорт Комарова с обращением к Хрущеву Москвой был забракован и предлагалось изменить текст.
На следующее утро по радио пришла ошеломляющая новость. Хрущев освобожден от всех должностей в партии и правительстве. Его место заняли Брежнев и Косыгин. Свое разочарование такой новостью мы не скрывали. Мы считали Хрущева энтузиастом космонавтики и рассудили, что с его уходом нам лучше не будет. 16 октября Госкомиссия, а вслед за ней и почти все участники очередного исторического полета улетели в Москву, оставив скучать на полигоне ожидающих особого приглашения космонавтов.
Только на пятый день после возвращения на Землю экипаж «Восхода» получил команду «пожаловать» в Большой Кремлевский дворец. На приеме были выдержаны установившиеся при Хрущеве порядки. После «заправки» мы отводили душу, исполняя традиционные «Мы смело в бой пойдем», «По долинам и по взгорьям» и даже жалостливую «Что стоишь качаясь, тонкая рябина…».
В разгар веселья к нашему столу подошел неузнаваемо мрачный Каманин. Он искал Королева, но того увели на встречу с новыми вождями. Каманин рассказал: «В Югославии потерпел катастрофу самолет Ил-18, тот самый, на котором космонавты прилетели из Кустаная в Тюратам. Погиб начальник Генерального штаба маршал Бирюзов»,
В ноябре 1964 года, после нашумевшего полета трехместного «Восхода», у Королева в его маленьком кабинете собралась небольшая компания для обсуждения графика производства следующих «Восходов». Помню, что были Бушуев, Турков, Охапкин. Графиков и точных планов наших дальнейших работ в утвержденном виде еще не было, шли споры в «низах» и «верхах». СП сам находился, как мы говорили, в «разобранном» состоянии. До начала разговора он не то с вызовом, не то с упреком резким движением передал мне тонкую брошюру:
- Костя и Серега читали уже, теперь ты прочти! Они собрали все силы в один кулак и не скрывают своих планов. А мы до сих пор сами от себя засекречиваем. Не можем договориться ни с министром обороны, ни с ВЗС, ни с ВПК. Одним давай серию «Востоков», другим - «Восходов», нам нужен только «Союз». Брежневу надо что-нибудь запускать, только побыстрее, чтобы показать, что после Никиты наши дела идут неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
- Я - «двадцатый». Как самочувствие и готовы ли вы к заключительным операциям? - спросил Королев.
-Я - «Рубин», самочувствие хорошее. Много интересных явлений. Хотелось бы продолжить работу, - ответил Комаров.
Королев посмотрел на окружающих. Большинство замотали головами. Да ему и самому было ясно, что продолжение еще на сутки очень рискованно.
Чуть улыбнувшись, он нажал тангенту микрофона и ответил:
- Но у нас не было такой договоренности!
- Да, не было, но много нового.
- Всех чудес, «Рубин»', до конца не пересмотришь. Как поняли? Я «двадцатый», прием!
- «Двадцатый», я - «Рубин». Вас понял. К заключительным операциям готовы.
- «Рубин», я - «двадцатый». Мы все, ваши товарищи, здесь собрались. Желаем вам попутного ветра. Я - «двадцатый», прием.
Ответ «Рубина» потонул в шумах. Енисейский НИП-4 доложил о выдаче команды на запуск цикла спуска. Команду для верности продублировал НИП-7 с Камчатки.
По этим командам запускалась программа ПВУ, по которой в 10 часов 8 минут и 56 секунд над Гвинейским заливом на шестнадцатом витке должна быть запущена ТДУ на торможение, при условии, если предварительно корабль был ориентирован соплом двигателя по полету. Обычно томительное ожидание доклада с теплоходов «Долинск» и «Краснодар» на этот раз было недолгим. Уже в 10 часов 25 минут был ретранслирован через Одессу и Москву доклад, что команды на запуск и выключение двигателя прошли. Далее начиналась мучительная неопределенность. Никакой связи с кораблем не было.
Все собравшиеся напряженно молчали, ожидая докладов начальника службы поиска генерала Кутасина. Когда тот доложил, что летчик самолета Ил-14 «видит объект», Королев не выдержал, отнял микрофон у Гагарина и закричал:
-Я - «двадцатый»! Сколько парашютов видит летчик Михайлов - один или два?
Если раскрылся только один купол - это плохо. Скорость приземления может быть 8-10 метров в секунду. Если к тому же не сработает двигатель мягкой посадки, травмирование космонавтов неизбежно.
Кутасин после мучительной паузы доложил, что корабль спускается на двух парашютах.
Снова ожидание.
Наконец:
- Летчик Михайлов видит корабль на земле и около него троих человек, машущих руками.
Дорогой и неизвестный летчик Михайлов! Если бы ты знал, какой гром аплодисментов, какие объятия последовали за твоим коротким сообщением!
- Никогда бы не поверил, что из «Востока» можно сделать «Восход» и слетать на нем троим космонавтам, - сказал, излучая редкое сияние, Королев.
На радостях он даже обнял «мальчишку» Богомолова.
По решению Госкомиссии космонавты должны были из Кустаная прилететь в Тюратам. В Кустанай они были доставлены вертолетом и в соответствии с ритуалом должны были доложить Хрущеву о благополучном возвращении.
Мы все тоже ждали благодарности и поздравления Хрущева. Но время шло, ни из Москвы, ни из Кустаная, ни из Пицунды - ни звонков, ни поздравлений. Мы разошлись обедать и отдыхать.
Вскоре разнеслась новость, что председателю Госкомиссии Тюлину из Москвы позвонил Смирнов и передал, что разговора с Хрущевым не будет, а космонавты могут из Кустаная вылетать на полигон. В тот же вечер в свете прожекторов мы встречали на аэродроме всех троих космонавтов. Они вышли из самолета на трап без всяких признаков усталости. Феоктистов, которого врачи категорически не допускали к полету, выглядел особенно счастливым.
На следующий день Госкомиссия устроила расширенное, почти открытое заседание, на которое собрались две с половиной сотни участников. Каждый из космонавтов докладывал о своих ощущениях. После заседания был торжественный обед с тостами за здоровье Королева, экипажа, всех участников подготовки.
Комаров от имени экипажа благодарил и заверил, что они готовы выполнить новое задание партии и правительства. Он счел нужным сказать, что большую благодарность они выражают Никите Сергеевичу, который проявляет особую заботу о развитии советской космической техники.
Затем космонавты провели встречу со стартовой командой. Мы терялись в догадках: почему молчит Москва, почему ни космонавтов, ни нас, «ученых», никто не приветствует и не поздравляет.
Что происходило в это время в Москве и на мысе Пицунда, читатели знают из других мемуаров.
Поздно вечером 14 октября мы догадались, что не угодили Москве. Подготовленный заранее рапорт Комарова с обращением к Хрущеву Москвой был забракован и предлагалось изменить текст.
На следующее утро по радио пришла ошеломляющая новость. Хрущев освобожден от всех должностей в партии и правительстве. Его место заняли Брежнев и Косыгин. Свое разочарование такой новостью мы не скрывали. Мы считали Хрущева энтузиастом космонавтики и рассудили, что с его уходом нам лучше не будет. 16 октября Госкомиссия, а вслед за ней и почти все участники очередного исторического полета улетели в Москву, оставив скучать на полигоне ожидающих особого приглашения космонавтов.
Только на пятый день после возвращения на Землю экипаж «Восхода» получил команду «пожаловать» в Большой Кремлевский дворец. На приеме были выдержаны установившиеся при Хрущеве порядки. После «заправки» мы отводили душу, исполняя традиционные «Мы смело в бой пойдем», «По долинам и по взгорьям» и даже жалостливую «Что стоишь качаясь, тонкая рябина…».
В разгар веселья к нашему столу подошел неузнаваемо мрачный Каманин. Он искал Королева, но того увели на встречу с новыми вождями. Каманин рассказал: «В Югославии потерпел катастрофу самолет Ил-18, тот самый, на котором космонавты прилетели из Кустаная в Тюратам. Погиб начальник Генерального штаба маршал Бирюзов»,
В ноябре 1964 года, после нашумевшего полета трехместного «Восхода», у Королева в его маленьком кабинете собралась небольшая компания для обсуждения графика производства следующих «Восходов». Помню, что были Бушуев, Турков, Охапкин. Графиков и точных планов наших дальнейших работ в утвержденном виде еще не было, шли споры в «низах» и «верхах». СП сам находился, как мы говорили, в «разобранном» состоянии. До начала разговора он не то с вызовом, не то с упреком резким движением передал мне тонкую брошюру:
- Костя и Серега читали уже, теперь ты прочти! Они собрали все силы в один кулак и не скрывают своих планов. А мы до сих пор сами от себя засекречиваем. Не можем договориться ни с министром обороны, ни с ВЗС, ни с ВПК. Одним давай серию «Востоков», другим - «Восходов», нам нужен только «Союз». Брежневу надо что-нибудь запускать, только побыстрее, чтобы показать, что после Никиты наши дела идут неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186