В процессе всего полета требовалось с особой бдительностью следить за расходом рабочего тела и подзарядом аккумуляторов от солнечных батарей.
Первую тренировку по управлению беспилотной парой «Союзов» мы провели 19 декабря. В «руководящую восьмерку» кроме меня вошли Агаджанов, Трегуб, Раушенбах, Большой, Родин, Старинец и наш первый космонавт Гагарин.
Провожать космонавтов в полет на предстоящих пусках не требовалось, и Гагарин решил принять участие в работе Центра управления с первого дня тренировок. Виновато улыбаясь, он признался, что в вопросах управления полетом «Союзов», особенно на участках сближения и стыковки, чувствует себя профаном. Мы его хорошо понимали: заместителю начальника ЦПК, члену ГОГУ нельзя быть пассивным зрителем. Пассивное наблюдение было не по душе такой активной натуре. Тренировки, отработка документации, разговоры с полигоном, выяснение новых замечаний и соответственно разработка рекомендаций отнимали у нас по 10 - 12 часов в день. Для восстановления работоспособности после ожесточенных споров и разбора различных ситуаций практиковались прогулки к морю. Это называлось «операция продувки мозгов морским воздухом».
Одну из таких «продувок» я совершил вместе с Гагариным. После гибели Комарова он два месяца работал в аварийной комиссии и все еще не мог смириться со случившимся.
Гагарина, так же как и меня, и других наших товарищей мучили те же вопросы, на которые тогда не было ответов. Почему мы все: его начальники и главный конструктор, министр и ВПК, в том числе и он, Гагарин, - решились на пилотируемый пуск, имея до этого подряд три аварийных беспилотных?
Вот теперь мы поступаем разумно - готовим к полету сразу два беспилотных корабля, в которых учтены ошибки предыдущих. Даже если не сможем состыковаться, то, по крайней мере, хоть на одном из кораблей проверим управляемый спуск и на обоих - доработанную парашютную систему.
- Программу, которую мы сейчас готовим, надо было осуществлять до Комарова. Тогда бы Комаров был жив и теперь мы готовили бы пилотируемые пуски, - так рассуждал Гагарин. Я соглашался с ним только наполовину. Комаров действительно был бы жив, но корабль № 4 заведомо был обречен. Если бы он был беспилотным, его бы взорвали системой АПО, потому что не было возможности вернуть его на свою территорию. Посадка на свою территорию оказалась возможной только потому, что там был Комаров, который сам обеспечил ориентацию перед выдачей тормозного импульса.
Если бы на беспилотном 7К-ОК № 4 сработала система АПО, мы, не зная о принципиальном недостатке парашютной системы, на следующем № 5 пустили бы космонавта и, вероятнее всего, конец был бы таким же трагическим.
Теперь мы поумнели. Если из двух беспилотных кораблей хотя бы один выполнит всю подготовленную нами программу, тогда можно уверенно готовить пилотируемые пуски.
Между тем с полигона к нам поступали невеселые сообщения о полосе неудач при испытаниях на ТП. То сожгли кабели в системе электропитания, перепутав полярность в испытательном оборудовании, то на заправочной станции при заправке топливом баков СКДУ на корабле № 6 подорвали мембрану в топливном клапане подачей ложной команды на пиропатроны.
24 октября Госкомиссия и все необходимые главные вылетели, наконец, на полигон. Мишин позвонил еще из Москвы, дал нам указание быть готовыми к пуску не позднее 27 октября.
25 октября Гагарин с сожалением сообщил, что вынужден нас покинуть. Его вызывают на полигон для участия в празднике строителей.
- Вот видите, - оправдывался Гагарин, - отказаться я не имею права. Строителей надо уважать, но настоящая моя работа страдает.
Без преувеличения можно сказать, что для всех людей земного шара Гагарин был личностью самой известной. Любой школьник знал, кто такой Гагарин. В то же время он совершенно не вправе был распоряжаться своим временем, своими действиями. Он получал указания об участии в многочисленных внутренних и внешних общественно-политических мероприятиях. Куда лететь, где выступать, кого приветствовать - это все ему приказывалось. И вот теперь ему даже не дали возможности провести с нами еще два дня до пуска, чтобы получить опыт работы в центре управления полетами.
Утром 27 октября мы получили команду доложить Госкомиссии о полной готовности ГОГУ и всего КИКа. В 8 часов была объявлена четырехчасовая готовность. В 12 часов 30 минут с ошибкой в две сотых секунды (!) с 31-й площадки состоялся запуск 7К-ОК № 6 -»Амура». В ТАСС было передано наименование - очередной «Космос-186».
До пуска казалось, что у нас много праздношатающихся, прилетевших погулять у моря. Теперь территория казалась безлюдной. Все разбежались по рабочим помещениям, как это бывает на кораблях по боевой тревоге. Уже на втором витке мы убедились в раскрытии солнечных батарей и антенн всех систем. Раушенбах доложил о нормальном успокоении и прохождении закрутки на Солнце. Галин и Сорокин успели проверить совмещенные режимы системы дальней радиосвязи (ДРС) - измерение параметров орбиты, телефон и телевидение - все работало. «Ток Солнца» был в норме, буферные батареи заряжались, и даже обычно мнительные «тепловики» заявили, что «замечаний нет». На четвертом витке ввели уставки для проверки основного СКД и стабилизации на ДПО - все получилось. Первые сутки заканчивались оптимистичными прогнозами. Для «притирки», получения действительного опыта управления полетом такого сложного космического аппарата, каким был 7К-ОК, первые сутки реального полета оказались более эффективными, чем тренировки на восьми предыдущих. Неприятности начались на вторые сутки. Коррекция орбиты на 17-м витке не прошла. Снова подвел звездно-солнечный датчик. Затем начались сбои с закладкой уставок в системе ДРС. Повторная попытка коррекции орбиты на 31-м витке сорвалась по причине задержки с выдачей исходных данных на НИПы. На вторые сутки срывалась ионная ориентация, попадая в «ионные ямы». Но так или иначе, за трое почти бессонных суток подвели «Амур» к виду, пригодному для встречи с «Байкалом». Третьи сутки заканчивались в режиме напряженного ожидания запуска «Байкала». В 11 часов 12 минут и 46 с десятыми секунд 30 октября с первой площадки пуск прошел успешно. ТАССу сообщили, что запущен «Космос-188».
Уже на 49-м витке баллистический центр из Болшева докладывал, что расстояние между кораблями всего 24 километра и пока что явной тенденции к быстрому расхождению не прогнозируется. Как и договорились, Агаджанов по циркуляру дал вдогонку уходящей из поля зрения пары команду на сближение, которая была передана на «борт» из Уссурийска.
Я успел доложить на полигон Мишину и Керимову о нашей самодеятельности, но вместо ожидаемого разноса получил одобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Первую тренировку по управлению беспилотной парой «Союзов» мы провели 19 декабря. В «руководящую восьмерку» кроме меня вошли Агаджанов, Трегуб, Раушенбах, Большой, Родин, Старинец и наш первый космонавт Гагарин.
Провожать космонавтов в полет на предстоящих пусках не требовалось, и Гагарин решил принять участие в работе Центра управления с первого дня тренировок. Виновато улыбаясь, он признался, что в вопросах управления полетом «Союзов», особенно на участках сближения и стыковки, чувствует себя профаном. Мы его хорошо понимали: заместителю начальника ЦПК, члену ГОГУ нельзя быть пассивным зрителем. Пассивное наблюдение было не по душе такой активной натуре. Тренировки, отработка документации, разговоры с полигоном, выяснение новых замечаний и соответственно разработка рекомендаций отнимали у нас по 10 - 12 часов в день. Для восстановления работоспособности после ожесточенных споров и разбора различных ситуаций практиковались прогулки к морю. Это называлось «операция продувки мозгов морским воздухом».
Одну из таких «продувок» я совершил вместе с Гагариным. После гибели Комарова он два месяца работал в аварийной комиссии и все еще не мог смириться со случившимся.
Гагарина, так же как и меня, и других наших товарищей мучили те же вопросы, на которые тогда не было ответов. Почему мы все: его начальники и главный конструктор, министр и ВПК, в том числе и он, Гагарин, - решились на пилотируемый пуск, имея до этого подряд три аварийных беспилотных?
Вот теперь мы поступаем разумно - готовим к полету сразу два беспилотных корабля, в которых учтены ошибки предыдущих. Даже если не сможем состыковаться, то, по крайней мере, хоть на одном из кораблей проверим управляемый спуск и на обоих - доработанную парашютную систему.
- Программу, которую мы сейчас готовим, надо было осуществлять до Комарова. Тогда бы Комаров был жив и теперь мы готовили бы пилотируемые пуски, - так рассуждал Гагарин. Я соглашался с ним только наполовину. Комаров действительно был бы жив, но корабль № 4 заведомо был обречен. Если бы он был беспилотным, его бы взорвали системой АПО, потому что не было возможности вернуть его на свою территорию. Посадка на свою территорию оказалась возможной только потому, что там был Комаров, который сам обеспечил ориентацию перед выдачей тормозного импульса.
Если бы на беспилотном 7К-ОК № 4 сработала система АПО, мы, не зная о принципиальном недостатке парашютной системы, на следующем № 5 пустили бы космонавта и, вероятнее всего, конец был бы таким же трагическим.
Теперь мы поумнели. Если из двух беспилотных кораблей хотя бы один выполнит всю подготовленную нами программу, тогда можно уверенно готовить пилотируемые пуски.
Между тем с полигона к нам поступали невеселые сообщения о полосе неудач при испытаниях на ТП. То сожгли кабели в системе электропитания, перепутав полярность в испытательном оборудовании, то на заправочной станции при заправке топливом баков СКДУ на корабле № 6 подорвали мембрану в топливном клапане подачей ложной команды на пиропатроны.
24 октября Госкомиссия и все необходимые главные вылетели, наконец, на полигон. Мишин позвонил еще из Москвы, дал нам указание быть готовыми к пуску не позднее 27 октября.
25 октября Гагарин с сожалением сообщил, что вынужден нас покинуть. Его вызывают на полигон для участия в празднике строителей.
- Вот видите, - оправдывался Гагарин, - отказаться я не имею права. Строителей надо уважать, но настоящая моя работа страдает.
Без преувеличения можно сказать, что для всех людей земного шара Гагарин был личностью самой известной. Любой школьник знал, кто такой Гагарин. В то же время он совершенно не вправе был распоряжаться своим временем, своими действиями. Он получал указания об участии в многочисленных внутренних и внешних общественно-политических мероприятиях. Куда лететь, где выступать, кого приветствовать - это все ему приказывалось. И вот теперь ему даже не дали возможности провести с нами еще два дня до пуска, чтобы получить опыт работы в центре управления полетами.
Утром 27 октября мы получили команду доложить Госкомиссии о полной готовности ГОГУ и всего КИКа. В 8 часов была объявлена четырехчасовая готовность. В 12 часов 30 минут с ошибкой в две сотых секунды (!) с 31-й площадки состоялся запуск 7К-ОК № 6 -»Амура». В ТАСС было передано наименование - очередной «Космос-186».
До пуска казалось, что у нас много праздношатающихся, прилетевших погулять у моря. Теперь территория казалась безлюдной. Все разбежались по рабочим помещениям, как это бывает на кораблях по боевой тревоге. Уже на втором витке мы убедились в раскрытии солнечных батарей и антенн всех систем. Раушенбах доложил о нормальном успокоении и прохождении закрутки на Солнце. Галин и Сорокин успели проверить совмещенные режимы системы дальней радиосвязи (ДРС) - измерение параметров орбиты, телефон и телевидение - все работало. «Ток Солнца» был в норме, буферные батареи заряжались, и даже обычно мнительные «тепловики» заявили, что «замечаний нет». На четвертом витке ввели уставки для проверки основного СКД и стабилизации на ДПО - все получилось. Первые сутки заканчивались оптимистичными прогнозами. Для «притирки», получения действительного опыта управления полетом такого сложного космического аппарата, каким был 7К-ОК, первые сутки реального полета оказались более эффективными, чем тренировки на восьми предыдущих. Неприятности начались на вторые сутки. Коррекция орбиты на 17-м витке не прошла. Снова подвел звездно-солнечный датчик. Затем начались сбои с закладкой уставок в системе ДРС. Повторная попытка коррекции орбиты на 31-м витке сорвалась по причине задержки с выдачей исходных данных на НИПы. На вторые сутки срывалась ионная ориентация, попадая в «ионные ямы». Но так или иначе, за трое почти бессонных суток подвели «Амур» к виду, пригодному для встречи с «Байкалом». Третьи сутки заканчивались в режиме напряженного ожидания запуска «Байкала». В 11 часов 12 минут и 46 с десятыми секунд 30 октября с первой площадки пуск прошел успешно. ТАССу сообщили, что запущен «Космос-188».
Уже на 49-м витке баллистический центр из Болшева докладывал, что расстояние между кораблями всего 24 километра и пока что явной тенденции к быстрому расхождению не прогнозируется. Как и договорились, Агаджанов по циркуляру дал вдогонку уходящей из поля зрения пары команду на сближение, которая была передана на «борт» из Уссурийска.
Я успел доложить на полигон Мишину и Керимову о нашей самодеятельности, но вместо ожидаемого разноса получил одобрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186