Он вздрогнул, когда перед Флоренс стали появляться пятнышки света. «Фокусы конденсации», — мелькнула мысль. Они начали увеличиваться в размере и в числе, паря перед Флоренс, как галактика бледных миниатюрных солнц. Его ноги почти совсем онемели. «Скоро», — подумал Фишер. Его пальцы впились в подлокотники: из ноздрей медиума начала сочиться телеплазма. Вязкие нити напоминали двух серых змей, вылезающих из ее носа. Фишер наблюдал с пересохшим горлом, а они соединились в более толстое кольцо, которое начало распутываться, а потом поднялось и покрыло лицо Флоренс. Фишер опустил глаза, а услышав нечто вроде шуршания бумаги, и вовсе закрыл их.
В его ноздри проник запах озона, как в слишком сильно хлорированном плавательном бассейне.
Не удержавшись, он открыл глаза и вздрогнул: телеплазма покрыла всю голову Флоренс, как мокрый кисейный мешок. Присмотревшись, Фишер увидел, что он принимает какую-то форму, словно под рукой невидимого скульптора: вот появились глазницы, переносица, ноздри, уши, линия рта. Не прошло и минуты, как все было готово — печальное лицо молодого человека, черноволосого, красивого.
Фишер прокашлялся. Сердце забилось от ощущения чего-то нереального.
— У тебя есть голос? — спросил он.
Послышался неестественный булькающий звук, как предсмертный хрип. Фишер ощутил бегущие по коже мурашки. Через полминуты звук прекратился, и снова повисла тишина.
— Теперь ты можешь говорить? — спросил Фишер.
— Могу.
Голос был, несомненно, мужской.
Фишер поколебался, потом набрал в грудь воздуха.
— Кто ты?
— Дэниэл Беласко.
Губы фигуры не двигались, но голос исходил из бледного лица молодого человека.
— Это твое тело мы нашли утром за стеной в винном погребе?
— Мое.
— Мы должным образом погребли тебя за стенами дома. Почему ты по-прежнему тут?
— Я не могу уйти.
— Почему?
Ответа не последовало. Фишер сцепил руки на животе.
— Ты имеешь отношение к нападению на доктора Барретта в парилке?
— Нет.
— Тогда кто же это сделал?
Опять никакого ответа.
— Это ты напал на доктора Барретта в обеденном зале вчера вечером? — спросил Фишер.
— Нет.
— А кто?
Молчание.
— Ты искусал мисс Таннер сегодня утром?
— Не я.
— А кто?
Молчание.
— Ты вселился в кошку, чтобы напасть на мисс Таннер?
— Не я.
— Тогда кто же?
Молчание.
— Тогда кто же? — настаивал Фишер. — Кто напал на доктора Барретта? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Молчание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу сказать.
— Почему?
— Не могу.
— Почему?
Молчание.
— Ты должен сказать мне. Кто напал на доктора Барретта в обеденном зале и в парилке? Кто искусал мисс Таннер? Кто вселился в кошку?
Послышалось учащенное дыхание.
— Кто? — потребовал ответа Фишер.
— Не могу...
— Ты должен сказать мне.
— Не могу... — жалобно проговорил голос.
— Кто? — спросил Фишер.
— Не могу сказать...
— Кто?
— Пожалуйста...
— Кто?
Послышалось что-то вроде всхлипа.
— Он, — сказал голос.
— Кто?
— Он.
— Кто?
— Он. Он!
— Кто?
— Он! — выкрикнул голос. — Гигант! Он! Отец, отец!
Фишер сидел в суровом молчании, а лицо утратило форму, телеплазма покрылась рябью. И вдруг стала втягиваться в ноздри Флоренс. Когда все исчезло, Фишер услышал мучительный стон женщины. Менее чем через семь секунд он прекратился.
Прежде чем встать, Фишер еще почти минуту сидел неподвижно. На негнущихся ногах он прошел в ванную, налил в стакан воды, отнес его в спальню и неподвижно встал рядом с креслом Флоренс. Так он стоял, пока она не открыла глаза.
Когда Флоренс одним долгим глотком выпила воду, Фишер подошел к стене и включил лампу над ее кроватью, а потом тяжело опустился в кресло напротив медиума.
— Он признался? — спросила Флоренс.
Когда он все рассказал, лицо ее выразило глубокое волнение.
— Беласко, — проговорила она. — Ну конечно! Конечно. Мы должны были догадаться.
Фишер не ответил.
— Дэниэл никогда не причинил бы мне вреда. Или доктору Барретту. Я знала, что это не может быть он, несмотря на все свидетельства, — просто чувствовалось, что это не так. Он такая же жертва дома, как и прочие. — Флоренс посмотрела на скептическое лицо Фишера. — Как вы не видите? Его держит здесь его отец.
Он молча смотрел на нее, желая поверить тому, что она сказала, но боясь стать рабом чужого мнения.
— Как вы не видите? — нетерпеливо повторила она. — Они враждуют, Дэниэл пытается сбежать из Адского дома, а отец делает все возможное, чтобы не допустить этого, и пытается настроить меня против Дэниэла, заставить меня поверить, что Дэниэл желает мне зла. А он не желает зла, он просто хочет...
Она так резко замолкла, что Фишер прищурился.
— Чего?
— Чтобы я помогла ему.
— Вы хотели сказать не это.
— Нет, это. Я единственная, кто может ему помочь. Только мне он доверяет. Как вы не видите?
Фишер осторожно посмотрел на нее.
— Надеюсь, что вижу, — сказал он.
* * *
15 ч. 47 мин.
Эдит села и свесила ноги с кровати. Взяв со столика часы Лайонела, она открыла крышку. Около четырех. Как он сумеет до завтра подготовить свой аппарат?
Она посмотрела на спящего Барретта и с беспокойством подумала о том, что муж уже не так уверен в себе, как заявляет. Не то чтобы он показывал это, даже ей. Когда дело касалось его работы, это был человек непоколебимой самоуверенности, так было всегда.
Резко встав, Эдит подошла к книжному шкафу и открыла дверцу. Да, и муж, и Фишер ее предостерегали. Но ведь ничего не случилось, верно? Бренди просто дает ей расслабиться, вот и все. Если она собирается остаться в этом доме до завтра, то должна, черт возьми, предпринять шаги, чтобы это пребывание было терпимым.
Она отнесла графин и серебряную стопку на стол, налила себе бренди и выпила одним глотком. Алкоголь обжег горло, и она, откинув голову, закрыв глаза и широко раскрыв рот, втянула в себя воздух. Как будто горячий сироп пролился ей в грудь и живот, и тепло распространилось по телу, пульсируя в жилах.
Эдит налила еще стопку, пригубила и присела на стол, отодвинув ящик с рукописью Лайонела. Потом еще пригубила бренди, а потом, снова запрокинув голову и закрыв глаза, с выражением наслаждения на лице опрокинула всю стопку.
Ей вспомнилась ситуация в парилке, но она постаралась отогнать тягостные мысли о том, что на определенном этапе ее взбесила его импотенция, как будто причиной тому были не последствия болезни, а его эгоизм. Эдит встревожилась при мысли, что он хочет отправить ее в Карибу-Фолс лишь потому, что она раздражает его своими приставаниями.
Она моргнула. Было страшно думать о Лайонеле. Конечно, если бы мог, он бы занялся с ней любовью.
«Занялся бы?» — возник в голове вопрос. А вообще когда-нибудь его заботил секс с ней?
Она импульсивно потянулась к графину и уронила ящик с рукописью на пол, листы разлетелись по ковру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69