Шмякнемся так с высоты в тысячу метров, что хоронить то, что потом удастся собрать, придется в закрытых гробах. Вот только ты не учитываешь одного: мне терять нечего; я уже докатился до ручки и предпочту погибнуть в авиакатастрофе, нежели проиграть эту схватку. А потому."
- Еще покатаемся с горки? - тоном этакого голливудского киногероя развязно поинтересовался парниша. Он сейчас, наверное, любовался собой со стороны. Очень сам себе нравился. Еще несмышленыш. Уверенный в том, что в жизни, как в фильмах. - Мне повторить?
"Черт! А что же сейчас творится в пассажирском салоне? - попытался представить я. - Куча-мала?! Только бы эти пьяные гады не скрутили Кристину. Ох, и как же мне одному тогда будет непросто!"
- А теперь положи пистолет, - совсем обнаглел пилот и вновь шевельнул рукояткой. МИ-8 чутко откликнулся на это движение.
И в этот миг я надавил на спуск. Пистолет коротко гавкнул. Вертолет резко дернулся вправо и вверх и начал стремительно набирать высоту. А решивший поиграть в героя мальчик-пилот горько взвыл, но, надо отдать ему должное, рукоятку не выпустил, хотя пуля попала ему в бедро. А как это больно, я знал на собственном опыте.
Сквозь рев двигателей из салона донесся хлопок. "Ракета, - понял я и еще раз безуспешно попытался выбраться из кресла. - У Кристины проблемы! Ей нужна моя помощь! Пр-р-роклятье!!! И как же все получается через жопу!!!"
- Выравнивай, мразь! - завопил я, и пилот, подавшись всем телом вперед и вцепившись обеими руками в рукоятку, вновь сумел перевести вертолет в горизонтальный полет. И замер, пытаясь прийти в себя и тупея от боли в пробитой пулей ноге. Героически погибать в авиакатастрофе он передумал. И, кажется, вообще не ожидал, что все может зайти столь далеко. Пальба из пистолета, острая боль в бедре, мечущийся в небе МИ-8, который только каким-то чудом удалось взять под контроль.
"Только бы ты не потерял сознание от болевого шока, - подумал я и наконец сумел вылезти из кресла. - Зато тебе, юноша, теперь не до сопротивления".
- Ты хоть понял, что в следующий раз тебя пристрелю? И плевать я хотел на то, что мы грохнемся. Для меня оно, может, и к лучшему, - громко поставил я в известность пилота и выглянул из кабины.
В пассажирском салоне творился настоящий бедлам. Там от души порезвились три незакрепленных армейских ящика и ракета, выпущенная Кристиной. Ящики смели на своем пути все, до чего только сумели добраться, ракета же наполнила салон густым белым дымом и, еще не утратив энергии, ярко догорала в хвосте вертолета.
Первое, что бросилось мне в глаза, - это труп пэвэошного подполковника, валявшийся возле самой кабины. То, что это был именно труп, не вызывало никаких сомнений. С вывернутой почти на сто восемьдесят градусов башкой не живут.
"Уже минус три, если считать бесчувственных командира и Чечева. Постепенно силы уравниваются", - машинально подумал я и попробовал в непроглядном дыму отыскать взглядом Кристину. Для меня сейчас было заботой номер один: что с этой красавицей, сильно ли она пострадала, пока вертолет в небе закладывал виражи и по салону летали ракета и ящики, нужна ли девочке медицинская помощь, и вообще, жива ли она. Все остальное потом, а сейчас главное - Крис!
Эта фартовая крошка эффектно выплыла ко мне из клубов дыма. Этакая сказочная фея. Растрепанная и успевшая сильно перемазать мордашку чем-то похожим на сажу. Со второй ракетой в руке и пустым блуждающим взором.
- Ну, блин, засада! - Она похлопала густыми ресницами и нервно дернула плечиком. - Я уже думала, что нам хана. - И сообщила совершенно бесстрастно, так, будто только что прокатилась на карусели, а не выбралась из сущего ада. - Я в этой свалке отбила себе все бока.
"Если только бока, то слава Богу, - облегченно подумал я и обернулся к пилоту проверить, не затевает ли он еще какую-нибудь пакость, пока я отвлекся. Но там все было спокойно. Пожалуй, летчик сейчас не мог помышлять ни о чем, кроме того, как бы не грохнуться в обморок и не потерять управление. Сидел, судорожно вцепившись в рукоятку и то ли от усердия, то ли от боли выпучив зенки, как кот, который гадит на подушку хозяина. По бледному лицу струились тонкие ручейки пота, штанина потемнела от крови. - Не мешало бы его перебинтовать. Еще пригодится. Но это попозже. А пока надо разобраться с остальными. Кого связать, кого обыскать, а кого и добить".
- Что там сейчас? - спросил я у Кристины, кивнув в глубину салона, из которого, как это ни странно, не раздавалось ни единого звука. Ни единого шороха. Вообще-то, меня это устраивало. Но в то же время и настораживало. - Что, все передохли? Осталась лишь ты?
- Не знаю, - качнула головой Крис. - Может быть. Вот этот, - небрежно коснулась она носком кроссовки валявшегося у нее в ногах мертвого подполковника, - когда все началось, выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Вертолет вдруг стал падать, началось черт знает что. Все перевернулось. Я ничего не помню.
- А где волына? - насторожился я.
- Какая волына?
- Та, из которой он, - посмотрел я на труп пэвэошника, - в тебя целил.
Крис не ответила, лишь молча пожала плечами.
- Ладно, держи. - Я сунул ей пистолет, а взамен забрал себе ракету. - Не спускай глаз с этого камикадзе, - кивнул на застывшего в кресле пилота. - Если опять начнет проявлять активность, стреляй во вторую ногу. И при этом покрепче держись, чтобы не летать по кабине. - Я еще раз окинул взглядом второго пилота, потом посмотрел на командира, продолжавшего в отрубе лежать на полу, бесстрастно сказал: - Если этот очухается, пристрели. - И отправился в задымленный салон оценивать силы противника и искать пистолет, который потерял подполковник. Меня совсем не устраивало, чтобы эта волына вдруг оказалась у кума или у прапорщика. Я не хотел иметь на борту кого-то вооруженного, кроме себя самого или Кристины.
Первым, на кого я наткнулся, был Чечев. По-прежнему без сознания, с разбитой мною башкой, но, вроде бы, без каких-либо дополнительных повреждений, он валялся возле борта, уткнувшись задницей под скамейку и приходить в себя в ближайшее время не собирался.
"Пока полежи", - подумал я и отправился дальше.
Цыкнул на сжавшегося у себя в гнездышке из тряпья механика: "Хочешь жить, не вставай. Сиди, как сидишь, и не дергайся", отметил, что он совершенно не пострадал, только очень напуган, и тут же увидел придавленного одним из зеленых ящиков кума.
Он находился в сознании. Только ослеп. Ракета, угодив ему в рожу, обожгла ее до состояния хорошо обжаренного бифштекса, опалила брови и волосы и, похоже, серьезно повредила глаза. Сейчас они были плотно закрыты и стремительно оплывали, как у боксера, пропустившего мощный удар "на две лузы" - в переносицу.
- Что произошло? - стоило мне наклониться над ним, просипел кум, ощутив чье-то присутствие рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
- Еще покатаемся с горки? - тоном этакого голливудского киногероя развязно поинтересовался парниша. Он сейчас, наверное, любовался собой со стороны. Очень сам себе нравился. Еще несмышленыш. Уверенный в том, что в жизни, как в фильмах. - Мне повторить?
"Черт! А что же сейчас творится в пассажирском салоне? - попытался представить я. - Куча-мала?! Только бы эти пьяные гады не скрутили Кристину. Ох, и как же мне одному тогда будет непросто!"
- А теперь положи пистолет, - совсем обнаглел пилот и вновь шевельнул рукояткой. МИ-8 чутко откликнулся на это движение.
И в этот миг я надавил на спуск. Пистолет коротко гавкнул. Вертолет резко дернулся вправо и вверх и начал стремительно набирать высоту. А решивший поиграть в героя мальчик-пилот горько взвыл, но, надо отдать ему должное, рукоятку не выпустил, хотя пуля попала ему в бедро. А как это больно, я знал на собственном опыте.
Сквозь рев двигателей из салона донесся хлопок. "Ракета, - понял я и еще раз безуспешно попытался выбраться из кресла. - У Кристины проблемы! Ей нужна моя помощь! Пр-р-роклятье!!! И как же все получается через жопу!!!"
- Выравнивай, мразь! - завопил я, и пилот, подавшись всем телом вперед и вцепившись обеими руками в рукоятку, вновь сумел перевести вертолет в горизонтальный полет. И замер, пытаясь прийти в себя и тупея от боли в пробитой пулей ноге. Героически погибать в авиакатастрофе он передумал. И, кажется, вообще не ожидал, что все может зайти столь далеко. Пальба из пистолета, острая боль в бедре, мечущийся в небе МИ-8, который только каким-то чудом удалось взять под контроль.
"Только бы ты не потерял сознание от болевого шока, - подумал я и наконец сумел вылезти из кресла. - Зато тебе, юноша, теперь не до сопротивления".
- Ты хоть понял, что в следующий раз тебя пристрелю? И плевать я хотел на то, что мы грохнемся. Для меня оно, может, и к лучшему, - громко поставил я в известность пилота и выглянул из кабины.
В пассажирском салоне творился настоящий бедлам. Там от души порезвились три незакрепленных армейских ящика и ракета, выпущенная Кристиной. Ящики смели на своем пути все, до чего только сумели добраться, ракета же наполнила салон густым белым дымом и, еще не утратив энергии, ярко догорала в хвосте вертолета.
Первое, что бросилось мне в глаза, - это труп пэвэошного подполковника, валявшийся возле самой кабины. То, что это был именно труп, не вызывало никаких сомнений. С вывернутой почти на сто восемьдесят градусов башкой не живут.
"Уже минус три, если считать бесчувственных командира и Чечева. Постепенно силы уравниваются", - машинально подумал я и попробовал в непроглядном дыму отыскать взглядом Кристину. Для меня сейчас было заботой номер один: что с этой красавицей, сильно ли она пострадала, пока вертолет в небе закладывал виражи и по салону летали ракета и ящики, нужна ли девочке медицинская помощь, и вообще, жива ли она. Все остальное потом, а сейчас главное - Крис!
Эта фартовая крошка эффектно выплыла ко мне из клубов дыма. Этакая сказочная фея. Растрепанная и успевшая сильно перемазать мордашку чем-то похожим на сажу. Со второй ракетой в руке и пустым блуждающим взором.
- Ну, блин, засада! - Она похлопала густыми ресницами и нервно дернула плечиком. - Я уже думала, что нам хана. - И сообщила совершенно бесстрастно, так, будто только что прокатилась на карусели, а не выбралась из сущего ада. - Я в этой свалке отбила себе все бока.
"Если только бока, то слава Богу, - облегченно подумал я и обернулся к пилоту проверить, не затевает ли он еще какую-нибудь пакость, пока я отвлекся. Но там все было спокойно. Пожалуй, летчик сейчас не мог помышлять ни о чем, кроме того, как бы не грохнуться в обморок и не потерять управление. Сидел, судорожно вцепившись в рукоятку и то ли от усердия, то ли от боли выпучив зенки, как кот, который гадит на подушку хозяина. По бледному лицу струились тонкие ручейки пота, штанина потемнела от крови. - Не мешало бы его перебинтовать. Еще пригодится. Но это попозже. А пока надо разобраться с остальными. Кого связать, кого обыскать, а кого и добить".
- Что там сейчас? - спросил я у Кристины, кивнув в глубину салона, из которого, как это ни странно, не раздавалось ни единого звука. Ни единого шороха. Вообще-то, меня это устраивало. Но в то же время и настораживало. - Что, все передохли? Осталась лишь ты?
- Не знаю, - качнула головой Крис. - Может быть. Вот этот, - небрежно коснулась она носком кроссовки валявшегося у нее в ногах мертвого подполковника, - когда все началось, выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Вертолет вдруг стал падать, началось черт знает что. Все перевернулось. Я ничего не помню.
- А где волына? - насторожился я.
- Какая волына?
- Та, из которой он, - посмотрел я на труп пэвэошника, - в тебя целил.
Крис не ответила, лишь молча пожала плечами.
- Ладно, держи. - Я сунул ей пистолет, а взамен забрал себе ракету. - Не спускай глаз с этого камикадзе, - кивнул на застывшего в кресле пилота. - Если опять начнет проявлять активность, стреляй во вторую ногу. И при этом покрепче держись, чтобы не летать по кабине. - Я еще раз окинул взглядом второго пилота, потом посмотрел на командира, продолжавшего в отрубе лежать на полу, бесстрастно сказал: - Если этот очухается, пристрели. - И отправился в задымленный салон оценивать силы противника и искать пистолет, который потерял подполковник. Меня совсем не устраивало, чтобы эта волына вдруг оказалась у кума или у прапорщика. Я не хотел иметь на борту кого-то вооруженного, кроме себя самого или Кристины.
Первым, на кого я наткнулся, был Чечев. По-прежнему без сознания, с разбитой мною башкой, но, вроде бы, без каких-либо дополнительных повреждений, он валялся возле борта, уткнувшись задницей под скамейку и приходить в себя в ближайшее время не собирался.
"Пока полежи", - подумал я и отправился дальше.
Цыкнул на сжавшегося у себя в гнездышке из тряпья механика: "Хочешь жить, не вставай. Сиди, как сидишь, и не дергайся", отметил, что он совершенно не пострадал, только очень напуган, и тут же увидел придавленного одним из зеленых ящиков кума.
Он находился в сознании. Только ослеп. Ракета, угодив ему в рожу, обожгла ее до состояния хорошо обжаренного бифштекса, опалила брови и волосы и, похоже, серьезно повредила глаза. Сейчас они были плотно закрыты и стремительно оплывали, как у боксера, пропустившего мощный удар "на две лузы" - в переносицу.
- Что произошло? - стоило мне наклониться над ним, просипел кум, ощутив чье-то присутствие рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92