Так как Гриффит быстро исчерпал свои новости, любопытство слушателей было скоро утолено, и взоры всех присутствующих снова обратились на таинственного лоцмана, который должен был вывести их из этих мест, где опасность, возрастая с каждой минутой, становилась все более грозной.
ГЛАВА IV
… смотри на паруса,
Невидимым наполненные ветром,
Влекут они суда по бурным водам,
Прибой встречая грудью…
Шекспир
Читателю уже известно, что небо и море вокруг наших героев были насыщены всеми тревожными признаками, способными зародить дурные предчувствия в груди моряка. Посреди бухты ночь казалась не такой тревожной, как в тени утесов, однако видимость оставалась плохой, хотя в восточной части горизонта над угрюмым морем появилась полоса зловещего света, которая позволяла отчетливо различать вздыбленную поверхность высоких волн, с каждым мгновением приобретавших все более грозный вид. Над кораблем, почти касаясь его высоких мачт, нависли черные тучи, и лишь в полосе света на краю небосклона чахлыми огоньками мерцали редкие звезды. Время от времени над бухтой пролетал ветерок, донося свежие запахи суши, но сама неравномерность подобных порывов доказывала, что это было предсмертное дыхание берегового бриза. Рокот прибоя, набегавшего на берега залива, порождал тупой, монотонный шум, который превращался в глухой рев, когда более мощная волна с силой разбивалась в расселинах скал. Словом, все объединилось, чтобы сделать окружающую картину мрачной и зловещей, не вызывая, однако, непосредственного чувства страха, ибо корабль продолжал легко подниматься и опускаться на длинных волнах, даже не натягивая при этом тяжелого якорного каната.
Офицеры собрались у шпиля, обсуждая серьезность положения и возможные перспективы, в то время как некоторые матросы, старые служаки, пользовавшиеся особым расположением начальства, осмеливались лишь приблизиться к священным пределам шканцев, чтобы подслушать высказывания старших. И офицеры и рядовые матросы то и дело бросали тревожные взгляды на капитана и лоцмана, которые, стоя поодаль, продолжали свою таинственную беседу. Но, когда один из юных гардемаринов, движимый неудержимым любопытством и легкомыслием, свойственным его возрасту, подошел к ним поближе, капитан сурово отчитал его, и сконфуженный юноша был вынужден скрыть свое смущение в кругу товарищей. Этот выговор старшие офицеры поняли как намек, что совещанию, которое они наблюдали, никоим образом нельзя мешать. И, хотя они вполголоса продолжали выражать свое нетерпение, тем не менее никто уже не решался прерывать беседу, которая, по общему мнению, на этот раз неразумно затянулась.
— Не время сейчас вести разговоры о пеленгах или дистанциях, — заметил офицер, следующий по старшинству за Гриффитом. — Следовало бы свистать всех наверх и пытаться верповать фрегат, покуда шлюпки еще могут держаться на воде.
— Тяжело, да и, пожалуй, бесполезно верповать корабль против встречной волны на целые мили, — возразил первый лейтенант. — Но вот береговой ветер еще не совсем стих, и если поставить верхние паруса, то с помощью отлива нам бы удалось уйти от берега…
— Окликните марсовых, Гриффит, — посоветовал второй лейтенант, — спросите их, есть ли наверху ветер. Может быть, ваши слова заставят старика и этого неповоротливого лоцмана сдвинуться с места.
Гриффит, рассмеявшись, согласился выполнить просьбу и, когда в ответ на обращение услышал привычное «Есть, сэр!» — громко спросил:
— Каково направление ветра поверху?
— Слабые порывы ветра с берега, сэр! — ответил старший из марсовых. — Однако марсели висят на гитовах без движения.
Капитан Мансон и его собеседник, прекратив разговор, внимательно выслушали вопрос Гриффита и ответ матроса, но затем с прежним пылом как ни в чем не бывало возобновили беседу.
— Да хоть бы движение и было, все равно наш намек не произвел бы никакого впечатления на начальство, — сказал командир морской пехоты. Незнание им морского дела увеличивало в его глазах опасность, но, оставаясь поневоле праздным, он острил чаще кого-либо другого на судне. — Уши этого лоцмана не чувствительны к тонким намекам, мистер Гриффит, — не подергать ли вам его за нос?
— Мы еще в катере немного повздорили, — ответил первый лейтенант, — и я убедился, что он из тех людей, которые легко проглатывают подобные шутки. Хотя он на вид такой тихий и скромный, однако я сомневаюсь, чтобы он уделял много внимания книге Иова! note 10
— А зачем это ему? — воскликнул корабельный священник, который трусил не меньше, чем командир морской пехоты, и поэтому пребывал в большом унынии. — Надеюсь, он не тратил времени попусту, когда существует столько карт побережья и наставлений для плавания в этих морях, которые он обязан был изучить.
Эти слова, встреченные громким смехом, казалось, произвели давно желанное действие: таинственный разговор между капитаном и лоцманом закончился. Капитан подошел к поджидавшим его офицерам и со свойственными ему сдержанностью и степенностью сказал:
— Мистер Гриффит, велите приступить к подъему якоря и поставить паруса! Пора выходить в море!
Едва успел молодой лейтенант радостно ответить: «Есть, сэр!» — как послышались крики гардемаринов, призывавших боцмана и его помощников к выполнению их обязанностей.
Среди людей, столпившихся у грот-мачты, на реях и на трапах, произошло движение, хотя привычка к дисциплине заставила их еще миг оставаться в неподвижности. Тишина была нарушена свистом боцманской дудки, за которым раздался крик: «Все наверх! С якоря сниматься!» Первый звук вырос в ночном воздухе от низких густых нот до пронзительной резкости и постепенно замер в волнах; а второй прогрохотал в каждом отсеке фрегата, как глухой раскат отдаленного грома.
Перемена, вызванная этими привычными сигналами, казалась поистине волшебной. Матросы появлялись из-за пушек, выскакивали из люков, с неустрашимой беспечностью бросались вниз по вантам и с такой поспешностью сбегались со всех сторон, что через мгновение палуба фрегата запестрила людьми. Глубокая тишина, которую до сих пор нарушали только тихие переговоры офицеров, теперь уступила место шумным приготовлениям и всеобщей суете, среди которой все же отчетливо были слышны суровые приказания лейтенантов со вторившими им резкими выкриками гардемаринов да хриплая команда боцмана и его помощников.
Только капитан и лоцман не принимали участия в общих напряженных усилиях. Зато на сей раз опасность заставила шевелиться тех офицеров, которые по роду своей службы не были обязаны принимать участие в подобных работах, за что их обычно называли «лодырями». И, хотя более опытные их товарищи не раз повторяли им, что они скорее мешают, чем помогают, их усердие от этого не уменьшалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117