— Ну, как, приятель? — спросил его Борроуклиф. — Что поделывают арестованные?
— Они, по-моему, спят, ваша честь, ибо с тех пор как я на посту, из их комнат не слышно ни звука.
— Они очень устали, почему бы им не поспать в этих уютных помещениях? — заметил капитан. — Стань в ружье, дурачина, да расправь плечи! А то еле шевелишься, как краб или капрал из ополчения! Разве не видишь, что к тебе подходит кавалерийский офицер? Хочешь опозорить свой полк?
— Ах, ваша честь, один только бог знает, смогу ли я когда-нибудь снова расправить плечи!
— Купи себе еще один пластырь, — сказал Борроуклиф, сунув ему в руки шиллинг, — да помни: ты ничего не знаешь, кроме своих обязанностей.
— Иначе говоря, ваша честь?..
— Подчиняться мне и молчать… Но вот идет сержант с караулом. Он снимет тебя с поста.
Спутники Борроуклифа сперва остановились на другом конце коридора, затем несколько солдат в сопровождении сержанта прошли вперед, со всеми воинскими церемониями сменили с поста часового и наконец все вместе направились к помещениям арестованных. Указав рукой на одну из дверей, Диллон со злобной усмешкой сказал:
— Отворите-ка, сержант! В этой клетке сидит человек, который нам нужен больше всего.
— Тише, тише, милорд верховный судья и могущественный кацик! — остановил его капитан. — Еще не наступил час созыва присяжных заседателей из числа толстопузых йоменов, и никто, кроме меня, не имеет права приказывать моим солдатам.
— Уж слишком вы суровы, я должен заметить, капитан Борроуклиф! — вмешался полковник. — Но я прощаю вас, ибо воинская дисциплина прежде всего… Да, Кит, это дело придется предоставить военным. Наберитесь терпения, мой уважаемый родственник! Не сомневаюсь, что близок час, когда вы будете вершить правосудие и удовлетворите свои верноподданнические чувства, расправившись со многими изменниками. Черт возьми, при таком возмездии я и сам, пожалуй, не прочь стать палачом!
— Я могу сдержать нетерпение, сэр — ответил Диллон с притворной скромностью и большим самообладанием, хотя глаза его сверкали дикой радостью. — Прошу прощения у капитана Борроуклифа, если, желая поставить гражданскую власть перед военной, я покусился на его права.
— Вот видите, Борроуклиф! — радостно воскликнул полковник. — Молодой человек в своих поступках руководствуется чувством законности и справедливости. Я уверен, что такой одаренный человек никогда не будет изменником… Однако нас ждет завтрак, и мистер Фитцджералд порядочно проехал верхом в это холодное утро. Давайте скорее покончим с нашим делом.
По знаку Борроуклифа сержант отворил дверь: они вошли в комнату.
— Ваш арестованный бежал! — вскричал корнет, который тотчас убедился, что комната пуста.
— Нет, этого не должно быть! Этого не может быть! — закричал Диллон, содрогаясь от бешенства и яростно обшаривая глазами помещение. — Тут совершено предательство, измена королю!
— Кем же, мистер Кристофер Диллон? — спросил Борроуклиф, нахмурив брови и цедя слова сквозь зубы. — Пусть только кто-нибудь посмеет обвинить в измене хоть одного солдата моего полка!
Будущий судья мгновенно понял, что зашел слишком далеко и что ему следует тотчас умерить свой гнев. Точно по мановению волшебной палочки, он снова принял свой прежний лицемерно-вкрадчивый вид.
— Полковник Говард поймет причину моей горячности, — ответил он, — когда узнает, что в этой комнате ночью находился человек, чье имя — позор для его семьи и для всей страны! Здесь был изменник Эдуард Гриффит, лейтенант флота мятежников!
— Что?! — воскликнул пораженный полковник. — Как посмел этот юный отступник осквернить своим присутствием аббатство Святой Руфи? Ты бредишь, Кит: он не отважился бы на такой поступок!
— По-видимому, он отважился даже на большее, сэр, — возразил Диллон. — Хотя он, несомненно, был заперт в этой комнате, сейчас его здесь нет. А из этого окна, хотя оно и отворено, убежать невозможно, даже с чьей-либо помощью.
— Если бы я знал, что этот дерзкий юнец осмелится на такой бесстыдный поступок, — вскричал полковник, — я бы сам, невзирая на мои лета, поднял оружие, чтобы наказать его за беспримерную наглость! Как? Разве недостаточно того, что он явился в мой дом в Америке и, воспользовавшись тогдашней суматохой, хотел отнять у меня самое драгоценное мое сокровище? Да, джентльмены, он хотел похитить дочь моего брата Гарри! Но высадиться с тем же намерением на этот священный остров, дабы продолжить и здесь свою измену королю, верность которому он нарушил еще раньше!.. Нет-нет, Кит, твои чувства ослепляют тебя! Он никогда не решился бы на подобный шаг!
— Выслушайте, сэр, и вы убедитесь, — мягко сказал Кристофер. — Я не удивляюсь тому, что вы мне не верите, но, так как хорошее доказательство есть душа правосудия, я не могу не привести его вам. Вы знаете, что два судна, по описанию похожие на корабли мятежников, которые причинили нам столько хлопот в водах Каролины, еще несколько дней назад появились у нашего побережья и что именно это и заставило нас просить покровительства капитана Борроуклифа. На следующий день после того, как нам стало известно, что корабли подошли к мелям, около аббатства были задержаны трое неизвестных в одежде моряков. Их арестовали, и по голосу в одном из них, сэр, я тотчас узнал изменника Гриффита. Правда, он был переодет и загримирован, причем весьма искусно. Но, когда человек всю жизнь посвятил делу выяснения истины, — с величайшей скромностью добавил Диллон, — его трудно обмануть подобным маскарадом.
Эти доводы произвели на полковника Говарда очень сильное впечатление, а последние слова заставили его окончательно согласиться с мнением Диллона. Борроуклиф тоже слушал его с глубоким интересом и несколько раз от досады кусал себе губы.
— Готов поклясться, что один из них привычен к строевой службе! — воскликнул капитан, когда Диллон закончил свою речь.
— Весьма возможно, мой почтенный друг, — согласился Диллон. — Эта высадка, очевидно, была произведена с каким-то дурным умыслом, и, конечно, Гриффит не мог явиться сюда без охраны. Мне кажется, что все трое офицеры и один из них, вероятно, командир морской пехоты. Совершенно ясно, что они высадились на берег не одни, и, догадываясь, что где-то рядом спрятаны их солдаты, я отправился за подкреплением.
Соображения Диллона были столь убедительны, что Борроуклиф волей-неволей вынужден был с ним согласиться и даже отошел в сторону, чтобы скрыть смущение, написанное, он это чувствовал, на его обычно неподвижном кирпично-красном лице.
— Земноводный пес! Значит, это вправду был офицер, но только изменник и враг! Не сомневаюсь теперь, с каким удовольствием он будет веселить своих товарищей, рассказывая им, как он заготовил ушат холодной воды для некоего капитана Борроуклифа, который в то же самое время лил добрую южную мадеру в его мятежную глотку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117