– Привыкнуть к этому? – переспросил Колин. – Да я лучше выколю себе глаза, чтобы не видеть такого безобразия!
– Тебе легко говорить! – укорил юношу Сорбл. – Ты-то ничуть не изменился.
Джон-Том вынужден был признать правоту филина. Пертурбация выказала, если можно так выразиться, чудеса избирательности: она совершенно не затронула Джон-Тома и в то же время коренным образом изменила облик его друзей. В частности, Клотагорб приобрел зубы. Сорбл должен был отныне приноравливаться к жизни без крыльев. Что касается бедняжки Дормас, она, вероятно, чувствовала себя вывернутой наизнанку.
С животными произошла перемена, которой их всех пугали, когда они были малышами. Иными словами, пертурбация воплотила в явь самые страшные кошмары. Все они превратились – даже боязно произнести вслух – в людей. Клотагорб, который отчаянно пытался вспомнить хоть какое-нибудь заклинание, способное вернуть ему прежний вид, преобразился в низкорослого старика с длинными седыми волосами и бородой. Он был одет в парусиновые брюки и походную куртку со множеством карманов и карманчиков. Лишь глаза за шестигранными стеклами очков, которые также изменились – слегка уменьшились, – оставались теми же самыми, хотя и глядели теперь из-под копны волос. Рядом с чародеем неуклюже раскачивалась на пятках пожилая дама добрых шести футов росту. Поклажа Дормас тоже претерпела изменения и обернулась рюкзаком, который висел у бывшей лошачихи за плечами. Короткие черные волосы, загорелое лицо – Дормас выглядела бы весьма привлекательной, когда бы не гримаса панического ужаса, исказившая ее черты. Поблизости вертелся худощавый подросток. Он беспрестанно озирался по сторонам и то и дело всплескивал руками, пока, по-видимому, не осознал, что те не заменят крыльев. Колин попробовал успокоить огорченного до глубины души Сорбла. Одежда коалы сохранилась в неприкосновенности, разве что несколько увеличился размер. Медведь превратился в зрелого мужчину ростом опять же около шести футов и весом, как прикинул на глаз Джон-Том, в пределах двухсот двадцати фунтов, причем на его теле не было ни унции жира – сплошные мышцы. Лицом он походил на киношного злодея; глаза Колина ярко блестели. Пожалуй, коалу в его новом облике можно было бы счесть образцом мужской красоты, если бы не чрезмерно большие, почти с ладонь, уши. А Мадж стал мужчиной лет тридцати с хвостиком, стройным и жилистым. На плече у него висел лук, за поясом торчал нож; то и другое оружие увеличилось до соответствующих размеров. На лице Маджа был написан страх, в голосе сквозило отвращение.
– Жуть, просто-напросто жуть! – Он вытянул перед собой руки, которые дрожали мелкой дрожью. – Вы тока поглядите! Голая кожа, ни намека на мех! – Выдр изогнулся и заглянул себе за спину. – А где мой чудесный хвост? Куда он подевался, и как мне быть без него? – Мадж уставился на Клотагорба. – Сэрра, что ж вы не говорите, что это не затянется надолго?
– К твоему сведению, водяная крыса, я также чувствую себя не в своей тарелке. Постарайся понять, что мы все сейчас в одинаковом положении.
– Ну и дела, – протянул Колин. – Вот уж не думал, не гадал… Мне кажется, я вот-вот заплачу.
– Надо что-то делать, – проговорила Дормас звонким голосом, отчетливо выговаривая слова. – Иначе лично я наверняка сойду с ума. Я хочу стоять не на двух ногах, а на четырех. Посмотрите! Ну на что они годятся? – Она показала товарищам сперва правую руку, затем левую. – Стоит надавить, и они сломаются! И не смейте утверждать, будто я ошибаюсь! Эка невидаль – мех! А мне каково? Я же не могу ходить!
– А я? Мне-то как быть? – вклинился в разговор Сорбл-подросток. – У нетопырей тоже нет меха, но они хоть летают. А я… – Он горько зарыдал.
– Успокойтесь, – произнес Джон-Том. – Скоро все встанет на свои места.
– А если нет, приятель, что тогда? – справился Мадж. Джон-Том признался себе, что испытывает не слишком приятные ощущения, видя перед собой взрослого человека и слыша знакомый голос выдра, которым говорит этот самый человек. На лице мужчины не было ни шерстинки, ни единого усика, и все-таки юноша знал, что смотрит на Маджа. Его уверенность зиждилась на голосе и глазах – голубых глазах, что глядели лукаво и вместе с тем вызывающе; кроме того, мужчина в точности воспроизводил характерные жесты выдра – правда, далеко не так ловко и быстро. – Превратился б сам в не пойми что, живо сообразил бы, что к чему.
– К сожалению, – заявил Клотагорб, – у меня пока ничего не получается, поскольку мне трудно сосредоточиться на заклинании. Нельзя ли причитать немного потише?
– Меня, – выразительно произнес Джон-Том, – не отвлекает никакой шум. – Юноша задумчиво провел ладонью по струнам дуары.
– Осторожней, паренек. – Мадж схватил Джон-Тома за локоть. – Можа, все и так обойдется. Коли ты чегой-нибудь напутаешь и мы навсегда останемся людьми, на твоей совести будет, по крайней мере, одна смерть. Предупреждаю сразу: я точно прикончу себя.
– Не волнуйся, Мадж. Все будет в порядке. Или ты забыл, как я расправился с пожаром?
– Ага, и чуть не подпалил собственную задницу. Учти, коли напортачишь, я из тебя шашлык сделаю. – Выдр убрал руку. – По правде сказать, любопытно будет послушать песенку, которая может исправить такое.
– Действуй, мой мальчик, – подбодрил юношу Клотагорб. – В конце концов, попытка не пытка. Обстоятельства, в которых мы волей случая оказались, угнетают меня ничуть не меньше, нежели остальных. А когда мысли разбегаются, придумать или вспомнить что-либо подходящее практически невозможно.
– Я постараюсь подобрать самый вразумительный текст, – пообещал Джон-Том.
Легко сказать, подумалось ему. А Мадж прав. В такой ситуации никак нельзя допустить даже незначительного промаха.
Может, подойдет что-нибудь из того, что он слышал, когда посещал занятия на факультете народной музыки? Да ну, сколько лет прошло; и потом, когда он в последний раз пробовал сыграть африканскую или индонезийскую мелодию? Помнится, он давным-давно решил для себя, что такая музыка не поможет ему пробиться в «биллбордовскую сотню».
Что касается рок-репертуара, тот был куда обширней и современней, однако, сколько Джон-Том ни рылся в памяти, он никак не мог отыскать песню, которая хотя бы вскользь упоминала о превращении животных в людей. Дело осложнялось тем, что проблема заключалась не в словах: заклинание срабатывало лишь тогда, когда в нем присутствовало некое искреннее чувство.
Впрочем, есть одна песенка, которую он уже пел, избавляя мир от последствий пертурбации. А что, если спеть ее задом наперед? Бред?
Может быть; но разве положение, в котором они оказались, не бредовое?
Джон-Том прокрутил в памяти текст, откашлялся – и запел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72