Но возвратимся к современной новой литературе. Есть в ней одно весьма значительное французское направление, которое стремится ослабить изображение персонажа, считая это ненужным. Провозглашается, что вся художественная литература была до сих пор излишне гуманна, гомоцентрична. Человек должен быть вытеснен из литературы. Поэтому нужно избегать цельных, ясных образов. В этих образах есть что-то нарочито неопределенное, даже загадочное, без каких-либо пояснений. Особое внимание уделяется внешним чертам человека, например, платью, встречаются бесконечные повторения, подчеркивания формы и цвета какой-нибудь детали туалета, чтобы человек, как таковой, остался расплывчатым, анонимом. Такого анонимного человека изображает, в частности, француз Роб-Грие, который предпочитает говорить о предметах и их геометрических формах, но не о людях.
С другой стороны, допускаются изображения какой-либо группы людей так, что личность не оказывается наделенной определенными чертами. В таких случаях роман выливается в серию диалогов, в которые вклиниваются фрагменты, выхваченные из потока мыслей какого-нибудь индивидуума, и некоторые редкие намеки на ход внешних событий. Таков, например, роман русской по происхождению, Натали Саррот «Золотые плоды». У нас тоже получил известное распространение роман, отрицающий личность. Весьма отчетливо обнаруживается, что образ под влиянием подобных течений сузился, что стали отдавать предпочтение групповым персонажам. Ситуация в таком романе важнее чувств отдельной личности и ее реакции.
Коллективное изображение давалось и в идеалистическом романе. Однако в его рамках оно другое: оно имеет целью возвысить честь человека, в то время как релятивистский коллективизм стремится показать никчемность и бессилие человека.
Есть и другая манера дискриминировать личность в литературе. В свое время Франц Кафка, изображая человека, который движется как во сне, в странных, искаженно напоминающих действительность мирах. Этот человек не личность, в собственном смысле этого слова, он раздетый догола представитель рода человеческого, живущий во снах и старых преданиях. Такого рода «очищенный» и разоблаченный человек довольно часто встречается в нынешней литературе. Его деятельность зачастую аллегорична, иногда же абсурдна. В западной литературе существует целый вид абсурдной литературы, а именно – абсурдная драма, которая в последнее десятилетие завладела Европой. Целью изображения персонажей в этом виде литературы является показать наиболее глубоко сущность человека, показать те лишенные различного объяснения черты, которые, безусловно, зачастую содержатся в поступках человека.
Описание персонажей, однако, в значительной степени свойственно и новой литературе. На память мне приходят романы Владимира Набокова, в которых зачастую «я» и «он» перепутываются. Рассказчик начинает с «он», но потом забывает свою цель и переходит к разговору о «я», и опять возвращается, обнаружив свою ошибку. «Он», в свою очередь, говорит о каком-то другом «он» и не всегда придерживается отчетливо этих границ. Так рождается наинтереснейшая связь между отображаемыми личностями, связь, подчеркивающая те трудноподдающиеся объяснению узы, которые связывают людей в жизни.
Изображение людей в европейской литературе можно осуждать с очень многих позиций. Но его можно и защищать, по крайней мере по двум пунктам. Один из них – истина, другой – мораль. А вернее – это одно и то же. Важнейшая, самая необходимая для человечества истина есть мораль, важнейшим критерием морали является истина. Европейский писатель стремится к истине. Он ищет ее то в глубинах собственной духовной деятельности, то в максимально беспристрастном восприятии окружающей его среды. Тот факт, что он не всегда находит безусловно положительные факты, воистину не его вина. В нашем мире много отрицательных сторон, и если даже литература стала бы отрицать и приукрашивать их, от этого они никак не изменились бы. Иногда публика предъявляет требования к литературе быть возвышающей. Совершенно верно. Но прежде чем писатель будет в состоянии создавать правильную, возвышающую литературу, он должен испытать мир возвышающий, вжиться в то, что есть возвышающее, а ведь это нелегко, и нелегко воплотить это в каком-либо образе. Однако легко создавать возвышающую литературу, которая развратит и своего создателя, и своего читателя, постепенно, но верняком.
Истина – критерий величия литературы. На базе истины выросла и мораль литературы. Мы легко говорим о том или другом человеке в жизни, как и об образе в литературе, что он развратен или декадент, или асоциален. Но и у плохих людей должно быть право жить, асоциальным тоже нужно найти место в обществе. Так и в литературе. Писатель, находящий в окружающей его среде лишь плохих и достойных осуждения людей, легко нарекается нигилистом. О нем говорят, что он ни во что не верит, ничто для него не имеет ценности, ему нечего сказать своим читателям. А что, если это неправда? А что, если его мера ценности другая, чем у читателя, быть может, он стремится искать новые ценности, может он испытывает ценности на практике своего романа. Его персонажи действуют непривычно, и этим писатель хочет показать возможности человека в различных ситуациях. Истина заставляет его быть нигилистом. То есть отвергать неверные, ненастоящие ценности, находить взамен их новые. И в истине он находит новую мораль, новую базу для действия. Ни в какой области нет так много абсурдных понятий, как в области морали. Чтобы западный человек мог морально обновиться, литература должна в первую очередь изучить, что годно и что негодно к употреблению в традиционной морали. Именно это составляет важную задачу изображения человека так называемым нигилистическим модернизмом.
В августе Юре исполнилось пятьдесят. Правительство отметило это орденом «Знак Почета» (который в просторечии назывался «Веселые ребята»). Юру ни этот орден, ни скупые официальные поздравления не тронули никак. А вот письма друзей радовали, смешили, печалили…
...
Дорогой мой младший и непокорный брат Юра!
Мне очень приятно, что Вы свое пятидесятилетие празднуете в обстановке всеобщего к Вам расположения и признания. Кто-кто, а я уж знаю, как нелегок был Ваш путь и в творчестве и в жизни вообще. Ну что ж, как говорится, худшее позади. Впереди только розы, сладкая музыка, успех, аплодисменты и путешествия, зажиточная старость, внуки и дом на каменном фундаменте. А говоря серьезно, я очень рад и от всей души поздравляю Вас и всю вашу фамилию. Будьте здоровы. Шура тоже Вас целует. Да здравствует «Спартак», который на предпоследнем месте!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105