И хоть мне в ум не лезет как-либо сомневаться в
достоинствах сыновей моей матушки родины, все же я не понимаю, почему
иногда-таки случаются оглушающе неприятные прецеденты, наводящие на мысль
о том, что ваш брат вбирает в голову, будто ему все дозволено, ну там:
оставлять дома голову, подставлять грудь под шальные пули, распродавать
налево и направо еще не распроданные до конца государственные тайны,
раздавать незнакомым, но примелькавшимся в иных видеодокументах, лицам
чаевые и подаяния, иной раз в размерах своих превышающих годовой доход
некоторых государствишек, или что еще непонятнее, проигрывать такие суммы
в казино. Знайте, что родина не беспросветно завязывает глаза на эти
извращения.
Впрочем, что это я. У всех у вас такие милые приятные лица, вы так
наряжены и опрятно одеты, что и думать противно о...
- Знайте, - заорал он, - что и изменники родины не уродские хари, а
такие же милые приятные лица! А посему вам строго предписывается несколько
НЕ и ДА. НЕ удаляться от экскурсовода до потери его из виду, без особого
на то разрешения. НЕ вступать с иностранцами в сношения, порочащие кого бы
то ни было, помимо этого иностранца. ДАвать информацию экскурсоводу о всех
выходящих из ряда вон происшествиях с собой самим или с кем другим из
вашей же группы. ДАкладывать о любых ваших неверных действиях, которые в
будущем могут быть обращены супротив вас или вашей родины. А теперь вне
зависимости появились ли у кого вопросы, считаю всех
проинструктированными.
- Но никто не уходит! - громко остановил он. - Не толкаясь, все
расписываемся в этом журнале.
Наконец, формальность была окончена и мы направились к автобусу.
- Внучиньки, - вдруг заскрипел рядышком протяжный голос, - ми...
лаймаи...ии
Я оглянулся и увидел, как за нами телепалась, еле волоча ноги под
подолом, ветхая суковатая старуха. Казалось, что она бежит, правда
значительно медленнее, чем шли мы, но и это ей давалось невыразимо трудно.
- Бох видит все... Ни распотничайте, внучиньки...
Голос становился тише и глуше - старуха отставала.
- Я ста...ра стала, а вы ма...лодыньки, неопытны и про бока забывайти
и перемейтевайтесь, а... вернасть хра...анить Моло...
"Ик", - что-то визгнуло и старухин голос затих. Вокруг зашептали:
"Агент". Мы уж подошли к автобусу и там только мне удачно удалось
обернуться, не вызывая подозрений, пока все столпились у дверей - древняя
мать стояла на корточках и замысловато молилась за нас, грешных, воздевая
к небу попеременно то нос, то руки.
Тут пришла моя очередь вбежать в автобус и пробираться по узкому
проходу между рядами, выставив вперед мой старенький чемодан, а в зад меня
пихало нечто чрезвычайно громоздкое и угловатое и я все пытался обернуться
посмотреть, но не доставал туда взглядом, а из-за этого чуть не пронесся
мимо своего места. Ведь если б мимо, то как мы потом разминались бы с
последующими - понятия не имею.
- Ой же пошевеливайтесь! - бурчали сзади. - Ну растяпа!
Я забросил чемодан на полку, застегнул сеткой и, переволочась через
коленки моего будущего соседа по турне, с которым еще не познакомился,
плюхнулся в кресло.
- Простите, - буркнул я ему извинение, устроился поудобнее и только
тут взглянул в его лицо.
- Ничего, все нормально, - кивнула она. Ее личико было белее белого
мрамора. Я смутился, зарделся, еще и еще раз принес извинения, а потом
назвался.
Ее звали Эолой и она ехала по настоянию родителей повидать мир, пока
в колледже длились каникулы.
- В чем-то мы с вами схожи, согласитесь, - засмеялся я, - может быть
и подружимся.
- Господа, мороженое! - прервал нас громкий баритон. - Эскимо в
шоколаде, в вафельных стаканчиках, с ванилином, клубничное. Берем
мороженое!
С огромной картонной коробкой, перехваченной жгутом он пошел по
проходу. Я вспомнил, что такое уже видел когда-то в электричках.
- Вам какое? - громко спрашивал он и все в салоне притихли, все
уставились на него, а он невозмутимо приближался.
- Нам тоже, - попросил я. - Эолочка, угощайтесь.
- Что выбираете, господа?
- Какое вам, Эолочка?
- Любое, - капризно сказала она.
- Два клубничных, - сказал я парню.
Мы приняли по стаканчику, стали неторопливо лизать, а парень чего-то
продолжал стоять.
- А деньги?
Я обернулся на задние кресла - не у них ли он что спрашивает.
- Я к вам обращаюсь. Деньги?
- Деньги? Ах, деньги! Ну разумеется, ну какие могут быть вопросы, - я
перекладывал мороженое из руки в руку, а свободной рукой судорожно шарил в
карманах.
- Возьмите, - сказала Эола. Она достала свой кошелек и расплатилась с
парнем. - Да не ищите, бог мой, я заплатила, ну какой вы смешной, -
сказала она мне, все еще шарившему пыль по карманным швам. Я покраснел
наверное больше, чем вареная креветка и изо-всех сил постарался
стушеваться. Случайно я сунул руку в нагрудный карман и совсем уж
неожиданно нащупал что-то круглое, могущее оказаться и монетой. Я поскорее
извлек ее на свет - и действительно это оказалась монета номиналом в 50
(чего?), на обороте которой рельефно выступало что-то отдаленно
напоминающее штурвал парусника.
- Возьмите, Эол, - смятущийся, протянул я монету и тут же проворно
добавил: - а остальное, если не хватает, я малость попозже отдам, ладно?
- Спрячьте, - посерьезнев, проговорила девушка. - Ох, да спрячьте же,
наконец, бог ты мой.
- Но почему вы не хотите взять! - обиделся я. - Говорю ж, угощаю.
Возьмите, - я сунул монету ей в карман.
- Да что вы ко мне лезете! - взвизгнула. Она испуганно вытащила и
поскорее отдала монету мне. - Вы что, дурачок? Это ж пятьдесят империалов.
- Это... мало? много?
- Вы что, дурачок? - повторила она. - Мороженое стоит ... в десять
тысяч раз меньше.
Ее испуг передался мне.
- Извиняюсь, не знал, - пробормотал я сконфуженно.
- Откуда ж вы... такой?
- С Земли.
- Откуда, откуда? - и тут, будто поняв все, она рассмеялась чистым
звонким голосом. - Ой, у вас мороженое течет.
Я приподнял стаканчик и вдруг со дна его сорвалась большая молочная
капля и - прямо на штаны. Я сразу бросился к опасному месту, высасывая
ставшую неприятной сладость. Теперь тающая жидкость грозила перелиться
через край, впрочем, набухая и на дне Я опять высосал, и опять, и тогда
только обвел глазами окружение. Не заметил ли кто происшедшую со мной
неловкость?
Эола тоже мучилась. Глубокая трещина ее стаканчика протекала вся
разом, и Эола с повлажневшим личиком внимательно следила за неуправляемым
процессом таяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24